Давным-давно, много-много лет назад, когда я жила в одной маленькой жаркой арабской стране и работала в одном очень странном полуживом-полупустом филиале-призраке питерского университета, и учила десяток полурусских разной степени идиотизма студентов культурологии, в числе прочего я рассказывала им о китайской живописи.
О том, что китайский художник сам становится тем, что он рисует, ощущает единение с натурой, и только настроившись на неё — приступает к рисованию. Где-то я это вычитала, и мне это очень понравилось, хотя весь рассказ мой шёл от ума, и в действительности я совершенно себе не представляла, как это происходит на практике.
Для меня это было что-то вроде баек экскурсовода для оживления беседы и создания неожиданных запоминающихся и зримых образов. И помню, студенты все пытали меня — если художник рисует бабочку, как же ему ею стать? И только теперь, чёрт знает сколько уже лет спустя, я вдруг отчетливо поняла, что значат все эти слова, когда-то бывшие для меня пустой формой… (далее…)
Стало общим местом говорить об усиливающемся интересе к советскому периоду отечественной литературы. В этом есть, конечно же, важный аспект восстановления справедливости.
Период поголовного выкорчевывания всего советского, будем надеяться, пройден. Эмоций и истерики ушли в прошлое и теперь возможно адекватное восприятие. Наглядней всего интерес к этой литературе представлен через серию ЖЗЛ: Прилепин написал о Леонове, Шаргунов о Катаеве, Авченко о Фадееве (в соавторстве с филологом Алексеем Коровашко пишет биографию Олега Куваева).
Важно, что восстановителями этой справедливости являются представители литературного поколения, ухватившего две реальности: юность в советской стране, период становления — жизнь на разломе, — и активная деятельность пришлась на «нулевые» — тучные годы новой России. (далее…)
Интервью Романа Богословского с Вадимом Самойловым
Фото: Вадим Шеин
Идея сделать это интервью родилась у меня после нескольких лет наблюдения за тем, какие вопросы Вадиму Самойлову задают на телевидении и в других СМИ. Признаться, очень надоело из раза в раз слышать однотипные фразы о разборках и судах с братом, о соотношении песен «Агаты Кристи» и сольных номеров Вадима на концертах, о том, зачем он ездил в Сирию и на Донбасс. Мне, как человеку, который знаком с Вадимом Самойловым достаточно близко, захотелось поговорить с ним на более фундаментальные темы, которые с музыкой связаны лишь опосредованно.
Захотелось взглянуть на него немного с другой стороны. Или много? Судить читателям. (далее…)
Олег Зоберн. Автобиография Иисуса Христа. — М.: Эксмо, 2017
…Христианство, по определению — нелегкая религия.
Веру надобно вырастить в себе, причем не обязательно с участием ее официальных институций. Другими словами, чтобы полюбить того же Христа, нужно взрастить его в душе, понять и объяснить его жертву. Писатель Олег Зоберн и понял, и взрастил — как раз в себе, по-своему, — написав автобиографию Спасителя от первого, понятно, лица.
До этого не додумалась ни русская классика, жаловавшаяся на жизнь устами бедной лошади у Льва Толстого и вилявшая собачьим хвостом у Саши Черного, ни даже постмодернизм, который, помнится, вещал у Пелевина голосами насекомых. А замечательный поэт Татьяна Щербина из концептуалистского круга Сорокина-Монастырского нынче соглашается, что идея романа «Автобиография Иисуса Христа» великолепна.
Действительно, вжиться в образ героя такого исторического и духовного уровня — задача не из простых, автор перелопатил тысячи документов, и вот что оказалось. «Зови меня своим именем» — фильм с таким названием уже есть, а теперь им стоит назвать, например, премию литературного лицедейства. (далее…)
Занятия традиционной китайской живописью — это, скажу я вам: — дело увлекательное безумно, но несколько специфическое. Коренным образом меняющее хоть отчасти, да все же хоть чуточку европейские наши мозги…
Самым первым моим потрясением было то, что пришлось начать все сначала — я-то полагала, что, проучившись 7 лет в художественной школе, могу смело и легко быть среди лучших и всезнающих. Оказалось же, что я даже кисточку держать не умею…
Начать с того, что собственно китайские традиционные краски не похожи ни на что. Они совсем прозрачные, как воздух, могут быть густыми как гуашь или акрил, а могут быть тоньше самой легкой акварели. Вместе они образуют тысячи оттенков и переливаются бесконечно, и можно один цвет перекрывать, — после того как он высох, — еще 5-10 раз. При этом исходный цвет усложняется, обретает глубину и сложность звучания… (Тогда как если бы проделать то же самое с акварелью — пятно превратилось бы просто в грязную половую тряпку. А если использовать для тех же целей масло, — то каждый последующий цвет будет попросту поглощать предыдущий). (далее…)
Долетел-таки и до Поднебесных просторов. Обретающие Внутрений Покой многочисленные её жители наконец-то сообразили, что пора бы уж и Новому году начаться. Да, странное это было ощущение последних недель — общее ожидание Нового года, этого самого главного праздника, хотя сам-то ты его уже отметил вовсю пару недель назад. Эдакий день сурка, что ли, уникальная возможность встретить праздник дважды (а на самом деле и трижды, с нашим-то старым Новым годом). Причём не только встретить его самому, но и прочувствовать всеобщее его ожидание и отмечание.
Длиннолистные плакучие ивы прикоснулись, срослись со своим отражением в тёмно-зеленоватых тихих каналах и прудах. В любом водоёме здесь водятся огромные красные рыбы. Они прячутся обычно под камешками или в тени берегов, но стоит кинуть что-нибудь в воду, и из глубины зеленоватой трясины выныривают одна за другой их большеглазые морды, причём сначала высовываются рыбы поменьше, а под конец выпрыгивают уж и вовсе гигантские… красные рыбы в зелёной воде — и появление их как танец — медленно — одна за другой они плавно, как будто скользя по колесу, выныривают в зону видимости и исчезают опять…
Ярко-оранжевые мандарины, белоснежный чеснок и узловатый имбирь, наваленные горами на стареньких деревянных телегах, стоящих здесь повсюду, где только ступает нога человека, а ступает она везде… Узкие бесконечные спокойные каналы с зеленоватой водой. (далее…)
Как не любитель фантастики вообще, пусть и «философской», на первых же строчках я внутренне сжался, настраиваясь — наверно, бессознательно — на то, чтоб разнести книгу в хлам.
Поначалу складывалось впечатление, что писалась она будто специально для озадачивания читателя нарочито неожиданными концовками, которые всё вдруг переворачивают с ног на голову, сражая его наповал парадоксальными, ошарашивающими вопросами-дилеммами (как, например, в рассказе «Убить друга»), причём и сам финал в рассказах этих далеко не всегда внятен… Кто-то из критиков писал об использовании автором метода «доведения до абсурда». Я полностью с ним согласен, и веяла надо мною навязчиво тень приснопамятных чёрноюморных анекдотов. (далее…)
Москва, Издательство Натальи Поповой «КСТАТИ», 464 стр. 2017.
В книге опубликованы рисунки А.Ремизова и его рукописный альбом «Из Достоевского». На обложке шаржированный портрет Алексея Ремизова работы Натальи Гончаровой (из коллекции Ренэ Герра).
Фрагмент книги
Когда погружаешься в изучение жизни и творчества Алексея Ремизова, на память приходят слова Марины Цветаевой:
«Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию — может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри — тот потеряет ее лишь вместе с жизнью».
В доказательство она приводит имя Алексея Михайловича Ремизова. По ее мнению, и «за границами державы Российской» он остается «не только самым живым из русских писателей, но живой сокровищницей русской души и речи». (далее…)
В. Перегудов, «Сад золотой». М.: «Художественная литература», 2009 г.—408 с.
Зачастую ощущение слитности автора с его произведением маячит в восприятии читателя где-то совсем на заднем плане или отсутствует вообще. Здесь же сразу и ясно чувствуешь: написан этот сборник рассказов, миниатюр и афоризмов человеком пассионарным, очень любящим жизнь и вместе с тем глубоко совестливым, имеющим в жизни этой очень свой, притом цельный и довольно жёсткий свод правил — нравственных и художественных… написан языком вкусным и сочным, чуть сказовым, а важные текстообразующие фразы, строящиеся на первозданной, какой-то непосредственной и оттого непривычной сочетаемости, большей частью чётки и коротки — по-перегудовски ёмки и образны.
Я взглянул окрест меня —
душа моя страданиями
человеческими уязвлена стала.
Александр Радищев
1. Предупреждение и предисловие
Тех, кто дорожит своим душевным комфортом, тех, кто верит в свою загробную жизнь «на том свете», прошу не читать этот текст. «Блажен, кто верует», и я вовсе не хочу разрушать веру, которая помогает людям выносить все тяготы, лишения и страдания их скоропреходящей жизни.
При этом прошу помнить, что я, автор этого текста, стою на стороне добра, воплощённого в личностях Иисуса Христа и Божьей Матери. Без ориентации на Его заповеди блаженства человек не может обрести человечности. В этом я уверен. Его заповеди — это наши кормчие звёзды, это опоры, на которых, хоть и пошатываясь, стояла и всё ещё как-то стоит вся христианская нравственность, присущая нередко даже самым ярым атеистам. (далее…)
Владимир Казаков. Жизнь прозы / Предисл. Е. Мнацакановой. Мюнхен: Wilhelm Fink Verlag, 1982. 226 с.
Немного алхимическое Владимира Казакова
«Прижизненное немецкое издание прозы В. Казакова (1938—1988), написанной в первой половине 1970-х годов», сообщает аннотация на сайте издательства «Гилея». Книги, конечно, не найти — как мало кто нашел самого Казакова. Как не нашла себе «места на земле» у нас его проза. В глухие 70-е и писать такое! Только ряд, как заборов и осин, восклицательных знаков — лучшая и отщепенческая самая проза, которой на Страшном суде оправдается наша литература, писалась тогда — не благодаря, но вопреки. «Москва-Петушки» (1969—70), «Школа для дураков» (1973), «Это я — Эдичка» (1976) и Владимир Казаков. (далее…)
Елена Алексиева. Нобелевский лауреат / Пер. с болгар. Н. Нанкиновой. М.: Центр книг Рудомино, 2017. 528 стр.
Если современная болгарская литература пока еще отсутствует в читательском меню, то книга молодого прозаика, поэта и драматурга (у нас в журнале «Иностранная литература» выходила ее пьеса «Мадам Мисима») Е. Алексиевой — замечательный повод заполнить пробел.
Увлечься и задуматься над книгой, которая — совсем не то, чем кажется.
Ведь начинается она как-то совсем обычно — творческим и возрастным кризисом нобелиата Эдуардо Гертельсмана, который не хочет писать, не знает, зачем согласился приехать выступать в Софию да и просто мечтает сбежать от своего литературного агента… Рефлексии, кажется, слишком знакомые по усредненной западной и не только литературе. (далее…)
Андрей Бычков: «Вот мы и встретились» — ЭКСМО, 2017.
Прозу такого плана — план еще тот — принято называть маргинальной. Этакое кино не для всех, маркировка «18+», перед прочтением сжечь. Впервые прочла текст Бычкова, когда довелось жюрить по приглашению Виктора Топорова «Нацбест»: было это в далеком 2010-м, и жюрился его роман «Нано и порно», и писан был .
«Нацбеста» автор не получил, однако-с «главное — участие», ну а потом… потом буквы, оченьмногобукв, опять и снова.
Тьма тьмущая альфабеток, продраться чрез которые «тварям дрожащим» подчас немыслимо: жить-дрожать да умирать-дрожать — совсем другая история! (далее…)
Бхагаван Шри Рамакришна — великий индийский святой Индии и махатма, то есть, согласно индийской традиции, человек, который, познав Абсолют как Реальность, чувствует и замечает Божественную Сущность во всех одушевлённых и неодушевлённых объектах вселенной. Его сердце и душа всегда остаются с Богом. Он живёт в Божественном сознании, и Божественные свойства непрерывно текут через его душу. Он не заботится ни о славе, ни о власти, ни о мирском благополучии. Истинный махатма не имеет привязанностей к своему телу или к чувственным удовольствиям; он живой Бог и он абсолютно свободен, и изнутри его бытия всегда сияет лучезарный свет Божественной мудрости, его сердце переполнено Божественной любовью. Его тело и ум становятся орудием Божественной воли.
Гададхар Чаттопадхьяй (будущий Рамакришна Парамахамса) родился 18 февраля 1836 г. в Индии, в одной из деревушек Бенгалии, в семье бедных браминов, живших очень тяжёлой жизнью. В детстве отличался от своих сверстников способностью впадать в экстатические состояния, а также чувствительностью к природе, музыке и поэзии. Он был поглощён внутренними переживаниями и не хотел учиться. Вёл свободную жизнь, самостоятельно зарабатывая на пропитание. Любил проводить время со странниками. Позже его брат стал служить в храме богини Кали в Дакшинесваре. Когда брат умер, юноша заменил его. В это время ему исполнилось 20 лет. Постепенно в нем стало расти желание увидеть Божество. Это желание настолько захватило молодого брамина, что он не мог уже ни молиться, ни исполнять обряды богослужения. Ушёл из храма и поселился в маленькой роще неподалеку. Он совсем забыл о себе, не замечал ничего вокруг, и если бы не родственник, ухаживавший за ним, то умер бы от истощения. Он думал только о Матери — Богине Кали и постоянно призывал её, но безрезультатно. Отчаяние овладело им. Он решил, что недостаточно жертвует, недостаточно проявляет свою любовь, что он должен избавиться от всех предрассудков и привязанностей. Тогда он уничтожил все своё небольшое имущество. (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>