Каждый ищет вдохновение в том, что трогает душу и побуждает испытать искренние эмоции.

Как показывает практика, чем печальнее и сложнее материал, тем проще впитать в себя его настрой.

Композитор Игорь Яковенко создал 11 этюдов в стиле классической и академической музыки, изучая работы английских лириков ХV-XX вв. Каждая из них по своему раскрывает общую мысль о хрупкости человеческого сознания, понимаемого в своем прямом значении — состоянии максимальной напряженности во всех направлениях. Что и характеризует душевные неравновесия, свойственные персонажам как прошлого, так и нашей современности.

Этюды будут исполнены Татьяной Качановой (сопрано) и Максимом Щедриным (скрипка). Партию фортепиано исполнит автор. (далее…)

Каждый язык открывает свою картину мира, соответствует определенному строю мысли — и богатство мира видно в разнообразии языков, широте и глубине разных взглядов на мир.

Сейчас принято считать, что наука не занята поисками истины, наука занята установлением взаимосвязей в природе[1]. Знания о таких взаимосвязях могут быть использованы для технологий — и тем самым приносить пользу.

Этот утилитарный взгляд на науку становится основанием требования унификации научных исследований, приведения их к одному знаменателю, публикации на английском языке как языке современной науки и прочих требований, идущих в общем пакете «глобализации».

Конечно, если цель жизни — комфорт, и для этого нужны все достижения индустрии, то лучше выпускать инструкции к бытовой технике, всем этим чудо-приборам на одном языке, на этом же языке все и планировать, и производить. Если наука обслуживает нужды обывателя, то к требованиям самого «мощного» обывателя из западных стран она и должна подстроиться. (далее…)

Игорь Панин. 101 разговор с Игорем Паниным. — М: ИПО «У Никитских ворот», 2016. — 460 стр. — 1000 экз.

Игорь Панин больше известен как поэт. Хотя в последние годы он чаще публиковал в прессе свои статьи или интервью, чем стихи.

Этих интервью оказалось достаточно, чтобы издать почти 500-страничную книгу. Хотя туда вошли далеко не все интервью, взятые Паниным, как он сам говорит в предисловии. Этому тоже есть объяснение – в кризис издать книгу не так легко, а книгу публицистическую, которая заведомо не станет бестселлером, еще труднее. Приходится чем-то жертвовать. Но мы вкратце разберем то, что в книжку попало.

Не совсем понятно, зачем Панину понадобилось беседовать с Людмилой Дербиной, известной тем, что задушила выдающегося русского поэта Николая Рубцова? Зачем вообще нужно было предоставлять ей слово, тем более что в интервью она утверждает, будто бы Рубцов умер от сердечного приступа, а не от ее рук? Было следствие, был суд, был тюремный срок, а теперь можно говорить все, что угодно. Только вот в книжках неглупых людей лучше бы такого не видеть. Дело автора, но этот неоднозначный текст явно претендует на звание «ложки дегтя».

В целом, конечно, сборник интересный. Можно узнать много нового о людях, о которых, наверное, все давно известно. Поразило крохотное интервью с Валентином Распутиным, состоявшееся незадолго до его смерти, судя по дате. Такое ощущение, что Распутин не просто не хотел говорить, но уже даже не мог. В какой-то мере знаковый текст, но в то же время можно было бы обойтись и без него. Хотя, если относиться к этому интервью как к литературному факту, оно вполне имеет право находиться в книге. (далее…)

Сказка дарит человеку сокровенное слово.

…По золотой цепи сказки приходит к нам пушкинский кот ученый, а за ним тянется вереница образов – глотает солнце крокодил Чуковского, качается бычок, который «запустила» Барто, горит Кошкин дом, «подожжённый» Маршаком, взлетает шар с коротышками, запущенный Носовым…

Детский писатель самыми простыми словами, как ваятель, формирует основы личности маленького слушателя-читателя – и потом отходит в сторону, становится незаметным, как Бог.

Да разве дети думают о том, кто сочинил сказку, написал стих?

Сказка растёт как дерево, стих звучит как морской прибой – есть ли авторы у дерева и моря? Потому фигура детского писателя – сокровенная, скрытая, мало кто помнит, вырастая, имена малышовых писателей. Могут остаться в памяти только те, кто поразил воображение подростков, – Волков, Лагин, Кассиль… Или Гофман, Марк Твен, Жюль Верн, Джек Лондон. Подростковая литература переходит во взрослую, тут уже Конан Дойль и Ярослав Гашек, бравый солдат Швейк и доктор Ватсон, которые будут сопровождать нас всю жизнь. (далее…)

Август-91: из воспоминаний обывателя

19 августа 1991 года день был ясный, солнечный и безветренный. И очень спокойный, так бывает в лучшие моменты августа. Ничто не предвещало громких событий. Как обычно по утрам, мы с собакой пошли за газетами.

У киоска на Красноармейской (сейчас его уже нет, как и много другого, да…) стояли люди. В полусонном еще состоянии я заняла очередь. Двигалась очередь медленно. Вдруг, как бы сквозь сон, я услышала: «Коммунисты опять власть захватили». Смысл этих слов до меня не дошел. Но привычных — демократических — газет в киоске не было. Купила то, что было — «Рабочую трибуну», «Правду» — они до сих пор у меня хранятся. (Точнее — пылятся.) (далее…)

О книге: Сергей Кудрявцев «Заумник в Царьграде. Итоги и дни путешествия И.М. Зданевича в Константинополь в 1920 – 1921 годах» (М.: Grundrisse, 2016).

Биография Ильи Зданевича (Ильязда) по сей день остается чем-то еще более таинственным, чем его творчество.

Во всяком случае, она так обширна и богата событиями, что исследователям оказывается весьма непросто к ней подступиться. Путь, вроде бы ведущий от русских футуристов и лучистов к французским дадаистам и сюрреалистам, пролегает здесь окольными тропами, едва ли укладываясь в привычный стереотип писателя-эмигранта. (далее…)

…Никто не ведал тогда, кто гений, а кто нет. Или кого им в конце концов назначат.

Тридцать с лишним лет прошло с тех пор, когда мы со товарищи шумною толпой усиленно искали, – светлыми невскими ночами, – где бы подешевле охристосоваться-разговеться за чужой счёт. Да ещё подкормиться заодно.

Одно из таких достопримечательных мест в Питере – квартира легендарного Коли Васина, дай бог здоровья и долгих лет жизни. Ведь ему, кто английский «выучил только за то, что им разговаривал Леннон», уже за семьдесят.

Мы были в полном смысле юнцами с нашими 20 – 25-тью. Пели дикие песни «Странных игр», невероятно популярных. Слушали исключительно западную музыку. Прикасаясь к нетленному, вечному. Трудно доставаемому из-под недоступного прилавка.
(далее…)

В продаже появилась «Граница Зацепина», пощечина привычным путеводителям…

Книга написана критиком, литературоведом, прозаиком, эссеистом, японистом (в алфавитном порядке) Александром Чанцевым. Коллекция травелогов, собранных в столбик, отличительна еще тем, что цифр в ней не меньше букв. Почему «Граница Зацепина» не знает границ и как литературоведение и стран(н)оведение сочетаются в книге, рассказал сам автор.

Дмитрий Обгольц: Часть глав этой книги пришла из ЖЖ, а потом и Фэйсбука (те, что не рецензии). Я думал, маршрут ЖЖ – бумажная книга вышел из издательской моды. Это не так?

Александр Чанцев: Согласен, это было популярно раньше, в начале 2000-х, когда ЖЖ и прочие блоги регулярно конвертировались в издательскую бумагу. Практика, кажется, массово не прижилась (как и термин «блук»), но до сих пор дает всходы даже в высоких стратосферных слоях – от Б. Акунина и Т. Толстой (не к ночи будут помянуты) до В. Новикова и С. Чупринина. Кстати, те же травелоги, довольно модные у нас сейчас, на том же Западе оформились как жанр уже к 80-м. А мода – не зря женского рода: чем меньше мы будем думать о ней, тем больше – она о нас. В конце концов, сама литература давно вышла из моды. (далее…)

Долгое эхо авангардных течений начала двадцатого века бродит по Европе…

В Цюрихе празднуют столетие с момента возникновения дадаизма, в Париже отмечают двойную круглую дату, связанную с фигурой Андре Бретона – сто двадцать лет со дня рождения и пятьдесят лет со дня смерти, а в Москве завершилась уникальная выставка «Ильязд. Двадцатый век Ильи Зданевича», включившая работы из частных и музейных собраний России и Франции.

Организаторами выставки проделана огромная работа по представлению творчества Ильи Зданевича в столь полном объеме. Первая российская ретроспективная выставка предоставила возможность познакомиться с различными гранями деятельности знаменитого Ильязда, во многом остающегося фигурой загадочной. (далее…)

Прогноз Бронислава Виногродского

Традиционно под китайский Новый год «Перемены» публикуют прогноз Бронислава Виногродского. Следующий год будет годом Огненной Обезьяны. Посему внимаем прогнозу Виногродского: (далее…)

Если вы планируете поездку в Японию, ни в коем случае не стоит уделять много времени Токио.

«Перемены» публикуют отрывок из новой книги нашего постоянного автора Александра Чанцева «Граница Зацепина: книга стран и путешествий» (СПб.: Алетейя, 2016).

Как столичные Анкара, Тель-Авив и Вашингтон проигрывают другим городам страны, так и в Токио лучше прилететь и скоро покинуть. Единственное, что Токио обеспечит полностью, это чувство lost in translation – не буквальное (столичные жители если и не особо владеют английским, но любезны, любят в нем попрактиковаться и всегда рады подсказать странным иностранцам дорогу), но сильное чувство потерянности в действительно бескрайнем городе. (далее…)

Интервью Александра Чанцева с поэтом и переводчиком Андреем Сен-Сеньковым

Фото: Наталья Осипова

Эссеист и японист Александр Чанцев поговорил с поэтом и переводчиком Андреем Сен-Сеньковым о джапанойзе, числе Тау, Музее снежинок на Хоккайдо, золотом протезе носа датского астронома Тихо Браге, стихах о картинах Ротко, а также об уже вышедших, выходящих и только задуманных книгах Андрея.

Александр Чанцев: В Таджикистане ты жил в городе с волшебным названием Кансай. В Кансае – западном регионе Хонсю – я жил в Японии. Как было в твоем Кансае, какие воспоминания снятся до сих пор?

Андрей Сен-Сеньков: Красный песок снится. Мы в нем играли. Другого не было просто. Кансай – это же такой шахтерский городок. Там много чего стратегического добывали. Вот отработанный материал повсюду разноцветный лежал. Еще помню, как красиво на горах цветы иногда принимали неестественную окраску из-за всяких металлов, окисей…

Была там недалеко горка, и вот если встать правильно, то становилось видно, как один склон покрыт кроваво-красными тюльпанами, а другой белоснежными. Чуть ли не по линии ровной делились цвета.

Помню еще, что километрах в 100 от Кансая, где-то в районе Исфары, Тарковский хотел «Сталкера» снимать. Отказался после того, как при землетрясении погибли люди, местные, кто его водил в первый приезд. Решил, что плохой знак. Ну, со «Сталкером» и дальше истории случались… (далее…)

Первую субботу сентября Москва празднует День города

Вы римскою державной колесницей…
Вы римскою державной колесницей
Несетесь вскачь. Над Вами день клубится,
А под ногами зимняя заря.
И страшно под зрачками римской знати
Найти хлыстовский дух, московскую тоску
Царицы корабля.
Но помните Вы душный Геркуланум,
Везувия гудение и взлет,
И ночь, и пепел.
Кружево кружений. Россия – Рим.

Москву обычно так и называли – Москвой… (далее…)

Интервью со сценаристом Сергеем Миляевым

Я познакомился с Сергеем лет пять назад. И сразу попросил его прислать мне его знаменитую рок-поэму «Петушки-Манхэттен». К тому времени книга уже была диковинной редкостью, экземпляров не было даже у автора, но где-то он нашел для меня одну книгу. В этом интервью мы о ней и поговорим. А также о многом другом, не менее важном.

Роман Богословский: Сергей, зная о твоих настроениях в отношении русской литературы, спрошу: с чего ты взял, что ей «приходит трындец»? Вопрос дурацкий, обсосанный уже двести двадцать два миллиона раз, но вдруг ты скажешь что-то интересненькое… и новое, неслыханное.

Сергей Миляев: Интересненькое о нашем времени и литературе скажут лет через 50, если планета к тому времени не уничтожит сама себя. Я лишь еще раз окроплю белый лист бумаги мокрыми слезами. Слезами ностальгии по СССР, когда и количество изданных книг с библиотеками, и тиражи с читателями всех уровней зашкаливали, делая нашу страну без всяких там понтов и приписок действительно самой читающей в мире. (далее…)

В чём сегодня смысл памяти о войне и победе?

Как – часто незаметно для нас самих – менялся и продолжает меняться в нашем обществе образ Второй мировой войны в последние, особенно в постсоветские, десятилетия, и почему? Неизбежна ли происходящая на наших глазах мифологизация войны и что можно ей противопоставить? Об этом Ольга Балла говорит с историком русской общественной мысли Андреем Теслей.

Андрей Тесля: В течение последних семи десятилетий минувшая война постепенно приобретала всё большую значимость. Будучи вначале, в первые послевоенные годы, «просто» масштабным событием, очень большим и трудным – и с честью выдержанным — испытанием, — она чем дальше, тем всё более превращалась в центральное событие истории. Особенно это заметно как раз в постсоветские годы: война оказалась фактически единственным общим, объединяющим событием, связывающим распадающуюся реальность ресурсом. (далее…)