ОБНОВЛЕНИЯ ПОД РУБРИКОЙ "ИСКУССТВО"


Мамлеев. Тяжёлый работник


Параллельный мир Мамлеева просто существует вместе с нашим, и это ещё нужно посмотреть, кто здесь параллельный, а кто основной. Также трудно сказать, с чего вообще начинается Мамлеев и мамлеевщина хронологически. Это бесполезно, как и любая попытка выстраивания чёткой схемы в параллельном мире. Текст Дмитрия Самойлова.


Заколдованный


О сбывшемся и несбывшемся в жизни любимого писателя-романтика Александра Грина. О веке неисправимых мечтателей, овеянном революционными песнями. О тех, кто не сдался и не сломался вопреки лишениям, которые выдержит не каждый… Игорь Фунт о гриновских жертвенности и спасении, а также о погоне за золотом – в кратком жизнеописании великого вятского писателя.


Другой


Максим Кантор о предназначении демократического искусства и видении нового мира и новой пластики. Домье, Сезанн, Ван Гог, Гоген – диалекты великого языка, изобретённого в революционные дни времён Маркса, Прудона и Бальзака. Но в первую очередь – это, конечно, главный художник нового времени Оноре Домье, который сумел сделать так, что античность и классицизм осознанно заговорили о сегодняшнем горе.


«Прекрасное есть жизнь!»

musorggg
21 марта исполняется 175 лет со дня рождения самого русского из русских композиторов Модеста Петровича Мусоргского. Ярчайшего автора середины 19 века — эпохи крымского поражения, «Севастопольских рассказов», смерти государя Николая, эпохи больших перемен. Мусоргский – композитор-новатор, одновременно органически и глубоко связанный с русской художественной культурой – как исторической, так и стилистически устремлённой в безбрежное будущее.


Красный свет в конце тоннеля

kant_g
Дмитрий Самойлов об истоках историософии Максима Кантора, ведущих к разгадкам творческой биографии художника. О первых его книгах – рассказах-зарисовках из жизни современного художественного сообщества как камертоне литературного процесса нулевых годов. И о переосмыслении истории становления капитализма в новой России через призму взаимоотношений художников, галеристов, критиков, политиков и олигархов.


Бедный рыцарь. О живописи Виктора Попкова


Максим Кантор рассказывает об открытии московской выставки живописца 60 — 70-х годов Виктора Попкова, значительного русского художника – наследника великой традиции русского реализма. Попков работал так, чтобы бытовую деталь и обыденную сцену сделать символом бытия вообще.


Возрождение против авангарда


Еще одна статья Максима Кантора по истории искусств. «Ренессансов было несколько. Возрождение имманентно истории Запада». Все, что можно сказать о Ренессансе и об авангарде. «Постепенно новый авангард задушил все, что уцелело от короткого Ренессанса двадцатого века… Мы находимся внутри победившего авангарда, упоенного своей победой».


Пикассо. Анатомия сопротивления

mir
Максим Кантор. Еще одно эссе (или вторая часть первого эссе) о Пабло Пикассо. «В Диагнозе Пикассо нет ничего антикультурного, это не безумный жест шамана. Пикассо пришел не убивать культуру – но лечить; правда, операция потребовалась беспощадная – но и проделана она была величайшим врачом человечества, не уступающим Микеланджело и Авиценне».


Андрей Белый – у стен собора Лозаннской Богоматери

Андрей Белый
Мистическое эссе Мины Полянской. История антропософского храма, уничтоженного и воссозданного. Странное исчезновение ясновидящей, завещавшей Андрею Белому кольцо и послание неведомым пришельцам, сверхъестественным существам. Андрей Белый и антропософия. Ко дню рождения поэта.


Мой аргентинский папа

k
Максим Кантор рассказывает о своем отце, Карле Канторе и о своих с ним взаимоотношениях. «Я даже думал, что мой папа – аргентинский поэт. Папа был высокий, горбоносый, черноглазый и смуглый. Читал стихи и пел песни. Говорил о философах и о гаучо. Все, что он говорил, было особенным – не похожим на жизнь вокруг, как непохожи на обычные вещи пончо или сомбреро».


Закон стаи

kant
Максим Кантор о той морали, которая царит в либерально-артистической тусовке. О морали мафии, основанной на страхе – выпасть из своего кружка, выделиться из теплой лужицы, где тебя поймут и согреют. «Страшно увидеть, что ваш кружок занимается дрянью. Страшно остаться одному с большим миром – и с честными идеалами».


Литературный процесс и жизнь: санкары и творцы

pis
Глеб Давыдов рассказывает о том, чем отличаются псевдописатели от настоящих писателей. И чем отличается литературный процесс от подлинного сотворения мира. «Не узнавших своего предназначения, а потому вынужденных заниматься не своим делом персонажей полно и в других уважаемых профессиях».


Любовь вопреки

pi
Максим Кантор продолжает серию статей по истории искусств. На этот раз — разговор о Пабло Пикассо. «Пикассо рисовал постоянно, это была форма существования: думал линиями, дышал цветом; переводил жизнь в искусство каждый миг, то есть, делал смертных бессмертными. Пикассо отнюдь не профессиональный художник, он не занимался искусством с десяти утра до обеда – он сам был искусством».


Патология как культура

end
Человек сформировавшейся в XX веке патологической культуры отличается от человека предыдущих культур — идеациональной и идеалистической, в связи с чем можно говорить об антропологическом сдвиге. Светлана Замлелова написала о специфике культуры общества потребления.


Политический гипноз театра Арто

art
Колонка Александр Савищенко о смысле и предназначении политического театра на примере «театра жестокости» Антонена Арто. «Это не бытовой и развлекательный театр, это театр крови и аффекта. Театр идеи, если понимать идею как начало и итог любого действия…. Быть может, тогда «театр жестокости» есть только тайнопись эпохи восстания масс?»


Перспективы авангарда

Афродита
«Возможно ли пост-христианское язычество, то есть, может ли христианская цивилизация существовать отдельно — без традиции христианства? И какое будет искусство у такой цивилизации?» — такой вопрос задает Максим Кантор в своем эссе о современном искусстве. И сам же на него отвечает, давая подробный искусствоведческий экскурс — от античности до авангарда.