Непревосходимое: под прицелом Анни Эрно (продолжение) | БЛОГ ПЕРЕМЕН. Peremeny.Ru

Эссе в маске девушки из 58-го

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ.

Париж 1958

[7]

В одном из писем Эрно уточняет: «Я начинаю понимать, что литература – это искусство жертвоприношения!»13. Неудивительно? Или автор эссе просто не жил в И.? Он, автор эссе, пожил в N., но не о нем речь: у всех, дубль два, свои пенаты на шее, вопрос лишь в том, тянет ли на дно Сены-vs-Оки булыжник «родных каштанов» или «родных осин»… В случае Эрно мы видим отчетливое движение вверх. Да, ее персональное жертвоприношение состоялось. Да, по Бурдьё, чьи труды «Наследники» и «Воспроизводство» стали для Эрно откровением в самом начале 1970-х, она – деклассированная наверх, классовая перебежчица.

Да, героиня заливалась кровью, и это не фигура речи: когда читаешь «Событие», кулаки, видите ли, сжимаются – хотя, казалось бы, иммунитет. А в какой-то момент Эрно ломает прокрустово ложе стереотипов, предрассудков и социальных условностей, всех этих «нельзя-можно», «женское-мужское», «стыдное-бесстыдное»: так Она-В-Настоящем вскрывает Себя-В-Прошлом. Так умудренная опытами Анни Эрно сливается с красоткой Анни Дюшен, «девушкой из 58-го». Так Анни Эрно с любопытством патологоанатома рассматривает Анни Дюшен в продольном разрезе. Так прошлое и настоящее «я» обеих Анни срастаются – или не: «Я тоже хотела забыть эту девушку. Забыть по-настоящему, то есть больше не хотеть о ней писать. Больше не думать о том, что я должна написать о ней, о ее похоти, безумстве, глупости, гордости, голоде и иссякшей крови. Но мне это не удалось. <…> Чем пристальнее я вглядываюсь в девушку на снимке, тем больше мне кажется, что это она смотрит на меня. Неужели эта девушка – я? А я – это она?»14.

[6]

Да, тексты Эрно предельно автосоциобиографичны и самоэтнологичны (она называет себя самоэтнологом), а главное, что не может не вдохновлять, не заражены морализаторством и ложным «дамским» стыдом, которым часто страдают живые пишущие – почившие, впрочем, ох как страдали тоже… Самоцензурка. Что вы, ну какая Колетт… Или (тем паче) Елинек: нет-нет, у нас такого не делают! А у нас в квартире газ. Вольна ли ныне и присно педагог-учредитель-сопредседатель-лауреат-мать-твоих-своих-ее-детей-и-так-далее – написать хоть раз, как Эрно? Написать, может быть, так: «Выходит, вся моя жизнь – где-то между менструальным календарем и презервативом из автомата за один франк. Это хороший метод измерения жизни. Куда вернее других…». Нет-нет, о том лишь своему психиатру, коего, конечно, не существует, – а значит, сцепить зубы, молчать, зажмуриться, не посметь назвать вещи своими именами: ни то, ни другое; не нравится – вой в подушку… Уф, дамы и господа, если найти время на чтение томиков, напоминающих иной раз – иной два школьные сочинения, в финале мы, вероятно, даже запеленгуем шепоты первых училок – тех самых наставниц наших будущих правильных авторесс-хорошисток, не знавших ни изысканного парфюма, ни Верлена с Кокто, ни самого Дебюсси. Их училок, стеснявшихся раздеться в постели, – и потому – какой-нибудь будущей прозаине кивавших: «Садись, Сидорова, четыре».

[5]

«В июньское воскресенье, сразу после полудня, мой отец хотел убить мою мать…» – в повести «Стыд» Анни Эрно хватает за шиворот мгновенно, с первых слов, которые на деле и не слова вовсе – мой отец хотел убить мою мать, – а гильотинки. Как и в «Обыкновенной страсти», где Эрно без прикрас – бесстыдно, то есть: не стыдясь очевидного, – безоценочно повествует о собственной лимеренции. Термин этот в 70-х ввела клинический психолог Дороти Теннов, уточнив, впрочем, что любовная одержимость не есть психическое заболевание, хотя, конечно, добавим уж от себя, патологична, – и все из-за дофаминовых цепей, которые… эт сетера энд эт сетера: проще напиться из первоисточника. Но: «Полгода назад он уехал из Франции и вернулся в свою страну. Скорее всего, я уже больше никогда его не увижу… мне было безразлично – жить или умереть» – и это не банальная лав-стори, не то, что называют женской прозой, в просторечии «ЖП», в пошлейшем ее изводе. Нет, это профессиональная самоэтнология, дневник наблюдений за собственной психикой и собственным телом – дневник без дат, на который клюнул (клюнул – русский патуа?) и автор эссе в одном из книжных. Кажется, это был «Фаланстер» – он ближе всего к Чайковскому, если идти переулками, а мы любим Москву переулками: и-снова-да-здравствуйте-мой-Пётр-Ильич.

Целебный маршрут под solo-рефрен из письма Мериме «Надо привыкнуть жить, как дерево» – и ты, поначалу кивая, в итоге отмахиваешься: у тебя же, свезло так свезло, пенаты на шее и нет корней! Нет корней – и не надо: значит, привыкать «жить как дерево» нечему… Но «как странно и приятно это ретроспективное утешение, – уточняет вдруг мадам Эрно со страниц «Памяти девушки», – когда воображение помогает унять боль воспоминаний, а пережитое нами неповторимое одиночество разбивается о сходство, пусть и приблизительное, с тем, что в то же время переживали другие…».

Главное не путать их прескверное одиночество с нашим роскошным уединением, не так ли? О, ни вы, ни я не примем отраву первого за благословение второго! Ни вы, ни я, ни один посторонний не выйдет отсюда живым… Вы же не знали, Анни Эрно, что цель практики, как учил Серконг Ринпоче15, а он был мудрец ого-го, – избавиться от сансары? Но если цель – нечто иное, значит «мы попросту чистим наш унитаз, но он все равно будет грязным», Анни Эрно! Это слова Ринпоче, буддисты говорят порой дельные вещи, не так ли, Анни Эрно?.. Вы хотите избавиться от сансары, Анни Эрно?.. Что для вас сансара, Анни Эрно?.. Вы агностик, Анни Эрно?.. Любите ли вы Брамса, Анни Эрно?.. Или вам нравится Дебюсси, Анни Эрно?.. Но т-с-с: я не стану брать интервью, Анни Эрно. Достаточно того, что эссе, не спросив разрешения, день за днем пишется, хоть есть дела поважней, Анни Эрно! Или лишь кажется, что поважней, Анни Эрно?.. Что такое вообще «важность», Анни Эрно?.. Вы слышали про «чсв», Анни Эрно?.. Приходилось ли вам примерять это чувство в Стокгольме, Анни Эрно?.. Вы не знаете, что такое «чсв», Анни Эрно?.. Вы не читали Кастанеду, Анни Эрно?.. «Чувство Собственной Важности», Анни Эрно!.. Или все-таки интервью, Анни Эрно?.. Окей, окей, закавычим сию минуту: «Многие книги моей юности вызывали у меня ощущение, что, читая их, я преступаю общепринятые моральные и общественные законы и открываю иной способ мышления и восприятия мира. Например, “Тошнота” Жан-Поля Сартра – эта книга попала ко мне по чистой случайности, когда мне было шестнадцать, от дяди-электрика – да-да, в рабочей среде тоже читают, мои двоюродные братья и сестры тому яркое подтверждение, – и совершенно меня потрясла. Я вдруг увидела реальность совсем по-другому, обнаружила, что можно писать на языке, которого раньше я в книгах не встречала, – писать на уровне быта (позже это будут называть “обыденностью”) и совсем не похоже ни на сентиментальные романы, которые я читала, ни на канонические произведения, которые мы изучали в школе»16 – браво, Анни Эрно, как хороши подобные совпадения! Вместо сартровской «Тошноты», правда, автору эссе попалась в шестнадцать набоковская «Лолита» – тогда-то и началось самое интересное, тогда-то и приоткрылся иной способ мышления и восприятия мира… «Тепло ли тебе, девица?» – Вы читали «Морозко», Анни Эрно? – «А вы читали “Золотые плоды”»17, Наталья Рубанова?.. – «Сначала было слово, и слово было у Набокова», Анни Эрно! – самоцитата, удаленную скобку закрыть.

[4]

Welcome: трансляция из Шведской академии, где вот-вот будет зачитана новая Нобелевская лекция. В честь 82-летний (на тот момент) лауреатки молодой пианист исполняет прелюдию «Вереск». Лицо Эрно крупным планом: в глазах нетерпение – или кажется? В глазах – волны, волны и ветер «Вереска»… разумеется, Дебюсси, ведь Франция в 2022-м впереди планеты всей! Всей литпланеты: государства в государстве с тайными орденами и масонскими ложами, со своими закулисными игрищами-любезностями – а улыбаются всегда только губы, никогда не глаза, дамы и господа! – для уважаемой публики-с. Мадам Эрно, вяло маскирующая собственную инопланетность, лишь слегка, для протокола, профессионально смущена, – и искренне польщена одновременно.

Да, резонное «слишком поздно» уже просвечивает сквозь ее смутную улыбку – конечно, все эти премии надо бы получать хотя б в радиусе пятидесяти. Ес, чтобы успеть пожить. Ес, просто успеть пожить, ес-ес, не думая, где-как-украсть-воздух, дабы написать то, без чего мирок сей уж точно не обойдется. Или как?.. Успеет ли почтенная дама, живущая в городе Сержи, сполна насладиться наградой? Сколько еще зим отведет ей Тот Самый, Правящий Балом? Не ведаешь, Ринпоче?.. Здравия же и многая лета, Анни Эрно! И книг. Книг… Вы – из тех редких авто-социо-био-уж-простите-графинь, кого читать вовсе не скучно. Впрочем, время книжных запоев вылетело в трубу с ветреной юностью, прелюдии Дебюсси звучат нынче фальшиво, ну а ваши «Пустые шкафы» вышли аккурат в год рождения некой особы – в тот самый год, когда она не знала еще ни буквы и лишь вякала из коляски односложное «ма»…

Ни полвека назад, ни теперь вы не подозревали, конечно, и не подозреваете о существовании человеческого экземпляра в маске-антропониме «Наталья Рубанова», а упомянутый человеческий экземпляр, обложившись в 2025-м книжками с файлами, строчит зачем-то о вас: не странно ль? Это называется «литпортрет», но так как критик «Рубанова», по ее же определению, понарошный, то лучше ей о том и вовсе не знать – с точки зрения литпортретного стилька. Она пишет о вас просто так, ни для чего, ни-за-чем, не имея намерений с вами знакомиться и отправлять вам электрописьма, мадам Эрно. Все встречи с «живыми классинями», чьи нетленки повлияли в юные годы на ее письмо, разбились о канканчик реальности – того, точней, что под нею кое-кем подразумевается. На ее-то нескромный, никакая это не реальность, а так, недоразумение! С тех пор она не настроена общаться с немертвыми класс…, тчк. Чужие изысканно приготовленные тексты логичней поглощать издали, отдельно от их искусных поварих с поварами: простой рецепт от множества печалек, о, тысячи литмишленовских звезд… да, она специально написала «печалек», не трогайте, да не трогайте же руками словечко! Оно, как всегда, прибито в нужное время в нужном месте – ее ли антропониму не знать, как прибивают слова и людей друг к другу? Даже смешно… – «За-ко-ла-чи-вай!»18! ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
_______________________________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

13. Подруге Мари-Клод, июнь 1962 г.
14. А. Эрно. «Память девушки». No Kidding Press, 2016.
15. Серконг Ринпоче – один из семи наставников Далай-ламы XIV.
16. Из интервью А. Эрно с Маргерит Корнье: тема ее диссертации в Руанском университете «Сама себе объект: автобиография у Анни Эрно» (полная версия в книге «Возвращение в Ивто». No Kidding Press, 2013).
17. Натали Саррот. «Золотые плоды» (1963).
18. М. Цветаева. Пожалей (1920).

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: