«Собаку ели все, кроме меня и доктора»… Из дневников Делонга
Весной 1882 г. сорокалетний морской инженер Джордж Мелвилл, в будущем известный американский контр-адмирал, — чудом спасшийся во время крушения корабля «Жаннетта» годовой давности, — пошёл на поиски товарища по несчастью (точнее, хоть каких-то отметин, свидетельств гибели) капитана «Жаннетты» Джорджа Делонга. В свою очередь ринувшегося в июне 1879 г. искать недавно пропавшее судно «Вега» — со шведской полярной экспедицией знаменитого геолога, географа Адольфа Норденшёльда на борту.
Пароход «Вега» Норденшёльда тогда не исчез и не сгинул в бескрайнем мраке торосов. В отличие, — к сожалению, — от команды Делонга.
Освободившись в июле 1879 ото льдов в районе Колючинской губы, парусно-паровой барк «Вега» осуществил далее сквозное (с зимовкой в пути) плавание Северо-восточным проходом из Атлантического океана в Тихий. Вернувшись через Суэцкий канал в Швецию в 1880-м. Впервые, таким образом, обойдя Евразию.
Об удачном исходе судьбы Норденшёльда капитан Делонг узнал от аборигенов. Со спокойной душой продолжив кампанию к Северному полюсу. Где впоследствии потерпел ужасную катастрофу (июнь 1881) — через два почти года тяжёлых скитаний по северо-восточной части Новосибирского архипелага. «Жаннетта» намертво вмёрзла в паковый лёд и спонтанно дрейфовала, сжимаясь под могутным прессом, к северо-западу от о-ва Герольда. Пока полностью не развалилась и не ушла под воду в восьмистах километрах севернее устья Лены. (далее…)
Henrietta Moraes. Henrietta. London: Hamish Hamilton, 1994. 214 c.
«As the model for Francis Bacon’s Lying Figure with Hypodermic Syringe (1963), Henrietta Moraes was a voluptuous icon of the Soho subculture of the Fifties, sprawling across an unmade bed posing for photographs taken by John Deakin for Bacon’s painting»1, — сказано в Генриетты в Independent совершенно справедливо.
Она была тем, для кого изобрели слово «икона» (стиля, жизни, не важно), из тех Эди Седжвик, без которых Уорхол состоялся бы гораздо беднее. Она не знаменита ничем конкретным, но — тем, что она просто была. Да, модель Ф. Бэкона и Л. Фрейда, роуди Марианны Фэйтфулл, тусовщица и автор этих мемуаров. Которые рассказывают о той эпохе примерно так же, как биография Джаггера или песни Боуи. Хиппово, весело и трагично. (далее…)
Что происходит с телом, когда означающие превращаются в колоду карт и рассыпаются?
Когда взывание к имени любимой женщины не сулит ничего, кроме пустоты, хотя совсем недавно за ним открывался целый мир. Разрывается символическое полотно и сквозь Имена-Отца зияют дыры небытия. Как сухие листья, срываются с веток дерева означающие, подхваченные вихрем Реального. И только тело остается обнаженным стволом, на который пытаются вновь нацепить листья исчезающие проблески сознания, но эти попытки жалки и нелепы. Дерево содрогается от беззащитности и неопределенности, и единственный путь, который ему остается — уйти в себя, к корням, к истокам, где его подстерегает новый ужас архаических глубин.
В эти моменты пустоты и безмолвия, сворачивания символического тела до состояния дрожащей животной плоти, на передний план выходят довербальные проявления: ощущения кожи-древесины, означивание метаболизма с помощью дыхания. Сначала оно оживляет омертвевшие фрагменты, потом собирает их, как бы нанизывая один за другим синусоидными потоками.
Границы между фрагментами растворяются и ствол оживает, подключая все новые и новые сферы. Также этот процесс сопровождается обонянием, звуком и движением — возникает поле для первичной символизации, на котором постепенно вырастают новые ростки. Или не вырастают. Телесного движения мало. И тут мы можем убедиться в отсутствии телесности как таковой, обесточенной бессмыслицей — без связи с Иным. (далее…)
In memoriam. Анри Волохонский (19.03.1936 — 08.04.2017)
Поэт, философ, переводчик Анри Волохонский — знаковая фигура питерского андеграунда 1960 — 1970-х годов. В Советском Союзе было опубликовано только одно его сочинение — басня «Кентавр» в журнале «Аврора» в 1972 году. А в конце 1973-го он уехал в Израиль. В 1985-м перебрался в Германию.
Одно из не самых известных стихотворений Анри Волохонского — «Похвала Топорову». Посвящено лингвисту, мифологу, религиоведу Владимиру Топорову (не путать с Виктором Топоровым!); его статья «Поэт» в энциклопедии «Мифы народов мира» так восхитила А.В., что он даже назвал её поэмой. Поэт, писал Владимир Топоров, «знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим словом, …создаёт мир в его поэтическом, текстовом воплощении, параллельный внетекстовому миру, созданному демиургом». Он наделён, подобно жрецу, шаману, магической силой, сверхзрением, «преобразует божественное в человеческое и возводит человеческое на уровень божественного»…. И т.д. (далее…)
В издательстве «Corpus» выходят книги про Иосифа Бродского, разрастаясь в полноценную серию. Сначала Эллендея Проффер Тисли опубликовала мемуары «Бродский среди нас» (2015). Потом Елена Якович составила книгу «Прогулки с Бродским и так далее» (2016), основанную на знаменитом walk-movie с участием не только нобелиата, но и его друга и учителя Евгения Рейна. И наконец, вышли воспоминания Карла Проффера — «Без купюр» (2017).
Хотя эта книга идеально вписывается в обозначенную серию, центральное место в ней занимает не Бродский, а «литературные вдовы России»: Надежда Мандельштам, Тамара Иванова, Лиля Брик, Любовь Белозерская и Елена Булгакова.
Мемуары — это всегда брызги шампанского, пусть и с аберрацией памяти. Вспышки — яркие, искрящиеся, искренние. Насколько они правдивы, неважно. Особенно если мы имеем дело с первоклассным рассказчиком. А наш герой — именно такой.
Карл Проффер, неожиданно даже для себя погрузившийся в филологию (а зачастую так и бывает!), стал изучать русский язык и литературу. Оказавшись в СССР, познакомился с отечественными литераторами и литературоведами, которые в свою очередь уже свели его с легендарными вдовами. (далее…)
Перемены представляют подборку разносторонних и разноплановых фейсбучных отзывов об ушедшем недавно в мир иной Евгении Евтушенко. На имена всех авторов, использованных в тексте, мы дали гиперссылки с их сетевыми страничками. И заодно заранее всех благодарим. Спасибо большое!
Ушел последний Великий Русский Поэт — из тех, которые больше чем поэты. Евгений Александрович всю мою жизнь оставался для меня эталоном вкуса и мастерства. Если меня спросят, что я понимаю под современной поэзией, то вот как раз творчество Евгения Александровича и понимаю. Если исполнят его просьбу и похоронят в Переделкино, то появится еще одно место паломничества.
Будем к нему ездить, вспоминать его поэтические шедевры, выпивать, рассказывать молодому поколению о его величии и значении. Не могу даже представить, кто из гениев с такой мощью изменил весь облик современной поэзии — в первую очередь русской, а заодно общественное сознание. С поколения Евтушенко начинается новая страница отечественной не только культуры, но и истории. (далее…)
In memoriam. Евгений Евтушенко (18.07.1932 — 01.04.2017)
Он умер в далёком Талсе (штат Оклахома, США). А завещал похоронить себя в Переделкине, возле Бориса Пастернака. Может, и наивно, но он вообще был наивен и простодушен, хотя кому-то казался слишком искушенным. Носил пёстрые пиджаки и писал берущие за душу простые стихи; некоторые его стихи становились песнями, любимыми народом («Хотят ли русские войны?», «А снег повалится, повалится…», «Со мною вот что происходит»). Составил уникальную антологию русской поэзии XX века «Строфы века» (к ней можно придираться, но другой такой нет!). И много еще чего сделал.
Евтушенко любили, стихи его можно было услышать в самых неожиданных местах — на заводском дворе во время перекура, у костра на стоянке геологов, в каком-нибудь заштатном кабаке…
Притом его нещадно критиковали. Казалось, всё, за что корили шестидесятников, сосредоточилось в нём одном. Кто-то считал его слишком советским, «официальным левым», из тех, кому разрешалось многое. Кто-то — слишком западником и чуть ли не скрытым евреем, при этом ехидно называлась немецкая фамилия его отца — Гангнус. А кто-то просто завидовал — славе, тиражам, стадионам, загранице… (далее…)
— Видишь, — сказал Охвией Биано, — как жестоко выглядят белые. Их губы тонки, они остроносы, их лица покрыты морщинами и искажены складками. У них вытаращенные глаза; они всегда что-то ищут. Что они ищут? Белые всегда хотят чего-то; они тревожны и беспокойны. Мы не знаем, чего они хотят. Мы не понимаем их. Мы думаем, что они сумасшедшие.
Я спросил его, почему ему кажется, что все белые сумасшедшие.
— Они говорят, что они думают головами, — ответил он.
— Ну конечно. Чем же думаете вы? — удивленно спросил я его.
— Мы думаем тут, — сказал он, показав на сердце.
Такой разговор произошел в Америке в Нью-Мехико в первой половине прошлого века между К.-Г. Юнгом и вождем одного из племен американских индейцев1. На первый взгляд, очевидным является то, что хочет сказать индейский вождь. (далее…)
«…еврейские анекдоты не всегда хороши. Они особенно плохи, когда не понимаешь их или когда приходится самому играть в анекдоте роль глупую». Горький
Увидеть Бога
Последней великой, по-итальянски: лаудой, — песней-хвалой пращура францискианства (нищенствующего ордена) св. Франциска Ассизского — была «Песнь о Солнце». Восхваляющая абсолютно все божии творенья: Брата Солнце — frate sole, Сестру Луну — sora luna, Брата Ветра — frate vento, Сестру Воду — sora aqua, Брата Огня — frate focu, Мать Землю — matre terra, Сестру Смерть — sora morte.
Написанное практически на смертном одре, за «час до смерти», это произведение античной традиции на умбрийском диалекте стало первым в мире памятником религиозной итальянской литературе.
Вообще такие люди как Франциск появляются на земле довольно редко, считал Максим Горький, называя их по-горьковски остро — весёлыми праведниками.
И ежели Христос, несомненно, праведник, но — увы и отнюдь — не весёлый, точнее даже, в некоем смысле — педант. То родоначальником когорты именно «весёлых праведников» Горький считал собственно Франциска Ассизского. Великого художника страстной любви к жизни. Любившего человека не для поучения любви, — а потому, что, обладая идеальнейшим искусством и счастьем восторга жизни, жизнелюбия, — он не мог не делиться этим счастьем с людьми. (далее…)
Одна из телепередач Игоря Волгина под рубрикой «Игра в бисер» была посвящена творчеству Сергея Есенина.
Передача всколыхнула мою уже такую давнюю влюбленность в его стихи.
Разумеется, речь идет о лучших стихах, лучших в моем восприятии. Кроме того, я испытываю к Есенину чувство горячей благодарности. И вот за что!
В школе я без запинки бойко декламировал пушкинское «Мороз и солнце, день чудесный» и с пафосом лермонтовское «Погиб поэт, невольник чести». Но душа моя при этом не волновалась. Взволновалась она в год, когда Есенин еще оставался под запретом. Мне, ученику девятого класса, дали переписать тетрадочку со стихами опального лирика. Я там прочел стихотворение о корове:
Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах…
И с этой минуты блаженно заболел поэзией. Мне ее открыл Есенин. (далее…)
Ведь из каких болот взлетают гении
В какие бесконечные миры!
Вместо предисловия. Несколько возражений Дмитрию Быкову
В своей талантливой лекции о «Герое нашего времени» Дмитрий Быков высказал некоторые мысли, с которыми я не согласен.
Так, в лермонтовских стихотворениях, разных и зачастую противоположных по настроению и смыслу, он видит многоразличие литературных масок. И явно ошибается! О подлинности переживаний убедительно свидетельствуют самоё стихи Лермонтова, глубина их и сила выразительности. (Разумеется, нет речи о его подростковых, незрелых опусах.).
По мнению Быкова, «Тамань» представляет собой тройственный автопортрет Михаила Юрьевича. Это открытие, увы, ни на чём не основано. Отдельные черты характера, запечатлённые автором в его персонажах, отнюдь не воссоздают его целостного автопортрета.
Весьма сомнительно утверждение о близости Лермонтова к исламу с его фатализмом, что якобы неотделимо от любви поэта к Кавказу. (далее…)
Враг не имеет национальности, пола, возраста, он – абсолютное зло, безликая истина.
Враг – абстракция, вплотную подступающая к реальной жизни отдельного человека, целой страны с целью сломать и отнять. Главная уловка врага – сдвинуть вражескую маску и показать под ней конкретное лицо, в отношении которого у стоящего под ударом человека или целого народа возникает индивидуальное отношение, ослабляющее отпор.
Когда в 1941 году на Советский Союз наступали фашисты, они в глазах населения были не врагом, а немцами. Есть свидетельства, что люди не уезжали в эвакуацию, опираясь на своё мнение о немцах, как о добрых, работящих, аккуратных хозяевах, любящих детей и животных, не способных на жестокость и подлость.
Когда герой фильма Элема Климова «Иди и смотри», Флёра, в отчаянии и ярости расстреливает лики Гитлера, он останавливается, увидев перед собой Гитлера-младенца. (далее…)
17 ноября 1896 года родился Лев Семенович Выготский, первый – во всех смыслах первый – российский психолог.
В вечной недовершённости – твоё величие. Гёте
Свой последний программный доклад Выготский завершил следующей метафорой:
Наше слово в психологии: от поверхностной психологии – в сознании явление не равно бытию. Но мы себя противопоставляем и глубинной психологии. Наша психология – вершинная психология (определяет не «глубины», а «вершины» личности).
Это высказывание в полной мере характеризует как творческий путь самого Льва Семеновича – путь к вершинам, так и сущность его психологии – действительно вершинной психологии.
После смерти Выготского его школу стали называть «культурно-исторической», между тем сам создатель школы никогда не оперировал оборотами вроде «культурно-историческая психология» или, скажем, «марксистская психология». По верному замечанию М. Г. Ярошевского, «указанные обороты стали обиходными в советской психологии после Выготского, выражая теоретические ориентации его бывших сподвижников и учеников. Именно ими была создана версия о единой школе Выготского-Леонтьева-Лурия как особом направлении в советской психологии. (далее…)
Дмитрий Галковский, в представлениях не нуждающийся, написал по-своему выдающийся букет постов, укрепляющих идею «Михаил Булгаков – подлинный автор «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка»».
Тема, кстати, не нова, что-то подобное несколько лет назад обсуждали в «Литературной России», довольно хило, и, конечно, размаха и безумия масштабных проектов вроде «плагиат «Тихого Дона»» и «Убийство Есенина» это близко не достигало. Так, побулькивание.
Не достигает, впрочем, и при деятельном участии Галковского, хотя его работа сделана местами блестяще, на том самом уровне, на котором единственно может быть осуществим жанр «телеги» (расшифровать его, и весьма приблизительно, можно как интеллектуальную спекуляцию). (далее…)
19 августа 1991 года день был ясный, солнечный и безветренный. И очень спокойный, так бывает в лучшие моменты августа. Ничто не предвещало громких событий. Как обычно по утрам, мы с собакой пошли за газетами.
У киоска на Красноармейской (сейчас его уже нет, как и много другого, да…) стояли люди. В полусонном еще состоянии я заняла очередь. Двигалась очередь медленно. Вдруг, как бы сквозь сон, я услышала: «Коммунисты опять власть захватили». Смысл этих слов до меня не дошел. Но привычных — демократических — газет в киоске не было. Купила то, что было — «Рабочую трибуну», «Правду» — они до сих пор у меня хранятся. (Точнее — пылятся.) (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>