Глеб Давыдов отвечает на вопросы Натальи Рубановой по поводу своей недавно вышедшей «Книги Трипов» и переводов индийских адвайтических священных Писаний — «Авадхута Гита», «Аштавакра Гита» и «Рибху Гита».

Мортен Тровик. Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты / Пер. с норв. Е. Воробьевой. Москва: Индивидуум, 2020. 368 с.

Норвежец Мортен Тровик явно относится к таким слегка раздолбайским, но весьма симпатичным международным тусовщикам — везде бывал, всюду друзья-товарищи с первого часа, там немного бизнеса, здесь немного амуров, везде зажигательно. Истинный globe-trotter! А у таких бывает, что обычные страны им становится скучны, тянет на экзотику покруче. Не поэтому ли он учился в 1993 году в Москве в театре у Фоменко? Об этом только двухстраничный мемуар, но крайне забавный — стрельба, выгоревшие машины у дома, покупка запрещенных веществ у солдат, парень с колотой раной вежливо просит помощи. В последующие годы наша страна, видимо, поскучнела — Тровик перекинулся на Северную Корею.

Был там 20 раз, привозил норвежские культурные миссии, оркестры и коллективы КНДР отправлял к себе в страну. Высшее достижение — организация концерта Laibach в Пхеньяне. (далее…)

Будда, черный человек и сезонная поэзия

Красная птица: Детская литература Японии. СПб.: Издательство книжного магазина «Желтый двор», 2020. 224 с.

Выход этой книги — радость даже трижды. Во-первых, ее публикацией книжный магазин «Желтый двор» сигнализирует о появлении нового востоковедного издательства. Во-вторых, в «Птице» обилие оригинальных иллюстраций — и эта целая выставка потрясающе своеобычных и просто «каваий» рисунков первой половины прошлого века. В-третьих же, очень давно пора издавать не только буквально всего Мураками и искать срочно второго Мураками, а обратиться к истории японской литературы, освоенной у нас далеко не полностью.

История же «Птицы» любопытна тоже во многих планах. Это не только был практически первый детский журнал в Японии, но и каноны новой литературы для детей задавал он же. Создатели альманаха (1918—1936) даже поставили себе задачей отчасти изменить отношение к воспитанию, к самому отношению к детям. От традиционных «кандзэн-тёаку» (поощрение добра и порицание зла) и «риссин-сюссэ» (преуспевание и достижение жизненного успеха) акцент смещался на то, чтобы воспринимать ребенка как равную, полноценную личность, с собственным миром, на языке которого и пытался говорить журнал. Отсюда и появление новых жанров, тоже имеющих непосредственное отношение к журналу — «дова» — детский рассказ и «доё» — детское стихотворение. (далее…)

Ruth Finnegan. Time for the world to learn from Africa. Balestier Press, 2018, серия Hearing Others’ Voices

Когда нам приходится рассуждать об Африке, мы привыкли исходить из того, что Африка традиционно играет роль ученика и подмастерья, — а себе, представителям условно западного мира, мы также традиционно отводим роль учителя. Мнение это, хотя и в чем-то верно, все-таки крайне однобоко: ведь все культуры учатся друг у друга, это процесс взаимный и именно принцип взаимности позволяет культурам развиваться и, следовательно, существовать.

К сожалению, очень мало говорится и пишется о том, как и чему поучиться у Африки можем мы, представители западной цивилизации, и это при том, что африканский континент имеет богатейшее культурное наследие — это и предания м мифы, и музыка, и пословицы и афоризмы, и, традиционная медицина, различные духовные практики и связанные с ними инсайты, и многое, многое другое. (далее…)

«Мир, ты проиграл». Свидание было назначено на вечность, там, куда не потыкалось заблудшее стадо. Свидание, или дуэль? Твой выстрел ознаменовал конец времени колокольчиков, они стали беззащитными цветами, и – звон одинокого колокола, никого около… Ты смеялась и плакала в моих воспоминаниях, ранив то, что было твоим; вы пошли с ним туда, где не было никого, ты попала в цель. Это мог быть наш мир… Воссоздашь его с кем-то еще, ты умеешь, ты всё умеешь. Я же – только и могу подумать: «Мир, ты проиграл». (далее…)

Родился я при обстоятельствах довольно забавных. Не как остальные, но вследствие мнимой беременности. Это когда женщина внушает себе, а у нее взаправду вырастает живот, и прочие проявляются признаки. Только к развитию настоящего плода такая беременность не приводит. Я же, однако, не только развился, но даже вылез. Так вот я и родился, — считай, из ничего.

Отца у меня, получается, нет. А вот старшая сестра присутствует. Но она родилась уже простым способом. Родилась и родилась – нечего и рассказывать.

Только из нас двоих именно ей, почему-то, присущи всевозможные странности. Сам я – тих и порядочен; любой, кто хоть малость знает меня, подтвердит. Сестру мою тоже любят, но больше за внешность.

Она и правда хороша собой – всегда на нее засматривались и мужчины, и женщины, и даже дети. Волосы темные, кожа бледна, взгляд, как говорится, чарующий; в минуты особо возвышенных состояний она как вперит этот свой взгляд, и будет, не моргая, смотреть, пока несет полную чушь, — становится даже страшно.

Эти странности, впрочем, придают ее образу известного рода перчинку. Что нравится многим куда больше покладистости и кроткого нрава.

Но не мне; я всегда находил ее женщиной неспокойной и старался держаться вдали. Очень уж часто ее посещают идеи: может начитаться чего-нибудь эдакого, что, в ее случае, вредно. И не раз эти идеи касались меня. (далее…)

Режиссер, поэт и художник Татьяна Данильянц о бессилии слов перед реальностью, Венеции, любимом кинематографе, русской и армянской родине, об идеале созидательной жизни, «Молодом папе» Соррентино и своей новой книге «В объятиях реки» (Воймега, 2019).

Александр Чанцев: Ты по-возрожденчески занимаешься столь многим — кино, поэзией и фотографией. Что-то на определенных этапах важнее? Что-то, возможно, вообще самое главное для тебя?

Татьяна Данильянц: Все эти занятия связаны с моими, назовем их так, органами понимания/ распознавания окружающей реальности, это результат их работы. Все эти занятия одинаково для меня важны. Работают эти «органы» несколько по-разному, попробую объяснить, как я это ощущаю.

Кино, в принципе, тотальное занятие. Проверено временем, что когда я делаю фильм: снимаю, монтирую, — то не могу писать стихи или делать арт-проекты. И связано это не только с чрезмерной занятостью. (далее…)

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Есть параллельная, косвенно связанная с Муаммаром тема: те же страны Залива, их аналогичная Ливии богатая «природная рента», и их стремление, — не повсеместное, но местами очень заметное, – применить богатство в благом ключе для общества.

Страны Залива, конечно, работают на условное благо своих граждан. Но пока что не всегда умело, так как опыт государственности у них крайне мал и, главное, всё осуществляется при помощи иностранных советников. Которые дают им советы по организации государственной работы, разумеется, в рамках своего, западного опыта. С другой стороны, думаю, что никто перед советниками не ставит задачи по внедрению в странах Залива демократических институтов.

Если присмотреться — там очень жёсткие механизмы контроля граждан, про неграждан и не говорю. Ну и, разумеется, они занимают крайне активную позицию во внешней политике. Последнее довольно долго не осознавалось западными странами — не по причине небывалой мудрости и прозорливости деятелей из стран Залива, а по совсем другим причинам…

По причинам углеводородным?

Это тоже, да ещё и разница менталитетов, которую никто не отменял.

До эпохи создания нефтяных концессий на Аравийском полуострове проживали враждовавшие между собой бедуинские племена, а до 1960-х (грубо говоря) даже концессии им не помогали зажить счастливо и богато. Откуда же им набраться опыта? Неужели за последние 50 лет? Жили они всегда так, как ты видел на Сокотре. Возможно даже хуже, потому, что на Сокотре ты, наверное, застал йеменский коммунизм: школы, какие-то подобия колхозов.

Твоё предположение звучит интригующе, но всё же: а были ли у йеменского коммунизма реальные преимущества перед традиционным аравийским племенным укладом?..

Думаю, что да, были — их дети всё-таки пошли в школы, существенно снизилась детская смертность, и пр. Вообще, на Сокотре вспоминают те времена хорошо, очень жалуются на воинствующий исламизм. В этом отношении мусульманским странам нелегко: критиковать закручивание гаек и стремление сделать так, как было во времена Пророка (к чему призывают консервативные проповедники) — значит критиковать самого Пророка, так что на открытый конфликт с радикально настроенными движениями власти большинства мусульманских государств не идут. А с другой стороны — свободы хочется, тем более что не так уж давно мусульманские ныне общества, включая и сокотрийское, вели вполне себе светский образ жизни. (далее…)

Лингвист, этнолог, переводчик, стипендиат Фонда Марии Склодовской-Кюри (MSCA), научный сотрудник Института изучения культуры и общества Университета Наварры в Памплоне Сарали Гинцбург — об Африке и Ближнем Востоке, о транзитивных текстах и «академическом варварстве», о магрибско-европейских поэтических батлах, о демократии и «свободных флиртующих интеллектуалах».

Игорь Сид: Когда Институт перевода готовил в Москве Русско-арабскую школу переводчика, нам порекомендовали пригласить руководителем тебя, на тот момент преподавателя Хьюстонского университета в США, — как одного из самых разнообразных, в плане кураторского и исследовательского опыта, арабистов и востоковедов. И вот первый вопрос: зачем (сейчас) нужны востоковедение и арабистика?

Сарали Гинцбург: Хороший вопрос, — потому что ответ может звучать неоднозначно. С одной стороны, в России сегодня довольно много вузов, предлагающих изучать различные аспекты востоковедения, их в разы больше по сравнению с годами, моего студенчества. Это должно бы говорить о том, что востоковедение всё более интересно обществу – и, заметим, одно из первых мест в списке востоковедных профессий занимает арабистика. С другой стороны, нет ощущения, что профессия востоковеда в этом самом обществе реально востребована. Аналогично, в Европе значительная часть крупных вузов, заметив низкую рентабельность этой профессии, закрыли или расформировали востоковедные свои отделения, предлагая просто курсы восточных языков, культуры и религии. (далее…)

Из цикла «Диплом «Пушкин в Петербурге»»

Он и не мыслит счастья без примет
Топографических, неотразимых.
Александр Кушнер

У меня — «рукописей клочья», по меткому слову Шаламова, меж тем как строгий бог увлечён работой новой, ворох песен моих старых выметает за порог. Надо бы мне поспешить, на лету поймать эти клочья и найти в них детали-жемчужины необратимого времени.

Найти застывший слепок старой улицы и холм с площадью со старым фонтаном. Найти подъезд с зеркалами венецианского стекла и деревянную крутую лестницу с резными перилами. Я вижу орнаменты витражей на окнах лестничных площадок: бирюзовую вазу с золотыми цветами, фантастических львов и диковинные растения. Возникает театр романтических полутеней — гётевские, гельдерлиновские, клейстовские образы — завораживающие «schwankende Gestalten». Трудно следовать заветам строгих романтиков, справедливо полагавших, что филология — любовь к подробностям, уверенных в том, что в этом мире нет ничего более романтического, чем то, что мы называем обыкновенно нашей жизнью и что записанное трансформирует исчезающий и текущий мир в метафизический. Не потерять бы мне звена в цепи хода времени, не потерять бы местечка в переменах мест. (далее…)

27 октября 1952 года в г. Богородицк Тульской области родился Олег Давыдов — писатель, эссеист, один из главных авторов и редакторов интернет-журнала «Перемены». 23 апреля 2017 года Олег покинул пределы физического существования. Последней его работой стал проект «Места Силы», в который он был погружен с 2004 по 2013 год. Суть проекта, по словам Олега, заключалась в том, чтобы очертить «мистическую географию России». С этой целью он странствовал по просторам Русской Равнины, искал, находил, исследовал, общался с местными, фотографировал, анализировал и описывал то, что называл «Местами Силы» (играя с термином Карлоса Кастанеды, но трактуя его несколько иначе). Тщательно изучая историю и географию каждого из 111 посещенных им мест, погружаясь в жития святых, связанных с этим местом, сопоставляя эти жития с древними индо-европейскими мифами и другими источниками… Докапываясь до вещей, которые раньше были непонятны и недоступны ни ученым, ни эзотерикам, ни русофилам, ни людям религии.

Олег как-то сказал: «Места силы – это такие места, в которых сны наяву легче заметить. Там завеса обыденной реальности как бы истончается, и появляется возможность видеть то, чего обычно не видишь» (цитата из интервью, посвященного проекту «Места Силы»). Фиксируя свои открытия и находки, Олег в итоге создал настоящую энциклопедию подлинных корней русской нации. Обнажил скрытые механизмы, лежащие в основе нашего менталитета (будучи и сам на сто процентов его носителем, что, несомненно, сильно повлияло на общий дух получившейся книги). Прояснил архетипы, создающие то, что можно назвать судьбой нации. И проиллюстрировал всё это конкретными (зачастую очень неожиданными) историческими и мифологическими примерами, позволяющими проследить зарождение, становление и развитие Руси, и, в частности, современной России. (далее…)

1

НЕЗРЯЧИЙ ВСАДНИК

Что такое биография – подлинная жизнь человека или искажение? Как определить, когда заканчивается одна жизнь и начинается другая? Существует ли граница между той и этой?
В чём призвание писателя – описывать жизнь внутреннюю или внешнюю? Если внутреннюю, то это должно быть сделано так, чтобы не затемнить то, что и без того покоится в темноте? Если же внешнюю, то стоит ли придавать смысл тому, что априори лишено смысла? Вот вопросы, не имеющие окончательного и безусловного разрешения.
Предуведомление автора

*

Ты, бывший одним из нас и с нами порвавший, имеешь право на многое…
Х. Гойтисоло

*

Замысел этого текста поначалу был иным. Пока однажды утром, изготовившись, как тореадор перед решающим ударом шпаги, к написанию своих абзацев, я не увидел в бегло просмотренной колонке новостей извещение в газете «Коммерсантъ»: несколько дней назад скончался известный испанский писатель Хуан Гойтисоло. Тот самый, о котором так долго я собирался написать и даже набросал под хорошую руку несколько размытых строк. После многих месяцев раздумий и колебаний, неуверенности в себе да и в самой необходимости такого текста, потому что имя и сочинения Хуана Гойтисоло на моей родине забыты раз и навсегда. А были ли они когда-нибудь востребованы? Книги его я хорошо помню, а вот насчёт востребованности… нет, ничего в памяти не осталось. Не помню споров о нём и его текстах, ссылок на его авторитет, статей и исследований о его творчестве… ничего. Безлюдная пустыня. (далее…)

Две книги об Индии, написанные русским и индийской писателями.

1. Блейк и Индия
Сергей Соловьев. Человек и другое: Книга странствий. М.: Рипол классик / Пальмира, 2019. 398 с.

В своей новой книге прозаик, поэт, путешественник, издатель (вольных журналов 90-х), изобретатель всяческих безумно смелых проектов (почти осуществившаяся идея построить в Германии лабиринт лабиринтов) Сергей Соловьев взялся за дважды невозможное. Во-первых, написать книгу о том опыте, что не выразим словами, внебуквенен, находится далеко за пределами привычных человеческих обыкновений. Во-вторых, этот опыт – счастья, озарения и прозрения в неведомое, что невозможнее вдвойне (об индивидуальном несчастье рассказать, вспомним Толстого, можно, а вот за описание того, как все счастливые семьи счастливы одинаково, даже великий наш классик не взялся). Впрочем, Соловьев невыполнимых задач не боится – его самый известный роман «Адамов мост», как он говорит даже в этой книге, был именно попыткой романа о счастье (а одна глава там была написана «от лица» тигрицы – тоже тот еще челендж!).

Опыт же за пределом слов, с той другой стороны, где «мир живых изначальных энергий, природы, не книжной, а реальной», действительно важен для Соловьева. Он поминает философское понятие Другого – чтобы тут же отказаться от него, ибо «не выйти из человека. В слове – не выйти». А ему очень нужно, потому что тут «дело не в наслаждении, созерцании, тихом разговоре, медленном огне… нет, сложное чувство. Сложное, как небо. По эту сторону, с людьми, я испытывал это чувство считанные разы: с одной женщиной, двумя-тремя книгами». (далее…)

Что бывает, если вдруг украдут паспорт и камеру во время путешествия по Индии в поезде? Иногда ничего хорошего, а иногда — чудеса. Наталья Нехлебова рассказывает о том, что случилось с ней. Трип из архива Перемен.

В.М.Зимин жил на Камчатке несколько десятков лет, а потому его очерк об этом невероятном полуострове обладает ценностью настоящего знания. Факты и истории о Камчатке. Природа, метафизика и лиричность Камчатки… Текст из Архива Перемен.