Совсем скоро московский мультимедиа Арт Музей представит около 50-ти редчайших и интереснейших работ 50-х годов Inge Schoenthal Feltrinellii. День открытия выставки начнётся показом видео «Inge Film», полуторачасовым монологом Инге о себе и о своём мире; фильмом, вдохновлённо осуществлённым и смонтированным сыном Карло, который управляет сегодня знаменитым издательством «Фельтринелли». Данный ролик будет сопровождать всю выставку, по просьбе хозяйки бьеннале. Выставка пройдёт в рамках фестиваля «Мода и стиль в фотографии-2013». Февраль, март, – ещё не ясна точная дата; ясно одно, что творчество людей, подобных Инге, вызывает бурный интерес публики в любой точке мира.

Для многих итальянцев Инге Фельтринелли – миф.

Душа и лицо наиболее прогрессивного итальянского издательства, женщина-загадка, человек необычайной смелости и неутомимой целенаправленности, иронии, неординарной красоты и безусловного обаяния. (далее…)

“Зачем ты это читаешь?” – спросила меня одна прекрасная девушка в плацкартном вагоне, когда говорить уже стало не о чем и я обыкновенно уткнулся в книгу. С третьей страницы книги этой ей, “в литературе интересующейся разными авторами, но предпочитающей Сергея Минаева”, уже сообщили, что речь пойдёт о буднях московских обывателей – так называемых “лишних” людей, об их скорбных занятиях и убогих развлечениях. “Любовная лодка разбилась о быт”, – цитировался Маяковский применительно к этой книге, и были ещё какие-то малопонятные слова. Той книгой оказались “Московские тени” Романа Сенчина с жестоким рассказом о том, как по выходным отрываются торговые представители в пригороде Москвы, с нудным и подробным описанием сборища спившихся интеллигентов, много с чем ещё. Хотел я ответить в духе того же Маяковского, да на секунду задумался: слово “зачем”. Оно в творчестве Сенчина в каждом рассказе, на каждой странице, чуть ли не в каждом новом предложении. Зачем это читать? И зачем, действительно, я это читаю? Зачем он – это пишет? А зачем они все – люди, населяющие эти книги – зачем они так живут? Поражённый на миг таким внезапным количеством этих “зачем”, я добавил к ним ещё одно – и отвечать не стал.

Бытописатель Роман Сенчин родился в 1971 году, успел поработать монтировщиком, сторожем, дворником. Печатается в литературных журналах с 1997 года. Первую книгу опубликовал в 2000-м. В 2001 окончил Литературный институт. Герой первых книг – сам автор, с лимоновской откровенностью описывающий собственные будни и будни окружающих – провинциальных интеллигентов, менеджеров, студентов. Лауреат премий журналов «Кольцо», «Знамя»; «Эврика», «Венец». Финалист русского “Букера” в 2009 году (роман “Елтышевы”, о котором и пойдёт речь). Некоторые издания называют Сенчина самым спорным писателем своего поколения (подразумевая тот факт, что каждая публикация его рассказов и повестей вызывает горячие споры среди критиков) – однако, такая формулировка применима ко многим и хотя бы уже поэтому неверна. Скорее, это самый бесспорный писатель – так будет точнее. Во-первых, потому что его место в современной литературе уже никто не оспорит, а во-вторых, с ним не поспоришь – хотя поспорить порой очень хочется. (далее…)

— Кыш ты, зараза! — ругнулась пожилая тетка в пуховике, раскладывая на подставку упакованные в кулечки овощи.

— Ты новенькая что ль? Ты ж возле «Магнита» вроде сидела раньше…? — спросила ее другая, в чёрном платке, в сером длиннополом плаще с чёрным воротником, что тоже ютилась у входа, с таким же нехитрым товаром.

— Сидела и что с того? Теперь здесь буду сидеть… кыш! Не успокаивалась тетка в пуховике, отгоняя от своего товара важно вышагивающую вдоль ряда бабулек-торгашек ворону.

— Слышь, ты, сердешная! Ты Ксюху не гони, и руками не махай! А то, не будет нам никакой торговли! Щас, в десять, магазин откроется, она сядет на поручни крыльца и будет сидеть спокойно… А тронешь ее, она гаркнет во все свое воронье горло, их туча налетит! Мало того, что они весь день на тебя каркать будут, еще и засерут тут все!

— Так это та ученая ворона, про которую говорят? Я думала плетут все… — опешила тетка в пуховике.

— Хм, «плетут»…?! Вот её Васька, покойничек, вЫходил, когда мальчишки гнездо на крыше магазина разорили, она упала, еще птенчиком была, — крыло сломала… выходил ведь, лечил… У себя в каморке держал. А подросла…, ворона-то, так у него всегда на плече сидела… Он грузчиком здесь и работал. Известное дело — выпить любил. А вот когда выпьет, ворона, — Ксюха то бишь, — от него улетала! Сядет вот на ветлу энту и каркает, и каркает…! Страсть пьяных не любит! Всех бомжей от магазина отогнала, клюв у нее вишь какой, как долбанет по башке, — в кровь! Вот он её и приучил с собой на работу мотаться. Сам на работу, — и она тут же. Вот она к открытию, по старой памяти и прилетает. Он ящики, товары разгружает, бывало, а она тут сидит на крыльце и ждёт. Сама видела: стОит им за стол, обедать, как она к ему на плечо и он ей сырку обязательно в клюв подает… это как заведено уж…

— Ишь ты, и назвали — Ксюха! — словно харкнула на последнем слове, — усмехнулась тётка в пуховике.

Слово «Ксюха!» она произнесла пугающе резко, или ворона действительно знала свое имя, только она тут же остановилась, развернулась к тётке в пуховике и разинув широко клюв проорала: «ка-а-ррр!» (далее…)

Являющуюся как бы неким водоразделом российских запада и востока

Несмотря на то что официальная, уральская граница Европа-Азия находится в свердловской области, город Вятка всегда считался срединным местом меж дорогами на Москву и на Пермь. Туда и туда – полсуток пути по железке. Представляем 2 взгляда на старинный, почти семисотлетний русский город: взгляд художественный и фотографический. (далее…)

Вышла книга о Владимире Путине в современном российском искусстве. Алексей Колобродов. Культурный герой. – СПб.: Геликон Плюс, 2012. – 356 с.

Я стоял на Майдане во время «Оранжевой революции». Не потому что голосовал за них, а потому что было интересно. Ещё интереснее было бы взглянуть на «оранжевые» события глазами разных людей, так сказать, влезть в чужую шкуру. Лучше всего в шкуру людей творческих с их особой оптикой восприятия и обширной палитрой выразительных средств.

Но большое кино про события в незалежной Украине не снимают. Стоящих картин не создают. Да и книг особо не пишут. О наркоманах и менеджерах, цыганах и пингвинах – это вам пожалуйста, а вот о родине молчат, хотя, казалось бы, чего боятся? «Чёрные воронки» списали в утиль. Возможно, события в незалежной Украине людям творческим малоинтересны.

Между тем, литература во все времена была отражением эпохи. Изучать, например, Францию по книгам Флобера и познавательно, и увлекательно. Но времена, а, значит, и нравы, меняются.

В России, собственно, та же история, что и в Украине: не хотят фотографировать эпоху словом. Попытки, конечно, имеются, но тут, делая реверс, богатый арсенал выразительных средств скорее вредит, нежели помогает.

Сугубой аналитики, конечно, тоже не сильно жаждется, но аналитика как таковая для эпохи точно нужна. Эпохи, которую независимо от обстоятельств, событий да и нас с вами определённо назовут «путинской». И это, пожалуй, станет её лучшей дефиницией. (далее…)

Утро. Но уже парит.

Он шел вдоль прибоя, хрустя стоптанными кроссовками по белому реликтовому ракушечнику. Первые курортники в своих нелепых нарочитых одеждах совершили свой утренний терренкур и теперь барахтались у берега или старательно загорали, разбросав свои тела в причудливых позах.

Он отметил несколько новых, но, обезображенные возрастом, мужские и женские тела скорее отталкивали, чем привлекали. Картину не меняли и несколько мосластых нимфеток, и пара-тройка путти в перетяжках.

В неотвратимой гармонии наступающего дня все они казались нелепыми и излишними. Томительное, необъяснимое беспокойство, вот уже несколько дней не покидавшее его, только усилилось.

Чувство, словно в ванне выдернули затычку, и вся его жизнь, покрутившись воронкой, стекла куда-то с последним всхлипом, не покидало.

Внутри было пусто и гулко.

Он остановился на своем привычном месте, скинул на ракушечник старый рюкзак и, сняв обтрепанную соломенную шляпу, присыпал ее поля: чтобы не унесло.

Спустил шорты. Они скользнули по ногам, и он, переступая, вышел из них. Это из детства.

Голый мужчина в неплохой форме стоял у кромки воды, закинув руки за голову, и смотрел перед собой. Словно ждал. (далее…)

Мужик этот, зовут Ильёй, попался случайно в центральной Городской библиоте… хотел я пошутить; да скажу честно – попался он в пивной, за кружкой отнюдь не дешёвого местного пойла «Вятич» (спирт с водой). В процессе беседы включив диктофон на мобильнике, записал незатейливый монолог, который и передаю ничтоже сумняшеся Вам, дорогие друзья, убрав предварительно из текста христовые поговорки, обильно приправленные смачным бесхитростным матюшком. Почти все…

Илья

…так вот. И кому на хер сдался этот ваш Сердюк. Ясно всё. Опять выгораживают. Золотом не осыплет, не быв под молотком.

Меня почему-то никто не выгораживал, пока я из Котельнича в город ездил за накладными по переработке. (Имеется в виду город Киров – обл. центр, – авт.) Задержался – неделю провошкался. Так, вишь ли, вернулся, а ферма-то закрытая стоит, под печатями – от, твари! А где зверь-от, говорю-спрашиваю? А зверь, отвечают, переоформлен и передан по акту. Акту – на 5 копеек, слышь? – тыщ сорок всего по долгу-то – я ведь деньги-то собрал, собрал: для того в центре и договаривался с рыночными, – бац, а зверя нет, и что?

Сердюк под миллиардами на мерсах ездит – ничего! Лес на Вятке миллионами воруют – ничего! Лосей да кабанов «новые русские» из администрации чисто чтоб «на фото» стреляют – ничего! А ежели лосей нехватка – ментовское начальство с вертолётов по коровам шмаляет, какая нахрен большая разница.

Губернатора обыскали, по спине похлопали – гуляй, рванина, – нету ни леса, ни спирту уржумского, ну и хрен бы с ним: под Навальным роют, скажу я вам. А у самого меня ни рожна не осталось – ни зверя, ни чёрта лысого – бос как гусь, гол как осиновый кол. Жена вот-вот свалит, мне ж сороковник всего. Она и так косо смотрит – одно зверьё, мол, на уме; а как иначе-то, жить-то ведь надо? – иначе каюк, – а сейчас и в точку каюк – что лыко в харю. (далее…)

Цитируется по Facebook Ольги Погодиной-Кузминой.

В занятии литературой есть какой-то дурной абсурд. Сначала несколько лет ты пишешь роман, потом два-три года мыкаешься с ним по издательствам, потом тебя наконец где-то соглашаются осчастливить и печатают. Платят те же деньги, что и за одну серию какой-нибудь телевизионной тошнотины для домохозяек, вроде «Варенька. Печенье любви», но ты же не за деньги, даже смешно!… Потом два-три месяца жадно читаешь отзывы, получаешь письма от читателей, радуешься как дитя, но постепенно ручеек иссякает, тебя вместе с твоим измученным шедевром смывает волной нового прибоя. Все, забыто и похоронено.

Казалось бы – делай выводы, умный человек. Так ведь нет! Черт тебя подначивает писать новый роман. И хотя пишешь как бы «для себя», в глубине души-то заранее представляешь все эти мытарства, что надо его куда-то отправлять, кому-то предлагать, просить прочесть, с волнением ждать ответа… как поход к зубному врачу. С той разницей, что зубы тебе предъявлены как данность, а тут сам лезешь на рожон.

В общем, дописываю последнюю главу.

Комментарии к статусу:

сергей семенов Иосиф Бродский: «Я, например, занялся изящной словесностью по одной простой причине — она сообщает тебе чрезвычайное ускорение. Когда сочиняешь стишок, в голову приходят такие вещи, которые тебе в принципе приходить не должны были. Вот почему и надо заниматься литературой. Почему в идеале все должны заниматься литературой. Это необходимость видовая, биологическая. Долг индивидуума перед самим собой, перед своей ДНК».

Евгений Щетинкин Творческий мазохизм какой-то…

Максим Лаврентьев Дописывайте. Жду.

Ольга Погодина-Кузмина Максим, вот это правильный ответ))) спасибо!

Ольга Погодина-Кузмина Сергей, классик отлично объясняет, зачем нужно сочинять литературу. Но зачем ее нужно печатать, прилагая к этому нечеловеческие усилия? Вопрос остается открытым. С другой стороны, писатель, который не печатается и не состоит — не более чем самозванец.

Владимир Михайлов Оля, всё дело в том, что писатель, может, и пишет для себя, но — в тайной надежде, что его услышат. Если ты пишешь какую-нибудь слюнявую муть, — это один посыл, а если тебя беспокоят важные вопросы, на которые люди всегда, во все века будут искать ответы, то это всё-таки твоё предназначение. И не важно, опубликуют потом описание твоих попыток прорыва или нет. Пусть современники не прочтут и не услышат, но ведь будут ещё потомки. Скольких писателей не публиковали при жизни? И ничего. Так что к духовным вопросам и «видовой, биологической необходимости» примешивается только один маленький, малюсенький такой ещё вопросик — о материальной составляющей жизни писателя… Поэтому несмотря ни на что мечтаю прочесть твой новый роман, так как предыдущий очень понравился.

Анастасия Дудко Потребность быть напечатанным — эта та же потребность быть услышанным, не напечатают тебя — никто и не узнает, что ты хотел сказать. Та же потребность, как у судачащих на лавочке у подъезда бабушек, они для того и сидят на своих лавочках, чтобы их услышали подруги. У писателя просто масштабы пошире.
______________

Вот такая занятная тема. А вы что думаете?

* * *

Читайте также:

О романе Андрея Коровина «Ветер в оранжерее». При чем здесь литература?
Современная литература (обзор блогосферы)

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

АНДРЕЙ КОРОВИН «ВЕТЕР В ОРАНЖЕРЕЕ»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

По просьбе Максима Кантора редакция Перемен транслирует заявление, сделанное им в Фейсбуке.

Меня выгоняют московской мастерской — тем самым выселяют из России — решил про это рассказать.
В центре Москвы находится моя мастерская, на первом этаже дома, нежилой фонд, 71 метр.

Эта мастерская у меня уже 34 (тридцать четыре) года.
Мы делили ее с отцом, искусствоведом, после его смерти остался арендатором один я — живописец.
Все мои картины написаны в ней. Я в ней работаю до сих пор — хотя последние полтора года нахожусь большую часть времени в Европе.
Мои картины в Третьяковке, в Русском музее, Новосибирскоком музее, Тольятинском и еще в 24х крупных музеях мира, включая Британский музей и Австралийскую картинную галерею.
Я представлял Россию на Венецианском Биенналле, регулярно выставляюсь — по 3-5 выставок в год. В настоящий момент — выставка в Третьяковке, пять месяцев назад — выставка в Русском музее Петербурга.
Моя выставочная и музейная деятельность не просто неоспорима — для русского живописца уникальна.

В мое отсутствие (я сейчас нахожусь в Германии) собралась комиссия Союза Художников и решила меня из мастерской выселить.
Председатель живописной секции Павел Никонов объявил на собрании, что я мастерскую сдаю жильцам.
Это полная ложь.
Любой, кто даже шапочно знаком со мной, знает, что это нереальное предположение.
Комиссия разыграла сценку — якобы позвонили мне по телефону (разумеется, никакого звонка не было!) и якобы получили подтверждение, что мне мастерская не нужна.
Этот балаган потребовался для стремительного решения.
Решено ломать дверь, и мою мастерскую аннулировать.

Добрые люди меня разыскали, предлагают срочно лететь в Москву и нанимать адвоката — надо срочно доказывать, что я русский художник, и мастерская мне нужна.

Ничего этого я делать не собираюсь. (далее…)

Почему-то считается, что депутаты у нас глупые. Ну, в смысле дураки. То есть практически идиоты. Дескать, делать им нечего, вот и полезли в кошелек к телеведущему Познеру. Интересуются, беспокоятся, дрожат от нетерпения: а ну как доплачивает Познеру Эрнст за иностранное гражданство. Точнее – за целых два, за французское и за американское. (далее…)

Прочитав мою заметку к публикации романа Андрея Коровина «Ветер в оранжерее», упомянутый в этой заметке критик Лев Пирогов написал у себя в ЖЖ очередное небезынтересное сообщение, которое я уже по традиции перемещаю сюда, поскольку Лев Васильевич имеет характерную особенность удалять самые интересные записи из своего Живого Журнала. Пост называется «О современной литературе».

Топоров хвастается, что не читает самотёка. Я ещё круче, я не читаю книг. В последний раз прочёл штук пять полтора года назад, и все они были говно. Ну, кроме одной.

Несколько книг (по-моему, четыре) мне с тех пор подарили, спасибо, читал. Говно, кроме одной.

А вот сегодня вечером, лёжа животом поперёк кровати, читал попеременно то «Карлсон вернулся», то (когда ребёнок отлучится за игрушкой или покакать) роман «Малышок» Ликстанова, издание 49 года, и чувствовал что-то такое… Счастье, что ли?

И всё равно Глеб Давыдов выделяет нас с Топоровым из всего корпуса отечественной литературной критики. Представляете, что было бы, если б мы ещё и читали?

А если серьёзно, в издательской продукции, прошедшей тёплые руки редактора, говна, по-моему, побольше будет, чем в самотёке. Самотёк читая, по крайней мере, эмоции живые испытываешь. Типа как подобрав камешек с развалин Акрополя: «Вот, какой-нибудь древний грек, возможно, Плутарх или Демосфен, плевал на него, может быть, даже срал и подтирал этим камнем жопу…»

А потом выясняется, что эти камешки туда специально для туристов грузовиками завозят с ближайшей каменоломни. (далее…)

У Итальянцев с Богом всё просто.

Бог любит Итальянцев.

Итальянцы любят Бога.

И всё!

И ещё, как только прелестная Кармела поднимает в ультрамариновое небо свои лукавые оливковые глаза и молитвенно сложенные ладошки, то Господь даёт ей сразу всё:

и курчавого Франческо в мужья;

и двух прелестных детей: мальчика – Джузеппе и девочку – Марию;

и двух ослов: Чико и Фемину;

и лохматого пса – Джулио, и дом, и сад, и кота Фердинанда.

И ещё, загодя: мужа Антонио, для её будущей дочери; жену Луизу, для её будущего сына.

И внуков даёт: Анджело, Франческа, Микеле…

И ещё – Бог знает что.

А как иначе?

Ведь если она ещё начнёт и просить, моля, заламывая руки и причитая, то придётся отдать и собственные сандалии из мягкой позолоченной буйволовой кожи. (Которые не жмут, и он их так любит…)

А у Него и так от этих Итальянцев голова раскалывается и идёт кругом. (далее…)

Леонид Гамбург. Страна чудес Алисы и Гарри Поттера: Приглашение в английскую детскую литературу. – К.: Радуга, 2012. – 208 с. илл.

«Будьте, как дети, и спасётесь», – сказано в Евангелии, и данный завет одни стараются исполнять, вторые упорно игнорируют, но и те, и другие так или иначе помнят. На этот счёт вспоминается любопытная история из «Журавлей и карликов» Леонида Юзефовича. Один французский писатель беседует со старым сельским кюре и говорит ему: «Вы всю жизнь исповедуете своих прихожан, вы знаете о них все. Можете ли вы какой-нибудь одной фразой выразить ваше понимание человеческой природы?» Кюре ответил, что да, может, и фраза эта: «Взрослых людей не бывает».

Пожалуй, все мы в той или иной степени хоть на денёк мечтаем вернуться в детство. Не у всех оно, конечно, было счастливым и беззаботным, но то, что детские воспоминания у большинства людей добрые и светлые, остаётся самой упрямой вещью на свете.

Во многом для тех, кто мечтает вернуться в детство, Леонид Гамбург и написал свою книгу «Страна чудес Алисы и Гарри Поттера», совместно изданную в Киеве журналом «Радуга» и «Саммит-Книгой». Издана она, надо сказать, отлично. Особым украшением, что большая редкость сегодня, служат великолепные цветные и чёрно-белые иллюстрации. Так сказать, для полного погружения в радужное детство. (далее…)

И как только Жерар Депардье ступил на русскую землю, грянули фанфары, раздались крики «Ура!» и «Браво!». Главы регионов наперебой принялись звать его на ПМЖ к себе – кто в Чечню, кто в Кировскую область.

Глава Сбербанка Герман Греф увидел в припадании Депардье, так сказать, к лону РФ сплошные плюсы. И прежде всего — «финансово-экономическую и политическую стабильность», делающую нашу страну интересной «не только для инвесторов, но и для деятелей искусства и культуры». Туда же и вице-премьер Дмитрий Рогозин, высказавший смелое предположение о «массовой миграции богатых европейцев в Россию», которая начнётся, когда на Западе узнают «особенности нашей налоговой системы». Короче, взбодрил Депардье представителей нашей элиты, и начали они мечтать о несбыточном. (далее…)

Если есть что-то невозможное, то давайте это попробуем.

Сергей Брин.

Можно ли фильмом петь славу, если его тягостно смотреть?

После титров (Фантазии Фарятьева), идущих в полной тишине на чёрном фоне, — первые кадры и звуки. Корявая игра на пианино мальчишескими пальцами, ободранными и смазанными зелёнкой. (Мальчику до лампочки эти уроки музыки и музыка вообще.) Впрочем, из-за общей замедленности неуверенного исполнения, печаль мелодии всё же доносится до зрителя. Потом – пейзаж (наверно, вид из окна комнаты, где идёт частный урок музыки). Он тоже не совершенно отвратный. Ну, осень. Листья облетели. Не всюду, правда. Туман. Но видно далеко. Даль даже прекрасна в своей туманности. Река, холмы на том берегу. Но ближе… Этот чёрный столб с проводами (так кадр не выбирает фотограф, позитивно относящийся к снимаемому)… Этот ералаш черепичных крыш, непонятно в каком порядке стоящих одноэтажных домов чуть не на первом плане… Подстать столбу какие-то, заводские, что ли, трубы подальше… На самом первом плане глухой дворовый забор, вместе с улицей спускающийся с крутого взгорка. Никакого ритма. Как нет ритма в игре мальчика. Впрочем, чирикают какие-то птицы. Наверно, воробьи. Объектив двинулся и обнаружил, что это за спускающаяся улица. На ней только тротуар. Грунтовый. Напротив домов и заборов то ли огороды, то ли пустырь. Страшных чёрных столбов оказывается спускающийся ряд. Но ни одного одинакового столба. То столб повыше, то пониже, то перевёрнутой буквой V. Нет ритма. Так называемая музыка продолжает тянуть нервы. Теперь комната. Ну, тёмная. Но свет в окно так и бьёт снопом. Зато Фарятьев сидит на стуле неестественно прямо. Не прикасаясь к спинке. Гость ненатурально значительно произносит имя учительницы:

«- Александра.

— Шура?».

Обоим плевать, что идёт же урок…

Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята…

И так – две серии. (далее…)