Елена Алексиева. Нобелевский лауреат / Пер. с болгар. Н. Нанкиновой. М.: Центр книг Рудомино, 2017. 528 стр.

Если современная болгарская литература пока еще отсутствует в читательском меню, то книга молодого прозаика, поэта и драматурга (у нас в журнале «Иностранная литература» выходила ее пьеса «Мадам Мисима») Е. Алексиевой — замечательный повод заполнить пробел.

Увлечься и задуматься над книгой, которая — совсем не то, чем кажется.

Ведь начинается она как-то совсем обычно — творческим и возрастным кризисом нобелиата Эдуардо Гертельсмана, который не хочет писать, не знает, зачем согласился приехать выступать в Софию да и просто мечтает сбежать от своего литературного агента… Рефлексии, кажется, слишком знакомые по усредненной западной и не только литературе. (далее…)

Андрей Бычков: «Вот мы и встретились» — ЭКСМО, 2017.

Прозу такого плана — план еще тот — принято называть маргинальной. Этакое кино не для всех, маркировка «18+», перед прочтением сжечь. Впервые прочла текст Бычкова, когда довелось жюрить по приглашению Виктора Топорова «Нацбест»: было это в далеком 2010-м, и жюрился его роман «Нано и порно», и писан был отзыв.

«Нацбеста» автор не получил, однако-с «главное — участие», ну а потом… потом буквы, оченьмногобукв, опять и снова.

Тьма тьмущая альфабеток, продраться чрез которые «тварям дрожащим» подчас немыслимо: жить-дрожать да умирать-дрожать — совсем другая история! (далее…)

«Одуванчики» Яcунари Кавабата

“Dandelions” Yasunari Kawabatа, translated from the Japanese by Michael Emmerich, New Directions.

«Одуванчики» — книга нобелевского лауреата Ясунари Кавабата (1899—1972) в этом году вышла в английском переводе Майкла Эммериха в издательстве New Directions.

Этот последний и неоконченный роман в форме философского диалога автора с самим собой вызвал необычное оживление на книжном рынке Европы спустя почти полстолетия после смерти автора и посмертной публикации романа на родине. В чём причина поздней публикации прекрасной прозы нобелеата на язык широкого литературного общения в Европе?

В том ли, что к этому дикому и навязчивому, но целебному растению относятся по-разному в разных частях света? На Западе, фанатично культивирующем культ молодости, страх перед старостью (которая не наступит никогда), одуванчик всего лишь сорняк. В лучшем случае лекарство, и он ассоциируется с немощью и болезнями.

На французский язык “Одуванчики” были переведены в 2012, но одно название — «Pissenlits» могло вызвать сардоническую ухмылку у практичных и иронических французов. (далее…)

Странные вещи творятся в Москве.
На днях я пригласил на свидание девушку. Будучи культурным человеком, я решил сводить ее в музей имени Рериха. Вероятно потому, что девушка обладает мистически неземным образом, а музей Рериха — место очень мистическое и совершенно неземное. Всякий раз, когда я ходил в этот музей, экспозиция поражала. И оставляла в полном осознавании того факта, что музей Рериха — это место для Москвы важнейшее. Своего рода духовный центр, из которого на весь город распространяются невидимые нити, из которых сплетается над городом своего рода защитный кокон, позволяющий городу оставаться достаточно светлым даже в том небывало тяжком контексте, в котором он пребывает в наши дни. (далее…)

Выход долгожданного романа Дмитрия Быкова «Июнь» (М., АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017) — настоящий детский утренник для начинающего структуралиста. Столь велик соблазн разобрать его на камушки и колесики, а затем собрать, как кубик Рубика.

1.

Как неоднократно анонсировал сам Дмитрий Львович и отмечают рецензенты, «Июнь» составляют три части, с тремя самостоятельными сюжетами и героями. Объединяет их в роман, и это тоже не раз фиксировалось, второстепенный персонаж, шофер Лёня; тут любопытная находка — пролетария снабдить ангельским функционалом, назначив курьером между мирами. Есть и менее заметная игра с актерами второго плана, которые перебегают пограничья и даже забегают вперед — так в первой части Миша Гвирцман встречает в трамвае политизированного подростка, который во второй части станет Шуром и сыном вернувшейся из эмиграции поэтессы. (далее…)

Александр Уайтлоу Робертсон Трокки — из тех, кто напрямую отвечал за тектонические сдвиги контркультуры в прошлом веке.

Проповедник «расширения восприятия», издатель, писатель, либертин и один из самых свободных людей, на русском он славы, кажется, не снискал — у нас выходила лишь одна его книга «Молодой Адам». Хотя возвышается в ряду прочих левиафанов — Берроуза и Кроули, Миллера и Жене.

Родился в 1925 году в Глазго (фамилия — от отца, чей итальянский род перебрался в Шотландию еще в 1870-х годах). Во вполне состоятельной и благопристойной семье (двоюродный дед Алекса — кардинал и кандидат в Папы). Рано умерла мать, и, по его словам, «ее смерть стала для него направлением в жизни» — отметим тут, как и в более поздних высказываниях про совершение «духовного харакири», тему смерти. (далее…)

При звуках пения Дженнифер Лопес мучительно вспоминается что-то советское. Что-то наподобие группы «Блестящие» или певца Андрея Губина. Как будто Джей Ло им всем родственница – мать, жена или сестра. Словно и не было на свете никаких бесчисленных мужей и друзей. И вовсе не признана она всем белым светом «Главной Попой Планеты». А будто бы Дженнифер – незаконно рожденная дочка Леонида Брежнева. И росла она не в самом бедном и самом бандитском квартале Нью-Йорка Бронксе, а в подмосковном поселке городского типа Дубки. И поэтому-то как раз музыка у нее именно такая: медленно-заплетающаяся, как речь Леонида Ильича, черная и густая, словно брови застойного вождя, добрая и теплая, как его характер, и такая немощная – как вождь в старости. (далее…)

Игорь Панин. ЧУЖИЕ. Статьи, колонки, рецензии, заметки. Москва – Издательство «Скименъ», 2017. – 410 стр., тираж 1000 экз.

В зонах отчуждения

Скажу сразу: в новой книге Игоря Панина нет отсылок ни к Серджо Леоне, ни к его знаменитым фильмам. Да и об инопланетных существах, в своё время явленных нам благодаря таланту Ридли Скотта, там упоминается вскользь, в качестве метафорического подтверждения основной темы и главной боли автора: России и положения русских в ней.

Как поэт, Панин известен большинству людей, интересующихся современной русской поэзией, его стихи вызывают резонанс и у читателей, и у коллег по писательскому цеху, но, несмотря на масштаб дарования, значимыми премиями его книги до сих пор не отмечены. Парадокс? Только на первый и очень беглый взгляд. (далее…)

Ценность мудрых слов неизмеримо ценнее того материального тела, в котором они обретают дом. Автор возвышается до Демиурга, создающего душу, а забота об одежде становится достоянием других лиц – художников, верстальщиков, работников типографии.

Но при создании рукописной книги всё не так.

Создание рукописной книги – процесс таинственный. Священнодействие. Ему предшествует длительный этап подготовки: придумывание образа книги, а следом – разработка технологии для успешного воплощения образа. Если задана тема – создать рукописную книгу, то реализовать тему можно множеством способов, из которых будет выбран лишь один. И это будет идея книги – ядро замысла, которое даст единственный и неповторимый облик. (далее…)

Бывает, что детство иногда тянется за человеком всю жизнь.
Джеральд Даррелл

«Моя семья и другие животные» — и другие книги Джеральда Даррелла тянутся к нам со времён детства, и порой не отдаёшь отчёта, где и когда и это было? Вчера, «до войны», после войны?

Это было всегда!

Мальчишка Джерри, державший в постельке черепах и лягушек. Небывалые пауки по потолкам и стенам, заменяющие ему игрушек нелюбознательных и скучных детей. Его мир — зоопарк острова Корфу, зоопарк острова Джерси.

Старший брат, Лоуренс Даррелл, поэт и путешественник, один из самых знаменитых англичан-экспатов. (далее…)

Первое, что приходит в голову, когда читаешь новый роман Платона Беседина «Дети декабря» — это обман. Нет, война на Донбассе, мир в Крыму и воспоминания детства и юности у него описаны вполне достоверно, наверное, многие могли бы подтвердить слово в слово, что именно так и было.

Обстрелы, разруха, очереди на пропускных пунктах. Так в чем же обман?

А ведь он — это главное, что движет главным героем на протяжении всех четырех разделов, озаглавленных, словно старые песни о главном.

«Стучаться в двери травы» напоминает об Уитмене, «Воскрешение мумий» — Эдгара По, «Дети декабря» — название альбома «Аквариума», а все вместе — какую-то большую Книгу жизни, в которой не свалены в кучу воспоминания, рефлексии, зарисовки, а произведена тщательная классификация и даже ревизия прошлого и настоящего. Будущее в каждой из глав — под вопросом, оно как бы ускользает от рассказчика, переходя в следующий рассказ с узнаваемым героем. (далее…)

Летопись культурной жизни русского зарубежья была бы абсолютно невозможна без Леонида Ржевского¹. Несмотря на тридцать один год, прошедший со дня смерти яркого прозаика второй волны эмиграции и одного из авторитетнейших профессоров русской литературы в США в XX веке, коллеги вспоминают этого неординарного человека с огромной теплотой и уважением.

Поэт Наум Коржавин, метафорически называемый совестью русской диаспоры, признавался, что ему очень не хватает Леонида Денисовича, в личности которого его «привлекала точность и умеренность в суждениях». По мнению Коржавина, «Ржевский был хорошим, талантливым и культурным писателем, проза которого была очень выразительна, точна и лишена всяких крайностей»².

А исследователь русской словесности Вероника Туркина-Штейн, старейшина Русской Школы Норвичского университета (Вермонт, США), отмечая масштабность дарований Леонида Ржевского, ставит ему в заслугу то, что он был не только настоящим носителем русской культуры, но и кропотливым исследователем и талантливым преподавателем русской литературы. (далее…)

Беседа с композитором Ольгой Раевой, живущей ныне в Берлине выпускницей ЦМШ и Московской консерватории (где её учителями были Э. Денисов, В. Тарнопольский, Н. Корндорф, Ю. Холопов), лауреатом многих международных премий и стипендий, автором оперы на либретто В. Сорокина, о метафизике детства, новой музыке, языке, об Арто, А. Лосеве, Пазолини и некрореализме.

Александр Чанцев: Ольга, кем вы хотели стать в детстве?

Ольга Раева: Хм…, первое, что пришло в голову (или, точнее, на язык — выговорилось как-то само) — отцом… Но это нуждается в объяснении/истолковании. Надо подумать… В общем, я хотела стать собой, но в преображенном, усовершенствованном виде. Ежели говорить о роде занятий, то мне хотелось вначале стать художником (самое раннее) — рисовать, придумывать пластические воплощения — танец, стало быть (точно как моя дочь теперь: недавно она сказала, что хочет станцевать алфавит, и показала придуманные ею движения, жесты и фигуры для каждой буквы), но также археологом-историком-исследователем океана-минералогом (но здесь, конечно, меня интересовали более метафизика, мифология, и т.д., никак не «естественнонаучные» знания), а еще …жрецом-священником… (служителем культа, получается что). Позже: режиссером кино («автором снов»). И еще меня всегда увлекал мир ароматов и благовоний (амбра, ладан, мирра, fleurs d’orange и т.д.). Ну и, конечно, писать гимны, молитвы… и просто «записки на манжетах»… (далее…)

Куницын И. Портсигар. – М.: Воймега, 2016.

В издательстве «Воймега» вышла книга Игоря Куницына — «Портсигар». Появилась она в конце 2016 года — и до сих пор не было написано ни одной толковой рецензии. Этому, конечно, есть свои объяснения.

Во-первых, Куницын — по большому счёту новый автор. Его первая книга «Некалендарная зима» выходила в 2008 году в Минске и “массовому” читателю (насколько это определение применимо к современному литературному процессу) неизвестна.

Если полвека назад можно было напечатать подборку в толстом журнале, а на следующее утро проснуться знаменитым, то сегодня такого просто не может случиться. Куницын попадал на страницы «Интерпоэзии» и «Плавучего моста», «Новой юности» и «Крещатика» — кажется, много, но надо помнить, что даже профессионально подготовленных людей, которые бы читали все толстые журналы (хотя бы поэтические подборки), у нас очень и очень мало. (далее…)

Из серии «Развенчание мифов»

Постоянный автор журнала «Нью-Йоркер» Адам Гопник в номере от 3 Июля 2017 г. поместил статью с обзором современной критики и нового взгляда на творчество Эрнеста Хемингуэя как явления американской и мировой литературы. Статья приводится в изложении и переводе Ирины Вишневской.

Возможно ли тем, кто не жил в те времена, осознать в полной мере, что значил для Америки двадцатого столетия культ Хемингуэя?

Еще 1965 году редактор журнала “Atlantic” мог описывать сцены из его жизни так, будто вырванные из дневника самого Хэма:

«Утреннее похмелье в придорожном кафе. Бурные ночи en boites парижского Левого берега. Одинокий путь домой под дождём. Мысли о смерти, и смерть рядом под солнцем Испании. Тропы и трофеи зелёных холмов Танганьики. Утиная охота венецианских болот. Вино и любовь, рыбак и море Ки-Уэста и Гаваны».

Вот это и есть подлинная слава, а не получасовое интервью с Терри Гросс на телевидении — предел мечты современных авторов.

Почувствуйте дух времени и прибавьте к литературной славе Реймонда Карвера популярность обожаемого Брюса Спрингстина. Папа Хемингуэй не был обожаемым артистом. Он воплощал собой публичный образ Америки, величественную фигуру писателя даже для тех, кто ничего не читал вообще. (далее…)