Они «зажигали» (вот уж меткий, в данном контексте, неологизм!) во время предсмертных судорог СССР. Тогда их простодушная ирония, доверчивый скепсис, оптимистический пессимизм звучали так бодро, что хотелось жить. Где теперь место «Крематория», среди скопища болванчиков пластмассового форматного рока двухтысячных-десятых годов? Явно не на кладбище. Но и не в формате.

Некий пожилой человек однажды серьезно разгневался.

— Суки, — прошипел он, латунно блеснув коронками, — за это, блядь, надо шкуру драть!

Он был так рассержен, что даже ругался в рифму. Его бурное негодование вызвала концертная афиша, огромными буквами приглашающая на концерт группы «Крематорий».

— Дожили, — сокрушался старик, — Крематорий! Ёп!

В завершении своего выступления, он шарахнул по злополучному стенду тросточкой. Она треснула, а афиша даже не покачнулась, продолжая действовать на нервы консервативным прохожим.

Совершенно очевидно, что ярость старика пробудил ядовитый цинизм, заложенный в названии и в стихах коллектива, незнакомого старику. Песен «Крематория» пенсионер скорее всего не слышал, но интуитивно представлял их содержание. И его представление было верным. Да, раздолбаи из группы «Крематорий» действительно глумились над табуированными темами – тщете жизни и всевластии смерти. Советскими пенсионерами смерть особенно не обсуждалась, а уж ирония в ее отношении вообще представлялась вопиющим кощунством. Хоть старик и не верил в Бога, однако, смерть считал явлением серьезным, требующим от человека максимально бережного отношения и внимания. Между прочим, советские атеисты, может быть, даже были более честными и гуманными людьми, чем некоторые гонимые ими верующие, так как знали – за пределами жизни ничего нет, следовательно, оправдаться с помощью христианского Бога-судьи или реабилитироваться в следующей жизни, по воле богов индийских – не выйдет. Что сделано, то сделано: раз и навсегда.

Эта вспышка гнева произошла на глазах автора году в 87-ом. Тогда старики (не выжившие из ума) оправданно и часто поносили перестроечную пошлятину, апогеем которой зиял сам родоначальник жанра «нАчать и углУбить». Однако нападка пенсионера на «Крем» (под таким дурацким названием некоторое время пришлось выступать «Крематорию», гонимому цензурой) была совершенно напрасной. Армен Григорян и Ко относились к смерти с не меньшим вниманием, чем их оппонент. Просто они пытались спрятаться от нее в своеобразный летальный карнавал, в то время как пенсионер с орденскими колодками, относился к ней по-фараоновски – склоняясь не к веселью языческой тризны, а к величию пирамид, хоть немного приближающих к бессмертию. По сути своей, оба взгляда – безбожны, но впечатляющи.

Вспомните, если вам, конечно, посчастливилось родиться приблизительно до Московской Всемирной Летней Олимпиады, как раньше в СССР провожали людей в последний путь. С духовым оркестром, народным скоплением, сбором денег – всем миром, торжественно и величественно. Кто хочет узнать подробности этого культурного явления, пускай заглянет в книгу Эдуарда Вениаминовича Лимонова «У нас была великая эпоха». Там содержится исчерпывающее описание хоть и военных, но классических советских похорон. Короче говоря, чтили смерть наши родители и родители родителей. А кто не чтил прямо, почитал косвенно, ёрнически, с нервной шуточкой. Все мы в детстве пели на мотив похоронного марша Шопена:

Ту сто четыре самый лучший самолет,
Сто пассажиров на борту своем несет.
Берегите время,
Берегите время.

«Крематорцы» по отношению к смерти заняли позицию циников-эпикурейцев. Да, такое, вот, странное сочетание. Но они, как и их грозящий тросточкой противник, не были равнодушны к смерти. Вот что важно!

Многое они почерпнули из детского «чернушнуго» фольклора. Сравните:

1. Народное творчество:

Маленький мальчик на лифте катался
Вдруг металлический трос оборвался.
Мама рыдает над грудой костей:
— Где же кроссовки за сорок рублей?

2. «Крематорий»:

И мхом порастут плиты гробницы
маленькой девочки со взглядом волчицы
(«Иллюзорный мир» 1986 год)

Художественно текст «Крематория» сильнее, зато «страшилка» динамичнее и «забористее». Но суть этих двух текстов одна – наплевательски-почтительное, амбивалентное отношение к смерти.

Кстати, о ранних незатейливых песенках «Крематория»: удивляет, насколько прочно они втемяшились в память – топором не вырубишь! И дело здесь не только в том, что они прозвучали для молодых ушей в Эпоху Перемен. Мало ли, кто и что тогда пел, орал, визжал. А вот «Крематорий», в числе небольшой группы классиков русского рока, «застыл в граните». Фишка в том, что Григорян пел и стебался над самой великой и страшной загадкой жизни – смертью.

Нынешние некроромантики, типа гОтов, самовыражаются, используя затертые до дыр клише. Они словно не догадываются о творчестве Эдгара Алана По и Элиса Купера, Брэма Стокера и группы «Кисс», Николая Гоголя и Тима Бёртона, Стивена Кинга и Дэвида Линча. Иначе зачем так примитивно копировать то, что лежит на поверхности? Готы – особая разновидность гламуризации, по крайне мере такое впечатление они производят, — просто миксуют в своем стиле самые выпуклые штампы «черной романтики». В этом отношении от них мало чем отличаются байкеры харлей-дэвидсоновской школы, взявшие на вооружение другой, не менее выпуклый и отшлифованный стандарт.

Вряд ли гламурные готы будут слушать «Мусорный ветер» и прочие самопальные хиты. Песни «Крематория» из эпохи «неформата». А сегодня каждый уважающий себя «неформал» должен быть в формате, вылизанном продюсерами и имиджмейкерами. Да они просто и не поймут о чем «грузит» дядя, одетый, как лох.

А об отношении к смерти нового поколения, которое можно условно назвать «генерация мегапозитиффчег», вообще говорить нечего. Для них смерти просто не существует. (Так же, как и жизни.) Есть некий бытовой стандарт, включающий скрижаль прописанную в баблоидах: «Карьера-Кредит». А смерть… Это… Что-то такое… абстрактное. Там за облаками… Смерть – это статья страховки, короче говоря.

«Нам по двадцать семь лет, — пел в свое время Армен Григорян, — и все что было, не смыть ни водкой, ни мылом».

Сдается, что тем, кому сегодня по 27, смывать особо и нечего. Если они, конечно, не служили в спецназе или не испачкались грязью политики. А может оно и к лучшему? Жизнь стала комфортной и приятной: удовольствий – масса, позитива – море, перспектив – туча, сенсаций – пропасть, тем для общения — «шессот». Похоже, продвинутый молодой человек, избавившись от ненужных атавизмов прошлого, перестав рефлектировать, вошел в эпоху бессмертия. Живи и радуйся! Между тем, Армен Григорян в своей замогильной шляпе загадочно улыбается, поигрывая кочергой рядом с топкой печи. Она-то продолжает работать. И топлива для нее не убавляется.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>