ОБНОВЛЕНИЯ ПОД РУБРИКОЙ "ТЕКСТЫ О ЛИТЕРАТУРЕ"


Алхимия сновидений Густава Майринка


Психологический анализ личности и творчества писателя и мага Густава Майринка в контексте общей психоистории магии. Майринк — один из самых сложных и загадочных творцов XX века. Его визионерские тексты, привлекавшие внимание и массового читателя и таких утонченных интеллектуалов, как К. Г. Юнг, Г. Гессе и М. А. Булгаков, до сих пор полны неразрешенных противоречий и тайн, перед которыми пасуют самые дотошные его биографы. Оставляют они без внимания и эзотерический контекст его произведений, малопонятный даже знатокам оккультного. Дмитрий Степанов предлагает всмотреться в парадоксальный мир Майринка с психологической точки зрения, раскрывая как саму его личность, так и эзотерический код его текстов.


Новый перевод «Слова о полку Игореве»


К 225-летию первой публикации «Слова о полку Игореве» представляем новый перевод этого легендарного текста. Перевод предпринял постоянный автор «Перемен» Андрей Пустогаров, присовокупив к нему комментарии, в которых обосновываются некоторые новые толкования темных мест этого литературного шедевра. Во вступлении переводчик приводит свои доводы в пользу тезиса, что это литературный шедевр конца 18 века н.э.


Постхиппи


Александр Чанцев размышляет о судьбе хиппи, их внутреннем мире и трансформации, раскрывая концепт «постхиппи». Как меняются люди, придерживавшиеся идеалов свободы и неформального образа жизни, когда их юность проходит? Что происходит с хиппи, когда они взрослеют? Параллель с концепцией «Уход в Лес» Эрнста Юнгера — тихое сопротивление обществу, отказ от насилия и протестов, поиск внутренней гармонии, новой формы свободного существования.


Тантра и возможности литературы

Тантра в литературе
Фантазия и забота о самом себе, — утверждает писатель Андрей Бычков, — роднит адептов «чистого искусства» с адептами духовных практик, позволяя и тем, и другим проникать в высшие чистые миры. Законы постижения и достижения одни и те же. Тантрические методы могут помочь и мастерам слова. Ведь тантра – это «религия абсолютного звука». Поразительное родство «темного» фонологического творчества Джеймса Джойса с «мантраяной» — почти прямое этому доказательство. Обо всем об этом и о практиках использования йога-нидры, таттва шуддхи и других «эзотерических» методов можно прочесть в этом небольшом эссе.


Маяковский. Я — поэт


95 лет назад покинул планету один из самых ярких и противоречивых поэтов XX века — Владимир Маяковский. Его творчество, полное мощного голоса, скандалов и новаторства, до сих пор вызывает споры. Был ли он гением самопиара или истинным поэтом? Как его личная жизнь и политические взгляды влияли на творчество? И почему его стихи, такие громкие и революционные, порой оставляют ощущение пустоты? Дмитрий Аникин посмотрел на жизнь и творчество Маяковского и попытался выяснить, что же на самом деле стоит за легендой о поэте, который «сделал жизнь значительно трудней».


«Гамлет» и «Гаргантюа». Общий дух


Андрей Пустогаров исследует дух интеллектуальной свободы, объединяющий «Гамлета» и «Гаргантюа и Пантагрюэль». Шекспир, предполагает автор, заимствовал свою раскрепощенность у Рабле. О том свидетельствуют многочисленные текстовые параллели между двумя произведениями, общий стиль насмешки над социальными институтами и кое-что еще. Можно ли считать «Гаргантюа и Пантагрюэль» одним из ключевых источников «Гамлета»? В качестве аргумента автор дает сравнение сонета Шекспира с отрывком из романа Рабле и напоследок, чтоб уж совсем наверняка не быть голословным, проводит параллель с романом Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки».


Тантра Октавио Паса и новая поэзия Тибета


Александр Чанцев рассказывает о журнале, который тянет на полноценную книгу, а именно — о третьем номере журнала «Перевод». 290 страниц. Журнал посвящен, собственно, переводу, и прежде всего — поэтическому. В этом номере есть и переводы современного тибетского поэта, и перевод Пушкина с латыни, и религиозная поэзия Милорада Павича. Есть и рефлексия над переводом – и тем очень многим, чему он служит и на что выводит.


Князь Мышкин + Парфен Рогожин = дон Хосе


Андрей Пустогаров рассматривает неожиданно обнаруженное им сходство двух культовых женских образов мировой литературы — Кармен из новеллы Проспера Мериме и Настасьи Филипповны из романа Достоевского. Более того, не только в характерах и судьбах героинь есть общие черты. Сходство прослеживается и в эволюции их образов в различных интерпретациях — от оперы Бизе до фильма Пырьева и балета Щедрина.


Бальмонт. И мне, такому нежному, на это смотреть…


Эссе Дмитрия Аникина о Константине Бальмонте. Преисполненный безвкусицы графоман или инопланетный гений? «Трудно относиться к Бальмонту серьёзно. Поэту не к лицу быть слишком поэтичным. И вся атмосфера вокруг него была какая-то неестественная — пьеса жизни, поставленная бездарным режиссером». Достаточно ли быть только поэтом, чтобы быть поэтом?


Иные пейзажи Владимира Казакова


Александр Чанцев рассказывает о Владимире Казакове, вновь открываемом писателе и человеке загадочной судьбы, и о недавно вышедшей его книге «Незаживающий рай: проза, письма». «За новую книгу Владимира Казакова (1938—1988) и, что немаловажно в случае этого непроявленного автора, за новые сведения о нем — перед его составителем с его соратниками хочется снять шляпу, прочие головные уборы и отвесить поклон. Земной или небесный. Непроявленный же Казаков дважды».


Тютчев. Мыслящий поэт


Эссе Дмитрия Аникина ко дню рождения Федора Тютчева. О том, как относился поэт к своим произведениям, в чем был силен, а в чем провален, а также о религиозности его стихов. «Религией Тютчева изначально был пантеизм, а потом если и появлялись христианские мотивы, то скорее протестантского, нежели православного толка. Тон православия ему не подходил, казался неприличным. «Поэзия должна быть глуповата», — говорил Пушкин, но глуповатость может себе позволить только человек гениального ума, для остальных это неизбежный путь к пошлости».


Вячеслав Иванов. Созидающий башню

Вячеслав Иванов
Эссе Дмитрия Аникина о поэте Вячеславе Иванове. «Напряженная духовная жизнь обкатывала поэта, как море – упавший в него камень. Вячеслав Иванов испытывал себя, испытывал людей вокруг, испытывал эпоху. Испытывал и наблюдал. И созидал смыслы: смысл за смыслом. А еще было визионерство – выдуманное, подлинное? Да кто их по-настоящему умеет различать?»


Из жизни «архивных крыс»…


Виктория Шохина во всех подробностях рассказывает о книге Ивана Толстого «Хранители наследства. От Зильберштейна до наших дней в воспоминаниях, документах и устных рассказах». «Вроде бы эта книга для немногих — для тех, кто понимает, что за издание — «Литературное наследство», и знает ему цену. Такой Кастальский ключ, к которому нет торной дороги. Но и обычные читатели найдут в этой книге много увлекательного, а то и интригующего. Здесь есть всё — психология, страсти, дружба, ревность… И великая литература, которой занимались герои книги. И история, которая занималась ими самими».


Чета


Эссе Дмитрия Аникина, посвященное одной из самых ярких и необычных пар Серебряного века — Зинаиде Гиппиус и Дмитрию Мережковскому. Публицисты, поэты, историки… Ни одно из определений не вмещает их сути. «Дух дышит, где хочет. И надо же было ему избрать для своих дуновений, своих слов такие неподходящие, такие интеллигентские уста. Чтобы никто не услышал, а если бы и услышал, то принял за литературу».


В гостях у Трокки и Берроуза


Александр Чанцев рассказывает о книге Стюарта Хоума «Загубленная любовь». Это книга о матери Хоума, Джилли О,Салливан, с которой он никогда не был знаком лично, но, после ее смерти пытаясь найти какие-то сведения о ней, обнаружил ее дневники: жизнь Джилли оказалась полна невероятных встреч. «Потрясающе, как она умудрилась знать, общаться буквально со всеми и – оставить о них очень приметливые, точные, иногда даже весьма ехидные записи. И быть во всех стратах, приобщиться ко всем субкультурам». От Джона Леннона до Тимоти Лири.


Георгий Иванов. Полу-жалость, полу-отвращенье…


Эссе Дмитрия Аникина о Георгии Иванове — поэте, писателе, человеке и «уже не человеке». До и после эмиграции. «Похоже, только Иванов и его извечный ненавистник Набоков остались трезвы… Набоков — потому что не пил, Иванов — потому что утерял способность пьянеть».