Александр Иличевский. Воображение мира. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019. 336 с.

Эта книга эссе Александра Иличевского, вышедшая одновременно с его романом «Чертеж Ньютона», логически продолжает линию «Справа налево» (2015). Хотя просто ли это эссе? Структуру хочется сравнить чуть ли не с «Домом дневным, домом ночным» недавней нобелиатки Ольги Токарчук: наблюдения, кусочки прозы, сны, мысли. И – полная свобода композиции, маленькие и большие эссе связаны не петлями, но скорее броском лассо, перекидывающими смысловые отсылки от одного текста в начале к другому. Свобода эссе и мысли. (далее…)

Предисловие главного редактора интернет-журнала «Перемены» Глеба Давыдова о проекте Гутамы Сиддартана — серии эссе о русской литературе — читайте здесь.

Марина Цветаева поет: «… как душные цветы» и поднимает руки к небу. Анна Ахматова тоже поднимает руки и танцует. Движения их рук словно волны под сенью крыльев Лебедя, летящего над Доном. Белые цветы расцветают в наших руках. Цветаева говорит: «Имя твоё — птица в руке», её переполняет радость. Ахматова ей в ответ: «Я не люблю цветы…». Белые цветы вырываются из её рук, как падающие звезды.

Лебедь, предвестник удачи. Лебедь, ты как тучечёс. Лебедь, спутник наших детских игр. Когда Лебедь пролетает над нашими головами, мы поднимаем руки и поем: «Лебедь, Лебедь, это наши цветы». В наших руках расцветают белые цветы. Цветы, которые принесут нам удачу. Принесут процветание тамильским семьям, когда эти цветы расцветут у них в руках.

Лебедь, моя ностальгия. Мой Лебедь летит над Доном. Время летит, качая крыльями, словно Крейцерова соната.

Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь?
Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи!
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит.

Я слышу старую казачью песню.

Душа Михаила Шолохова скользит над гребнями волн Дона, словно наблюдая, как меняется Россия – как она растет и разрушается, пребывает в горе и радости, надеется и теряет надежду — словно литература, свидетель жизни. (далее…)

Мик Уолл. Последние гиганты. Полная история Guns N’ Roses / Пер. с англ. А. Поповой. М.: Эксмо; Бомбара, 2018. 512 с.

Зачем, казалось бы, читать полтысячи страниц о группе, даже если «I used to love her» (записи на кассеты TDK в школе и Аксель как икона моды, довольно слабый концерт «Ганзов» с одним Акселем и уже мощный в воссоединенном составе в прошлом году) и не знаешь ее биографию детально, но — догадываешься. Что эта самая биография изначально довольно скудна, не блещет никакими изысками и отклонениями от схемы. Играли — дебоширили — распались, вот и все. Ни Zeitgeist, как в биографии вечного Джаггера, ни особых приколов, как в «Жизни» Кейта Ричардса, ни метафизики Моррисона, а только виски и героин Слэша и ботокс и пересадка волос Акселя.

Но не знаю, в чем дело, но на каком-то этапе на текст подсаживаешься, он несется, да и ты гонишь, почти оторваться не можешь, как от драйвого боевика Джона Ву, скажем. Конечно, тут непосредственная заслуга автора. Ведь он не только журналист со стажем, но и героев книги интервьюировал, когда те еще героями только становились, при этом с менеджером группы почти дружил, с Акселем ссорился (ок, это не новость, зная характер того) — и их размолвка, касавшаяся чуть было не состоявшейся дуэли лидера Guns N’ Roses и Винса Нила из Motley Crue, стала одним из сюжетов этой книги. В которой автора действительно характеризует большая вовлеченность — он и очень любит группу, и упрекнуть горько может во всех их излишествах, и смачно пошутить не дурак. (далее…)

Методу познания, состоящему в том, чтобы давать определения, противостоит апофатика – более хитрый способ подобраться к трудноуловимому «самому главному». Придумали его богословы, предложив постижение Бога не через выяснение того, что он есть (с этим сразу возникли трудности), а через отбрасывание того, чем он не является. Конечная цель обоих подходов одна и та же – неотрефлексированное стремление объять необъятное. Даже в апофатической традиции жажда овладения абсолютом столь сильна, что для вопроса «а есть ли здесь чем овладевать?» попросту не остается места.

Иные мыслители полагают, будто им удалось обойти ловушку, в которую попали их коллеги. (далее…)

Медведев Г. Нож-бабочка. — М.: Воймега, 2019.

Благодаря премии «Лицей» софиты читательского внимания выхватили некоторое число молодых поэтов: Андрей Фамицкий, Елена Жамбалова, Антон Азаренков, Оксана Васякина и т.д. Кто-то уже был заметен, и премия лишь усилила к ним интерес. А кто-то как герой этой статьи Григорий Медведев — кому неудобно под прожекторами и кто бежит известности.

Кажется, что даже премия никак на нём не отразилась, а появившаяся “воймеговская” книга — закономерный результат долгой и упорной творческой работы, но никак не результат литературного процесса.

Впрочем, попробуем разобраться. (далее…)

27 октября 1952 года в г. Богородицк Тульской области родился Олег Давыдов — писатель, эссеист, один из главных авторов и редакторов интернет-журнала «Перемены». 23 апреля 2017 года Олег покинул пределы физического существования. Последней его работой стал проект «Места Силы», в который он был погружен с 2004 по 2013 год. Суть проекта, по словам Олега, заключалась в том, чтобы очертить «мистическую географию России». С этой целью он странствовал по просторам Русской Равнины, искал, находил, исследовал, общался с местными, фотографировал, анализировал и описывал то, что называл «Местами Силы» (играя с термином Карлоса Кастанеды, но трактуя его несколько иначе). Тщательно изучая историю и географию каждого из 111 посещенных им мест, погружаясь в жития святых, связанных с этим местом, сопоставляя эти жития с древними индо-европейскими мифами и другими источниками… Докапываясь до вещей, которые раньше были непонятны и недоступны ни ученым, ни эзотерикам, ни русофилам, ни людям религии.

Олег как-то сказал: «Места силы – это такие места, в которых сны наяву легче заметить. Там завеса обыденной реальности как бы истончается, и появляется возможность видеть то, чего обычно не видишь» (цитата из интервью, посвященного проекту «Места Силы»). Фиксируя свои открытия и находки, Олег в итоге создал настоящую энциклопедию подлинных корней русской нации. Обнажил скрытые механизмы, лежащие в основе нашего менталитета (будучи и сам на сто процентов его носителем, что, несомненно, сильно повлияло на общий дух получившейся книги). Прояснил архетипы, создающие то, что можно назвать судьбой нации. И проиллюстрировал всё это конкретными (зачастую очень неожиданными) историческими и мифологическими примерами, позволяющими проследить зарождение, становление и развитие Руси, и, в частности, современной России. (далее…)

«Лабиринт непрерывности — …нечто подобное ткани или листу бумаги, складываемым до бесконечности…»
Жиль Делёз «Лейбниц и барокко»

Лабиринт – обстоятельства.

Лабиринт – череда вопросов и поиск ответов.

Лабиринт – первородная растерянность.

Лабиринт – тюрьма, и всякий, идущий по его тропам, – узник.

Если рассмотреть самый простой, буквальный случай лабиринта, то это развлечение, забавный аттракцион, любопытная головоломка для благодушно настроенного человека, имеющего досуг. Такой лабиринт далёк от образа мрачной матрицы с неуловимым опасным чудовищем, и представляет собой заведомо разрешимую загадку, безопасную модель испытания, в которой заложено обязательное спасительное решение. Из такого лабиринта всегда можно выйти. А пройти его в компании приятелей – весёлое и здоровое времяпровождение. (далее…)

Вдыхать своё счастье нежадно. Это означает дышать воздухом рая.

Вдыхать своё счастье — как случайное и конечное. Это ад. Тогда случайное и конечное становится определением твоей жизни.
Торжественность важна во всём.

Труд ради хлеба насущного — библейское наказание¹, поэтому нет ничего важнее досуга. Можно сказать, что мы только тогда и живём.

При этом труд — общеобязательное наказание, то есть малое зло нашей жизни. Тех, кто попытался избежать этого наказания путём обогащения любыми путями, постигает специальное наказание. Поэтому богачи, постигшие эту мудрость, трудятся не покладая рук. Но, так как труд это всё-таки наказание, то результат труда богачей становится наказанием для всего человечества.

Хотя существует относительно безобидный вид труда — это садовники. Конечно, если они не выращивают генномодифицированные виды. Вы, возможно, скажете, что существует сколько угодно безобидных видов труда. Например, уборщица. Но это только потому, что International Sociological Association (ISA)² ещё не удосужилась подсчитать, сколько людей погибает ежегодно в результате деятельности уборщиц и уборщиков, поскальзываясь на мокрых полах. (далее…)

1

НЕЗРЯЧИЙ ВСАДНИК

Что такое биография – подлинная жизнь человека или искажение? Как определить, когда заканчивается одна жизнь и начинается другая? Существует ли граница между той и этой?
В чём призвание писателя – описывать жизнь внутреннюю или внешнюю? Если внутреннюю, то это должно быть сделано так, чтобы не затемнить то, что и без того покоится в темноте? Если же внешнюю, то стоит ли придавать смысл тому, что априори лишено смысла? Вот вопросы, не имеющие окончательного и безусловного разрешения.
Предуведомление автора

*

Ты, бывший одним из нас и с нами порвавший, имеешь право на многое…
Х. Гойтисоло

*

Замысел этого текста поначалу был иным. Пока однажды утром, изготовившись, как тореадор перед решающим ударом шпаги, к написанию своих абзацев, я не увидел в бегло просмотренной колонке новостей извещение в газете «Коммерсантъ»: несколько дней назад скончался известный испанский писатель Хуан Гойтисоло. Тот самый, о котором так долго я собирался написать и даже набросал под хорошую руку несколько размытых строк. После многих месяцев раздумий и колебаний, неуверенности в себе да и в самой необходимости такого текста, потому что имя и сочинения Хуана Гойтисоло на моей родине забыты раз и навсегда. А были ли они когда-нибудь востребованы? Книги его я хорошо помню, а вот насчёт востребованности… нет, ничего в памяти не осталось. Не помню споров о нём и его текстах, ссылок на его авторитет, статей и исследований о его творчестве… ничего. Безлюдная пустыня. (далее…)

1.

В комментариях в интернет-журнале «Перемены» к моему эссе «Евангелие от Остапа и топор отца Федора» Ирина Амлински (автор книги «12 стульев от Михаила Булгакова») упрекнула меня, что я не упомянул версию об авторстве Михаила Булгакова: дескать, это он написал «Двенадцать стульев». А Остапа Бендера следует-де сравнивать с булгаковским героем Иешуа из «Мастера и Маргариты». Книга Ирины Амлински – скорее всего, просто стеб. Однако на нее уже появились ссылки и мысль об авторстве Булгакова понемногу проникает в не слишком внимательные головы. Поэтому выскажу несколько соображений на вроде бы странную тему: почему Михаил Булгаков не мог написать «Двенадцать стульев».

Да, в эссе я писал, что Бендер пародийно сопоставляется с Иисусом Христом, и в этом один из нервов романов Ильфа и Петрова. Но сопоставление это содержит насмешку вовсе не над Христом, а над советской действительностью эпохи НЭПа. К тому же, Христос вынесет любую пародию над собой. А вот булгаковский Иешуа вовсе не Христос. Прямая аналогия между ним и Остапом Бендером явно содержала бы насмешку над незадачливым проповедником. А смех над распятым, таким же смертным, как ты сам, согласитесь, ни при каких обстоятельствах нельзя назвать удачной шуткой. (далее…)

Виктор Олегович неоднократно признавался в своей нелюбви к критикам. Но у меня есть два обоснования этому тексту, по крайней мере, перед самим собой. Первое – то, что интересует его, интересует и меня, и второе – острое желание «довести до ума», своего и своих друзей, то чрезвычайно объемное впечатление, которое его тексты оказывают на мое сознание.

Вначале, короткое впечатление из беседы на кухне. Друг сказал. Вот удивительно, сколько лет прошло, а Пелевин не меняется. То есть меняется злоба дня, в каждом произведении раскручиваются разные ситуации. То есть по составу каждое произведение вполне оригинально, но вот все он (Пелевин) об одном и том же. Это «одно и то же» мы наскоро определили как приключения индивидуального сознания, свободного по своей сути, среди сил желающих это сознание… скажем так… поставить себе на службу. Пытающихся реализоваться путем отождествления этого сознания с собой или с каким-либо фрагментом себя. И получать свою… пищу. И продолжать собственное существование. (далее…)

Ирвин Уэлш. Резьба по живому. Пер. с англ. В. Нугатова. М.: Иностранка; Азбука-Аттикус, 2019. 416 с.

У шедевра 90-х «На игле» уже второе продолжение — было «Порно», сейчас «Blade Artist». Герои пережили кризис среднего возраста и намотали еще лет. А Фрэнсис Бегби — сейчас будет из области «правда или ложь» — главный гопник, пьяница и драчун из четверки не таких уж закадычных друзей стал… художником, живет на берегу океана в Америке с красавицей-женой и двумя прелестными дочурками, а на своих выставках тусит с Николь Кидман, Дженнифер Энистон и Джорджем Клуни.

Не поверили? Я тоже. А это так. Он научился обуздывать свой гнев — мы же все помним сцену с запущенной кому-то в голову пивной кружкой в пабе — и идеально выстроил свою жизнь. Картины, правда, создает специфические — знаменитости на них всячески изувечены и изуродованы. Это намек? (далее…)

Ганга Мира: Ты всегда есть Ты. Ты всегда – истинное Я. Отныне тебе нужно только знать, что все, что появляется – это ум. И ты просто не слушай всё это. Слушай это только по практическим делам. В этом нет проблемы. Сон продолжается, потому что есть тело. И со сном нет никаких проблем. Ты пробужден к своей мудрости. И ты любишь то, что Реально.

Г.Д.: Да, всё, что вы говорите, так. Но, тем не менее, я вижу, что тут переживается сильная вера в некое «я», как будто бы есть некое «я».

Ганга: Но просто не прикасайся к этому, потому что это не правда. Это происходит потому, что ты доверяешь своим ощущениям, доверяешь уму. Ты не должен верить этому. Если ты не будешь доверять им, то этого никогда больше не произойдет. Если ты сейчас не будешь доверять им. ПЕРЕЙТИ К ИНТЕРВЬЮ >>

Флориан Иллиес. А только что небо было голубое. Тексты об искусстве / Пер. с нем. В. Серова. М.: Ад Маргинем, 2019. 248 с.

Сборник художественного критика, автора книг «1913. Лето целого века» и «Поколение Golf» относится по своему жанру к тем, что обычно представляют интерес только для автора и самых преданных его почитателей. Это сборник статей, выступлений и так далее за последние 10 лет. Но постепенно, не с первых страниц, открывающееся очарование книги даже не в ее разнообразии и бодрящей эклектике – от мало кому известных германских художников-романтиков XIX века и Георга Тракля до Энди Уорхола и Петера Рёра – но в тональности. Интонации любви и шутки, восхищения и неприязни. И этот тон страстного почти включения захватывает, уже почти как самого исследователя рассматриваемые им произведения. (далее…)

Семён Лопато. Облако. — М.: АСТ, 2019. — 384 с. — Городская проза.

…Начинается все в этом романе, словно у Булгакова. Инфернальная тьма окутала сюжет, причем как-то избирательно. С одной стороны, для ночного времени суток, когда главный герой въезжает в город, это привычно, обыденно и, в сущности, совершенно нормально. С другой стороны, если учесть, что «в нескольких километрах отсюда бушевал солнечный летний день», то вполне выходит техногенная катастрофа.

«— Странно, — сказал Вадим. — Феномен, артефакт мирового масштаба — а никому и дела нет. Где CNN, где журналисты, где шумиха — как будто и не случилось ничего. Водитель пожал плечами. — А чего шуметь, — сказал он. — Если б это в Москве было… А так — кому этот райцентр нужен? Одно слово — глушь. Отсюда хоть пять дней на «Феррари» несись — ни до какого государства не доедешь».

Итак, Облако накрыло город, телефоны уже восемь лет как молчат, связь только с помощью пейджера, в парке бродят богоборцы, распинающие героя на кресте, и налицо сползание в недалекие девяностые. А если точнее, то еще глубже, в советскую научную фантастику, декорированную нуаром, словно муаром с жанрово-стилистической целью, чтобы вышел (и выходит) внятный историко-психологический триллер. Даже психический, как говорили в кино «Чапаев», поскольку напрячь даже стойкие к ужастикам умы книга явно сумеет. (далее…)