Здесь как-то вспомнилась мне моя старая идея и, поскольку постучалась в мозг еще раз, показалась неплохой. Разумной показалась даже.

Родилась эта мысль из размышления (подобное порождает подобное или нет?) о том, куда уходят хиппи, кем становятся. Ведь хиппи, как подростковье и юность, по определению не вечны. Мимолетны и эфемерны, как полет лепестков сакуры. Сегодня здесь, а завтра нет.

Мы же не берем тот случай, когда хипповать человек — поредевший хаер, потертый и грязный прикид, нет денег, но есть вписки-друзья (а есть ли?) — будет всю жизнь. Это как-то даже немного неэстетично. Как молодящийся князь в «Дядюшкином сне» Достоевского (весь из шарниров, корсетов, париков и накладных волос, он просто-таки прообраз киборга или продукта пластической хирургии) или влюбленный Ашенбах в «Смерти в Венеции». А рок-музыка и все «молодежные неформальные течения» это и есть квинтэссенция молодости. Да и хиппи — это не в последнюю очередь красиво. Красота свободы внутри и ее одежд, эта джинса, замша, бисер, прямые, как у юных Марианны Фейтфулл, Грейс Слик и Памелы Курсон, челки, прическа, кстати, импортированная из Японии (химэ, «принцесса»).

Впрочем, берем и этот случай. Есть и такие. Единицы, так все прекрасное единично. Не изменившие себе. Не изменившиеся. Красиво состарившиеся. Такая аристократия своего рода, великие избранные и посвященные.

Потомственные — в том смысле, что за свою жизнь они умудрились прожить несколько жизней, оставаясь при этом в одной колее, идя одной дорогой.

Такими можно до сих пор увидеть петербуржского поэта Дмитрия Григорьева и московского режиссера Артура Аристакисяна (хипповал ли Григорьев в молодости, сие мне неведомо, а Аристакисян да, точно, еще и увековечил это время и дело — в фильме «Место на Земле», достоевском таком изводе хотя и).

Чаще же, увы, все забывается. Уходит в далекую даль, что только улыбку вызывает. Той или иной, как градация японских поклонов, кривизны.

Вспоминая как придурь или лучшее время своей жизни. Ностальгия радости или стыда.

Так куда уходят хиппи? А может, и никуда не уходят. Остаются внутри. А не только старым нарядом, с которого пыль сдувается раз в год, в Царицынском парке на «день защиты детей и хиппи», когда всесоюзный слет происходит. Тех бывших, которых не бывает.

И если есть внутренний ребенок, почему бы не быть и внутреннему хиппи? — как мы пришли к выводу в разговоре с писательницей Наталией Черных, большого и инсайдного знатока всех этих олдовых и хайратых дел.

И вот я подумал, что нужно ввести термин постхиппи. Он для тех, кто давно постригся (облысел), но у кого где-то в дальней каморке еще гуляет свежий ветерок тех лет. Главное, в голове у него/у нее (все люди — братья, все братья — сестры, как известно) есть еще что-то такое. Человек (солдат и андрогин любви), скажем, может в ладном костюме и рубашке работать в офисе, и хорошо работать. Находить в этом смысл и удовольствие. Но при этом в нем присутствует и некий другой смысл. Какая-то внутренняя свобода. Скажем, если условия там станут совсем уж людоедские, он просто улыбнется и переступит порог, а не через себя и совесть (хотя для изначальных волосатых это словцо нерелевантно, как и вся буржуазная мораль, они-то выше всего этого). И даже не свобода, ибо она всегда следствие и часть общего. Гармонии. Этот человек, постхиппи, просто с внутренней улыбкой живет. Ему, грубо говоря, все в кайф. Все ладно и правильно. Не жмет и не велико. Он знает, во всяком случае, старается и может жить так.

Как те — не будем вспоминать повзрослевшего Холдена Колфилда из «Над пропастью во ржи», с ним неясно же и «есть вопросы» — герои Дугласа Коупленда («Поколение Икс»), Майкла Каннингема или даже Ирвина Уэлша. Они вроде и взрослые, и работают, но — слишком много в них чего-то тинейджерского (еще и с наложившимися взрослыми проблемами, вот как!), неустроенного, какого-то блестящего излома. Неустроенного и устроенного несколько иначе. Столько в них всего, неприличествующего миру «настоящих взрослых», что до конца, всклень они в него никогда не впишутся. Их «я» полностью не влезет в это прокрустово ложе, как слишком толстенький кот в узкий ход. А просачиваться и выворачиваться они не будут. Им нужно — шире.

Или вот сравнение лучше. Ведь в чем-то эта моя идейка о постхиппи близка к концепции Эрнста Юнгера «Уход в Лес». Я о ней много говорю, почти постоянно писал в последнее время. Но ведь она такая правильная и просто дивная, мне кажется. Его идея о том, как именно нужно противостоять обществу, системе (системой называли себя и хиппи, интересный случай чуть трикстерной апроприации-экспроприации лексемы, по принципу «грабь награбленное» отчасти). Без пафоса, без громких жестов, уж точно без насилия (чем не тема хиппи? Дарить полицейским цветы). Да и вообще без протеста. Развернуться и уйти. Отряхнуть (тема уже ветхозаветная) прах с ног своих и оставить все это: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей». Уйти, покинуть, чтобы найти себя и наполниться. Замедлиться, заземлиться, посмотреть со стороны. Побыть одному — или с горсткой таких же сомневающихся и ищущих неустроенных. Что-то понять. Чтобы исполниться. А потом, почувствовав в себе знание и силу, вернуться и принять бой. С неизвестным исходом, к этому они тоже готовы, эти ушедшие в лес.

«Два качества предполагаются у партизана. Он не позволяет диктовать себе закон ни одной обладающей преобладающей мощью силе — ни с помощью пропаганды, ни путем насилия. И он думает защищать себя, не только используя средства и идеи времени, но одновременно держит открытым доступ к силам, которые превосходят силы времени и никогда не смогут полностью раствориться в движении. Тогда можно решиться на уход. Теперь возникает вопрос о цели таких усилий. Как уже вкратце показывалось выше, эта цель не может ограничиваться завоеванием чисто внутренних царств. Это относится к представлениям, которые распространяются после поражения. <…> Это скорее так, что простой человек, мужчина на улице, которого мы встречаем ежедневно и всюду, осознал ситуацию лучше, чем все правительства и все теоретики. Это основывается на том, что в нем все еще живут следы знаний, которые достигают больших глубин, чем банальности времени. Поэтому случается так, что на конференциях и конгрессах принимаются решения, которые гораздо глупее и опаснее, чем было бы решение первого встречного, которого спросили бы, вытащив его из трамвая», как писал мудрец Юнгер. Он прожил больше ста лет, так что точно в мудрости был сведущ и гармонии причастен.

Так и эти мои теоретические постхиппи. В них просто есть какой-то внутренний заряд, тихая сила и красота, что позволяет им быть внутри социума, в самой что ни на есть системе, быть в ней (о, они же не дураки совсем) даже успешными и реализовавшимися. Но при этом реализовать в себе — и вокруг — что-то другое. «Снаружи всех измерений», как пел уже Летов. А если не петь и огрубляя говорить, то ради очередного повышения они не перегрызут горло коллеге (а получат его так, за заслуги), ради ипотеки Христа в ломбард не снесут. Они будут читать сложные книги для себя, а не потому, что так посоветовал корпоративный коуч и об этом выйдет хороший пост в соцсети, который прочтет их босс и опять же выдаст повышение и бонус. Или не будут читать. Им же и так хорошо, мудро и в кайф.

Они не бывшие хипы, они — настоящие. Не в прошлом или «в моменте», а просто в настоящем. Они не бывшие неформалы, а всего лишь у них есть форма. Как даосы говорили — можно разбить сосуд, но его форма остается. Как-то так.

Однако, эта теория, если подумать и масштабировать, справедлива для всех неформалов. Да и для всех хороших людей, впрочем. Все братья сестры, все сестры — хиппи, как говорится.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>