Если бы у павианов была возможность закупать «Мерседесы», мотоциклы и прочую технику, мы бы часто наблюдали, как по саванне гоняют эскорты с мигалками.

Подражание? Безусловно. Человек во многом подражает приматам – и павианам в частности. Павианы умны и сильны иерархической организацией. Не имея тяжелого вооружения – клыков, копыт и когтей – они с успехом противостоят леопардам и львам. Павианы появились раньше человека и, скорее всего, человека переживут. Павианы не отравляют себя химической пищей и телевидением. У них невозможны революции, финансовые пузыри и кризисы перепроизводства. У павианов на протяжении многих тысячелетий стабильность.

Хотим мы того или нет, но мы многому научились у павианов и стараемся походить на самых успешных из них. Человек-павиан-неплатежеспособный, например, при ходьбе обязательно разводит в стороны локти и глядит исподлобья – типа «не подходи». Человек-павиан-побогаче в лепешку разобьется, но купит огромный джип: «я большой – значит сильный, а значит, имею право на самок. На столько самок, сколько влазит в багажник. Большое – большим!»

Еще у павианов – геронтократия. Власть стариканов.

Дабы обезопасить себя от внезапного переворота и подчеркнуть безальтернативность стабильности, геронты формируют вокруг себя пул из «шестерок» — ничтожных и слабых, но гнусных и подлых особей. Чтобы ответ на вопрос: «Если не он, то кто?» — был однозначен. (далее…)

Я родился мальчиком в родильном доме № 9 Миусской Рощи. Это Москва.

– Мальчик, – сказала санитарка Афросинья Аркадиевна и поправила на моей лодыжке бирку из розовой клеёнки: – Прямо бегемот какой-то, а не мальчик.

На клеёнке чернильным карандашом было написано: «Мальчик: 53см, 3 600 кг».

Меня на такси привезли домой, и положили на чёрный дерматиновый диван, на высокой спинке которого стояло шестнадцать фарфоровых слоников. У самого крупного из слонов были отбиты бивни. (далее…)

Концлагерь, временный перерыв.
Противно, верните мне смелость,
Так, чтобы мне не спалось, чтобы пелось,
И чтобы шел из меня надрыв.

Осенью я смогу сдать экзамены,
А сегодня оставьте, мы слепы, мы ранены,
Пёстрых песен бодрящий мотив
Бросит ниц всех тех, кто тих.

Отблеск облака ласка луны
Растворил свои двери апрель,
Замерцали по небу немые слова
Чьих-то грёз и невнятных вопросов
Как кабала, как взрослые, как они,
Невесёлые, Господи!
Травы твари по паре по особи
Жулик старый, промокший конвойный и малые,
Пробираясь сквозь хрип,
Кто последний – залип,
Затвердел и остался без воли, без вальса.

Поэтическая книга Евгения Чигрина «Погонщик» пахнет «тмином, кардамоном, кориандром и ванилью» – колониальными пряностями. В спектр поэтических запахов современности Чигрин вносит именно колониальный, экзотический аромат. Я не знаю природы этого интереса: диковинные штучки сейчас вряд ли кого удивят, расширение поэтического словаря на самоцель не тянет. Рядом с образцами авангардного минимализма ход со словарем смотрится положительно, хотя меня больше бы обрадовало возвращение к словарю В.Даля, или еще более архаичному – летописному. В этом смысле выигрышно смотрятся стихи Марии Вирхов (1969-2011), поэта из Болгарии, обогатившей русский стих неологизмами, исходящими от старославянского корня – движение вслед за звуком Хлебникова, но не за его идейным масштабом.

Чигрин выбирает более детский путь – многократно опробованный в культуре нового времени – и до сих пор работающий, привлекательный. «Джаботикаба», «гиппогриф», «лагорио», «лангур», «аграфы», «осколки фарфора», «кифарный слог», «телеса таитянских камен», «житель тропиков», «запах чепати», «саподилла в тележке», «желтый Христос»… Другими словами, «у ней такая маленькая грудь и губы алые, как маки». Красиво? Конечно, красиво. Евгений Рейн замечает, что стихи Чигрина полны “бессмысленных слов. Что-то совсем детское, яркое, щебечущее, как тропические птицы. Эта книга похожа на коллекцию почтовых марок, на игру с географическими картами». Не очень понятно, почему эти слова бессмысленны, если соотносятся с конкретными вещами, пусть и в другом климатическом поясе – видимо, их диковинность видится мэтру нонсенсом.  Рейну вторит Кирилл Анкудинов  – «волшебно-сновидческое барокко Евгения Чигрина, закованное в железную постакмеистическую силлаботонику». (далее…)

По ратушной площади городка Fazano сеньора Розалина ведёт за руку маленького Антонио.

Длинные шнурки его розовых кроссовок волочатся по стёртым плитам.

Как у всех подростков Италии. Он спотыкается.

– Антонио, тебе не мешают шнурки? – кричат прохожие.

– Нет, – отрезает Антонио, – мода.

(Из дневника.)

Итальянцы известные модники. Даже больше, чем можно себе вообразить.

В этом году моден – «фисташковый» и «канареечный».

Я стою на набережной и наблюдаю, как канареечное солнце садится в фисташковое морем. Мода.

– Salve, – говорю я Антонио и Фабио, идущим навстречу.

– Salve, – говорят они и поправляют стоящие воротнички на своих поло: фисташковом и канареечном. И оглаживают гребешок набриолиненных волос и маленькие бородки клинышком. А я рассматриваю, как между их узкими брючками и штиблетами на босу ногу шевелят лапками и таращатся на меня, татуированные на их загорелых щиколотках: саламандра и тритон. Мода.

Нелепо думать, что господь сидит над своей Италией в той самой скучной тунике, шитой серебром и тех, самых золотых сандалиях из буйволовой кожи.

Я задираю голову, но могу разглядеть только носок его модного штиблета. И всё. Очень высоко…

Понятно, что Итальянцы рождаются модными. (далее…)

С какой лёгкостью верят у нас иноземцам…

Пригласили прочитать лекцию о Ломоносове (по книжке «Помощник царям») на Экономико-математической школе, в пансионат «Университетский». Чтобы не было скучно в дороге, позвал своего друга — художника Александра Блинова, – нам нужно было обсудить проекты, а в дороге можно поболтать спокойно. В пути говорили о детских книгах, любимых писателей вспоминали. Мы оба любим Николая Носова – как там у него в начале: «В одном сказочном городе жили коротышки». Знайка знал всё, зато Незнайку знали все – вот это актуально, сейчас важно не то, что ты знаешь, а чтобы тебя знали!

Водитель, жизнерадостный человек из Смоленска, книг не читал и не помнил, но с интересом прислушивался к нашему разговору. Ехали через Кубинку; после неё пошли такие чудесные поля и сосновые леса, что мы забыли о книгах…

В пансионате нам дали номер, в котором кто-то уже оставил свою куртку. Это оказался журналист Панюшкин. Мы заглянули на его лекцию, где было человек сто молодого народу; некоторые сидели в одеялах, потягивали кофе из стаканов с закрытым верхом – такие дают в Макдональдсе. Ребята – студенты и школьники, показались мне резвыми и крупными: у нас на факультет помельче народец приходит – видно, эти экономисты были отборными, прошли какие-то крепкие шлюзы, чтобы сюда попасть. (далее…)

Фото: http://novosti-n.mk.ua

Депардье – гражданин России? В далеком детстве я, хохотавший воскресным вечером над приключениями «Папаш» и «Невезучих», и моя сидящая рядом, искренне смеющаяся мама – могли ли мы себе такое представить? Нет, и не потому что это казалось чем-то невероятным, а потому что мы просто не могли о таком задуматься. Постоянно попадающие в комичные и абсурдные ситуации, персонажи этих фильмов и без гражданства были «нашими»: недаром каждый, кто рассмешит русского хорошей шуткой, всегда воспринимается как свой. Вот только у чувства юмора, которое так роднит русскую нацию с французской, есть, как и у чувства меры, одно неприятное свойство: однажды оно может изменить.

Песня о неразделенной любви к родине

Молодой Депардье, не будучи комедийным актером, снискал любовь в СССР и России именно благодаря этим, «народным» фильмам. На контрасте с героем Пьера Ришара персонаж Депардье был эдаким «мужиком», который легко находит проблемы и так же легко их решает. Что, несомненно, также добавляло ему «русскости». Но проблемы кинематографические остались в далеком прошлом, как и те герои: Ришар выбрал тихую жизнь на барже, Депардье же все больше сам напоминает комедийного персонажа. Когда перед ним не возникла даже, а замаячила реальная проблема в виде налога на богатство в родной стране (причем не принятого к тому моменту, а лишь обсуждаемого), он не стал вникать в ее суть. Заявления правительства о том, что налог этот временный, потому что «Франция в тяжелой ситуации», актера не убедили, и он решил не помогать родине, а перебраться в соседнюю Бельгию, чем вызвал гнев премьера: тот охарактеризовал решение Депардье как жалкий и достойный презрения поступок. Тогда и родилась фраза «Путин уже выслал мне российский паспорт» — как крайняя степень досады и раздражения. (далее…)

Одна нога у него была короче другой. И сухонькая…

Он шёл вдоль набережной, неловко опираясь на сухую ногу и нелепо, по-птичьи, размахивая руками, то терял равновесие, то вдруг находил его. Точно в последний миг его подхватывали под руки…

Все облегченно выдыхали:

– …Ой, ё-моё!

Его так и звали – «Ё-моё», за глаза.

На самом деле, его звали Джованни, и на вид ему было за пятьдесят. С гаком. То ли он уродился такой, то ли сызмальства ему баркасом ногу прищемило, никто и не помнил.

И еще он был с приветом.

– Меня ангел носит, – смеялся Джованни.

– Ну, Ё-моё своего и умотал, – шутили люди.

– Эй, Джованни, пожалел бы хоть Ангела, – кричали они. – Ангел не носильщик. (далее…)

Андрей Левкин. Вена, операционная система (Wien OS). М.: Новое литературное обозрение, 2012. 176 с.

Прошлый год был богат на книги дважды необычные – во-первых, в новом, еще неистоптанном жанре травелога, во-вторых, пытающиеся нащупать, вскрыть что-то новое не только в описываемых городах, но и в рамках заявленного жанра. Я имею в виду прежде всего замечательный «Город заката» Александра Иличевского об Иерусалиме и книгу Андрея Левкина о Вене.

Вена, имперская столица в прошлом, буржуазный тихий город ныне, кажется, должна была бы противиться тому неформальному подходу, что практикует с ней Левкин. Вена скорее благосклонно допустит фундированные научные исследования, солидные тома. Левкин, кстати, цитирует в паре мест основопологающего веноведа Шорске (о нем и других последних исследованиях Вены мне приходилось писать в журнале издательства, выпустившего эту книгу), а саму специфику венского сопротивления прекрасно чувствует, отмечая, в частности: «Им вот что надо было сделать: вернуть себе ощущение венского ценностного вакуума. Потому что, впав в государственное ничтожество после двух мировых, они как-то слишком заросли мясом. Надо было обнулить пространство».

Но это в целом, метафизический призыв. Так же – книга как раз о пространстве и его ощущениях. Своих географических, вкусовых и даже телесных воспоминаний и их утрат. Ведь «все на свете – ах, осталось лишь вздохнуть – было липким от каких-то бесконечных связей, от их переплетения: к середине, даже уже в конце середины жизни они начинали душить, свалявшись в войлок». Книга, надо отдать ей должное и заодно предупредить читателя, который ненароком возомнит тут банальный путеводитель, во многом о поиске того языка, которым оптимально можно выговаривать пространство: «Но тогда проблема: если попадаешь в такие свои, дополнительные ко всему прочему, места, то их надо бы зафиксировать, пусть словами. А это сложно, потому что слова будут связаны с привычной реальностью, а она тогда – как ее ни искажай, описывая, — затянет в себя». (далее…)

Звери в Италии имеют голубые глаза, как Христос – васильковые.

Поэтому, если все звери Италии соберутся вместе и разом посмотрят на Вас, то это будет как Ионическое море на закате. Осенью. Ну, примерно…

Не надо думать, что звери Италии только мычат, блеют, лают, шипят и всё такое… Это не так. Ведь и люди тоже так часто делают.

На самом деле, звери Италии разговаривают, как и люди. Просто их не слышно: ведь итальянцы говорят громче, да ещё отчаянно жестикулируют. А когда те замолкают, то обычно замолкают и звери. Из уважения. И ещё потому, что стоит им начать, как опять какой-нибудь синьор Калабрези тут же вступит и, почитай, всё пропало!

Главные звери Италии – это Глупый Ёж, Хитрая Лиса, Просто Собака и Длинная Змея (длиной до метра). Их изображения я видел во всех соборах Италии. Ну, почти во всех.

И ещё я видел их раздавленными вдоль дорог, когда ездил по Италии на машине. Особенно глупых ежей – понятно почему. (далее…)

О романе Платона Беседина «Книга Греха».

О романе Платона Беседина «Книга Греха» я собрался написать с изрядным опозданием. Однако и сам «Грех» следует признать несколько запоздавшей книжкой.

Точнее, совершенно архаической.

Дело даже не в постоянных аллюзиях на священные тексты (прежде всего ветхозаветные; тут самый близкий Беседину пример – «Псалом» Фридриха Горенштейна, хотя палитра цитирования у Платона не в пример шире – не только библейские пророки, но и тезка автора, Платон, равно как Будда, Сведенборг, Ницше, Селин, профессор Болингер; вся сходка авторитетов русской классики во главе с Достоевским).

Сознательно ли нащупал автор другой свой конёк – шокирующий физиологизм, сопровождаемый менторскими отступлениями о вредоносности, скажем, употребления пива или лапши быстрого приготовления – неизвестно. Но восходит прием, безусловно, к Библии, или, в русском варианте, к протопопу Аваккуму («Черви в ваши душах кипят!»). (далее…)

Коллаж на книгу Юрия Нечипоренко «Смеяться и свистеть» – по случаю присуждения старому другу серебряной премии Дельвига 2012.

Кажется, в одно прекрасное утро он проснулся в своём южном маленьком городке. (далее…)

Сколь угодно много сказано об отважном поступке Дмитрия Виноградова, сумевшего философски переосмыслить действительность и преодолеть в себе человеческое. В частности то, что офисная жизнь, беспощадная и бессмысленная, сама порождает подобных героев. То, что ненавидят – в открытую или втайне – дорогих коллег подавляющее большинство людей, пречисляемых к т.н. «планктону». Но это все не о том.

В феврале Виноградов вновь в топах. Начинается судебное разбирательство, возможно, всплывут какие-нибудь новые, незначительные подробности. Что важно в этой истории?

«Родство» нашего лирического героя с Брейвиком – первое, о чем поспешили заявить все журналисты, блоггеры и даже некоторые «специалисты». В обоих случаях массовое убийство было использовано как реклама, пиар-ход в поддержку некоего «манифеста» (у каждого свой, в силу различия интеллектуальных способностей персонажей).

Андерс Брейвик, человек здравого ума и холодного рассудка, вряд ли вообще осознавал себя как террориста, а свою акцию – как террористический акт. Когда, словно грибы после дождя, повыскакивали в соц. сетях группы в поддержку героя, руководимые истинными патриотами России, я, конечно, ознакомился с трактатом Брейвика о новом образе Европы-2083 на сумасшедшем количестве страниц. И вот к какому выводу пришел: никогда те же самые патриоты, да и вообще никто другой не узнали бы о том, что есть такой Брейвик и тем более какая-то Доктрина-83, и не было бы ни групп этих, ни обсуждений. Поэтому, понимая свою работу как нечто главное для себя и необходимое людям и отчаявшись донести до них другими способами, Брейвик разработал такую вот рекламную концепцию, промо-мероприятие, презентацию, если хотите, трейлер. (далее…)

К вопросу об авангарде во взросло-детской литературе

Доклад на I-й научной конференции памяти Ю.С. Степанова «Научные поколения и лингвистические парадигмы цивилизации XX-XXI вв.» в Институте языкознания РАН.

На конференции, посвященной научному наследству Юрия Сергеевича Степанова, и шире, научным поколениям, хотелось бы поговорить о двух вещах: во-первых, о наследовании не только научном, но и художественном (заметим, что Юрий Сергеевич был не чужд искусству и сам пробовал себя как драматург), и во-вторых, о поколении, которое каждый человек «носит внутри себя» – о соотношении «взрослый» и «детский» в писателе и читателе. Известно, что Юрий Сергеевич интересовался детской литературой. К сожалению, мы почти не говорили об этом, но вот этот мой доклад – как будто продолжение разговора… Речь пойдет о двух писателях – Юрии Ковале и Александре Дорофееве, которые связаны друг с другом как эстетическими, так и родственными узами. (далее…)

Нечто подобное тому, что было сегодня в Челябинске, наблюдалось в Великом Устюге 8 июля 1290 года. Это зафиксировано в житие Прокопия Устюжского, первого русского юродивого.

Справка о Прокопии

Святой Прокопий Устюжский (Святой Прокопий Любекский; нем. Prokopius von Ustjug und Lubeck), родился Любеке, умер 8 июля 1303 в Великом Устюге. Блаженный (юродивый во Христе) чудотворец, причисленный к лику святых Русской Православной Церкви. Перешедший из католицизма в православие бывший любекский ганзейский купец, по происхождению — из прусского знатного рода.

Отрывок из жития Прокопия с описанием каменного дождя

Важнейшим из многих пророческих предсказаний и чудес праведного Прокопия было избавление Устюга от истребления каменно-огненной тучей. Это было в 1290 году, за 13 лет до его кончины.

В один воскресный день, когда было много народа за службой в соборе, юродивый вдруг обратился ко всем с таким увещанием: «Приближается гнев Божий, покайтесь, братия, во грехах ваших, умилостивляйте Бога постом и молитвой, иначе город погибнет от града огненного». «Он не в своем уме и никогда не говорит ничего дельного. Что его слушать?» — сказали устюжане и не обратили никакого внимания на слова праведника. (далее…)