Многие из мастеров Тай Цзи были одновременно и целителями, помогать людям они считали своей обязанностью. Я никакой не мастер, но помогать, чем могу, никогда не отказывался. Так вот и случилось, что во временном промежутке между «Ниткой» и «Родами» у меня появился пациент – парень 27 лет, Андрей, сын Галины Сергеевны.
Полгода назад у него отказала поджелудочная железа; за это время он побывал в трёх разных клиниках и перенёс три или четыре операции. Медицина выставила диагноз и сказала, что шансов на выздоровление менее 10%. Может, набивала себе цену, может, правда. (далее…)
«В наше больное время подвижники нужны, как солнце. Их личности – это живые документы, указывающие обществу, что есть люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели». – …И эти мысли – о назначении художника, о роли писателя в жизни русского общества – не давали ему покоя: он постоянно размышляет об этом в письмах, дневниках, своих сочинениях: «Если опять говорить по совести, то я ещё не начинал своей литературной деятельности» (Суворину, 27 октября 1888 г.). (далее…)
Книга «РИФ» – моё второе знакомство с прозой Валерия Былинского, автора нашумевшего пару лет назад романа «Адаптация».
Одна из тем «Адаптации» – поиск выхода из тяжелейшего духовного кризиса, когда кажется, что внутри у тебя настолько пусто, что разговор о воли неуместен. Поскольку в таком состоянии её как бы нет вообще. Она не сильная и не слабая, она – нулевая. Ведь говоря о человеке сильной воли, мы подразумеваем смелость и великодушие, слабой – соответственно, трусость и малодушие. А ужас состояния главного героя «Адаптации» состоит в том, что и сил бороться ни за себя, ни за кого-то еще – нет, но при этом уже ни чего и ни кого не боишься. Будто тебя уже похоронили, или ты сам уже повесился, а жизнь почему-то не кончается. (далее…)
Всё лето, я, как и многие друзья, провёл в Интернете, в попытках понять, что происходит на родине. Реинкарнация демонов войны, продолжение распада СССР, массовое отравление трупными ядами застарелой ненависти – как на всё это смотрят люди «на месте», на земле, которая превращалась в кровоточащую рану? Я глубоко соболезновал всем, кто попал в горнило гражданской войны, но не мог найти ответа, что думают нормальные люди в Киеве и Львове, которые не легли под каток пропаганды киевских властей? Мне удалось найти в сети Анатолия Ткачука, через него я уже познакомился с детским писателем из Киева Романом Скибой – и был вознаграждён: вот, наконец, человек, который не поддаётся зомбированию! Я испытал смесь чувств, читая Скибу, где ужас от происходящего компенсируется щедрым украинским юмором – чего и вам желаю! Юрий Нечипоренко(далее…)
Никто ещё, распадаясь духовно,
не сложился в художника. Г.Иванов
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились –
Значит, ангелы жили в ней. С.Есенин
Где-то под конец жизни он напишет письмо абсолютно не любимому В. Яновскому с подобострастной, но, конечно же, лживой похвальбой его «Американского опыта» и намёком устроить французский перевод – исключительно с одной лишь целью: выпросить у того хороший отрез сукна… «Ему ничего не стоило врать, шантажировать, предавать», – злобно скажет потом в ответ Яновский. (далее…)
Знакомого Л. я заметил с поворота, когда мой жёлто-салатный теннисный мяч с хрустом отскочил от гравия центральной аллеи Марсового поля, где та делает резкий, на девяносто градусов поворот к Лебяжьей канавке, и влип намертво в челюсти моей вёрткой коричневой суки: чпок.
Л. лежал, распластавшись большой чёрной ящерицей, на кряжистой ветке старой сирени слева от аллеи. На Л. был странный чёрный комбинезон с множеством карманов. Ноги Л. были скрещены: одна рука прикрывала лобок, как у Рафаэлевской Венеры; другая была манерно закинута за голову. Он делал вид, что не замечает меня. Хотя вся вычурная непринуждённость и изысканность его позы убеждали в обратном. (далее…)
Все сложности когда-нибудь разрешаются. Так было и с этой моей загадочной неспособностью свободно передвигаться, то есть просто ходить.
В «Прикосновении» шла речь о левой лодыжке. Теперь взбунтовалась правая, и не лодыжка, а вся стопа. Две кошмарные ночи и третья полегче. Правая стопа не дышит. Прокачаешь, стоя в У Цзи, вроде заработала, начинаешь засыпать и чувствуешь, как она опять становится деревянной и холодной. Через полчаса-час просыпаешься от страха: стопа неживая – холодная, набухшая, ничего не чувствует. (далее…)
Выяснилось, что если текущие информационные поводы проговаривать на латыни, некоторые из них даже обретают смысл, и разум страдает в гораздо меньшей степени. Также помогают осознать происходящее короткие умозаключения возрастом в пару тысяч лет, которые интересно встраиваются в текущую жизнь. К примеру, фразу Corruptio optimi pessima хочется перевести энергично, с пылом злободневности, однако, её перевод звучит даже интересней, чем можно представить: «самое худшее падение есть падение самого лучшего». (далее…)
Традиционно под Новый год портал «Перемен» публикует прогноз Бронислава Виногродского. Следующий год будет годом деревянной козы. Посему внимаем прогнозу Виногродского:(далее…)
«Не в первый раз кричит петух;
Кричит он живо, бодро, смело»
(Ф.И. Тютчев)
Начинается роман по схеме «Что делать?» Чернышевского: читателю брошена приманка – убийство, срабатывает рефлекс заглатывания, читатель пойман на крючок и уже не может отделаться от любопытства: кто же, кого и за что убил? Приманочное убийство вскоре блекнет, становится делом десятым и совсем не имеет значения – такое закручивается дальше. Чего стоит один батут!
Онирический аттракцион – батут, в котором явь сливается со сном, удивительней американских горок, беЗсмысленных и беЗпощадных1. Батут, а говоря русским языком, прыгалка вовлекает героя в поднебесный мир, под облака, откуда «вся Москва, как кремовый торт, лежала подо мной (героем, – М.С.), золотые маковки куполов горели, как огоньки именинных свечей на торте». Торт – чисто английское сравнение: это островитяне все видят через призму своего вединг-кейка, дальше свадебного пирога их мещански-буржуазная фантазия не взлетает. Автор же не англичанин, а луганчанин, и для него эта метафора и ряд других – выход на всемирный уровень образности. Кроме того, в этом эпизоде он проявляет вкусы сибарита-эстета, ценящего бальные платья, халаты в позолоте. (далее…)
В нью-йоркском издательстве «КРиК» (KRiK Publishing House) опубликована международная поэтическая антология НАШКРЫМ, в которую вошли современные тексты о Крыме на русском языке.
Под одной обложкой собраны 120 авторов из России, Украины, Латвии, Германии, Италии, Франции, Ирландии, Израиля, США и Австралии. В их числе такие известные поэты как Виктор Кривулин, Михаил Айзенберг, Юрий Кублановский, Александр Кушнер, Кирилл Ковальджи, Алексей Парщиков, Евгений Бунимович, Александр Кабанов, Генрих Сапгир и многие другие.
Инициаторами и составителями проекта являются литераторы Геннадий Кацов и Игорь Сид. (далее…)
Не две ли малые птицы за копейку
можно было купить в воскресенье
на Таганке, в левом углу…
Никифор с Дуней по грибы пошли, Никифор красноголовиков нашел, а она по полянкам бегала, устала, у Дуни в лукошке – голубые цветы, нежные голубки.
Черный дрозд рассмеялся, или это певчий дрозд так смеется? Никифор пытается найти среди ветвей птицу и разглядеть, но дрозд уже перелетел на другую сторону поляны и рассмеялся там в два раза тише. Дроссель.
Пеночка трещотка. Луговой конек. Зарянки с разных сторон рассыпают свои серебряные бубенчики, и вдруг как огромное невиданное дерево в этом раю звуков быстро и уверенно прорастает веселый вальс. (Народная, веселая музыка, бабушка вальса.) Звуки вальса нарастают, нависают могучими ветвями, и на поляну выкатывает необыкновенная кавалькада. (далее…)
Журнал «Электронные Пампасы» уже 15 лет выходит в Сети.
На вопросы журналиста Российской газеты А. Васянина, — в рамках спецпроекта «РГ» «ProРодитель», — отвечает главный редактор «Пампасов» Юрий Нечипоренко.
***
Почему вы начали дело в Интернете, было ли желание издавать журнал на бумаге?
— Наш журнал как раз и выходил вначале на бумаге, в издательском доме «Весёлые картинки» с 1998 по 2001 год. С 2000 года он выходит в Сети. Вначале, параллельно бумажному изданию, размещались те же материалы. Потом появились новые. Издавать бумажный журнал желания особого не было, для его выживания нужны большие ресурсы. Делать хороший журнал и одновременно искать ресурсы для него – слишком тяжёлая задача для редакции, в которой работает три человека. (далее…)
Совершенно элементарная вещь: мировоззрение средневекового человека было четко структурировано. В основе – тернарная оппозиция: Бог – человек – сатана (к слову, эта оппозиция является структурообразующей в стихотворении Лермонтова «Нет, я не Байрон», реализуясь в несколько измененном виде: Бог – я – никто).
По этой вертикальной линии выстраивались все прочие противопоставления, которые регламентировали человеческую жизнь и его поведенческую модель: добро-зло, часть-целое, мир-брань, правое-левое, центр-периферия, красивое-уродливое, правда-ложь, добродетель-грех и другие.
Эта система была предельно понятна для человека, она опиралась на основной библейский принцип – свободы воли. Человек в центре вертикали, и он волен выбирать: либо по лестнице добродетелей подниматься вверх, либо совершать падение вниз. Все остальное от лукавого – соблазн, морок. (далее…)
Когда-то, еще до разложений, до разломов, в постижении вечных смыслов сознаний, в попытке найти ту единственно верную интонацию себя, странную веру в свое избранничество, когда будущее еще кажется непреднамеренным, когда радостная серьезность жизни еще не пронизана мыслью, а представляется существованием, когда вечерний свет солнца из-под листвы, трехколесный велосипед, дача, утопающая в сирени, вечерний шелестящий полив растений…
Он посмотрел на портреты классиков на стене (он распечатывал их фотографии и прикреплял иголками к обоям), не спеша допил кофе и… все же решил уехать. Да, стать другим, пусть и на один день. А Кларисса и все остальное — грядущее и навязанное, — в конце концов, подождет.
Через час он уже мчался на загородном шоссе. И ему нравилось снова чувствовать себя слегка старомодным в этой своей старомодной машине, и он вдруг действительно обрадовался, что уехал из Москвы. Шоссе с повышением скорости настраивало на сентиментальность.
Солнце было еще высоко, когда он уже подъезжал к деревне, взбирался «на второй» мимо карьера, безжалостно разрытого двумя ржавыми экскаваторами, обычно гремящими на все окрестности. Но сейчас было тихо, и даже экскаваторы, чем-то похожие на огромных замерших жуков, не так уж и оскверняли своим присутствием приглушенный осенний пейзаж, слегка однообразный в своем коричневом и сером, почти без листьев. Разве что кое-где было пронзительно тронуто желтым. И в этой безымянности словно бы еще оставалась какая-то странная надежда… (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>