На главную | БЛОГ ПЕРЕМЕН. Peremeny.Ru - Part 15


Обновления под рубрикой 'На главную':

Олег Шишкин. Последняя тайна Распутина. — М.: АСТ, 2018

…Среди вороха пожелтевших новостей и бесчисленного количества инсинуаций эта книга — настоящая сенсация, о которой хочется сказать, используя официальный стиль: «Написанному верить».

Дело в том, что новое расследование Олега Шишкина основано на секретном до недавнего времени «Деле об убийстве Распутина», которое было найдено автором в архиве Министерства юстиции Российской империи. И стоит сразу отметить, что упомянутая выше «сенсационность» — не преувеличение, поскольку этот документ полностью переворачивает представления о покушении на царского фаворита, влияние которого на государственные дела в Российской империи во времена Первой мировой войны называли «параллельным самодержавием».

В принципе, неудивительно, что история судебного дела об убийстве Распутина кануло в лету, время от времени выплывая на свет то в конторе немецкого антиквара, то на страницах эмигрантских газет. В конце 1916-го—начале 1917 года это самое дело велось Петроградской судебной палатой, после, еще до февральских событий его затребовал к себе Николай II и якобы уничтожил в Царскосельском дворце как опасный документ. Однако это все это лишь легенды, которые традиционно сопровождают тень Распутина. (далее…)

Помню, когда читала про Китай, — в числе прочего, ставившего меня в тупик, была теория гармонии масс…

Когда китайцы пытаются сформулировать разницу между картиной мира самих китайцев и, скажем так, всех остальных, то одним из обязательных пунктов будет «гармония масс», наблюдаемая у китайцев и кардинально отличающаяся от индивидуальной гармонии разных других национальностей.

Я всегда с возрастающим раздражением воспринимала эту гармонию как превалирование общего над частным и полную победу коллектива над личностью. Постепенно у меня из ушей начинал идти пар, и я поскорее забрасывала дальнейшие размышления по этому поводу. И вот только совсем недавно, опять-таки, гоняя на велосипеде по городу, я начала кое о чем догадываться…

Наверное, вы никогда не поймете настоящий Китай, не почувствуете его скрытую сущность, не проникнитесь уважением к нему, если не прокатитесь на велосипеде по улицам. Со стороны это кажется чистым безумием: сотни тысяч велосипедов, мотоциклов, машин, жуткий шум, невообразимая грязь. Нет никакого общего четкого плана, нет понятных правил, все, казалось бы, отдано на волю чистой случайности и полного произвола. (далее…)

З.Паункович

Беседа с переводчиком, литературоведом и критиком Зориславом Паунковичем (Белград) о жизни в Москве 70-х, цензуре в советские времена, памятнике Николаю II, комиксах по Н. Олейникову и о том, что без сербов у русских не было бы Пушкина.

Александр Чанцев: Ты выучил русский в Москве в детстве, когда тут работали твои родители. Какой была Москва для тебя, какие самые яркие воспоминания остались?

Зорислав Паункович: Пребывание в Москве сильно повлияло на мое развитие. Это первая половина семидесятых годов (1971—1976). Я учился в русской средней общеобразовательной школе с пятого по девятый класс (№779, на улице Вавилова). Уже поэтому можно сказать, что я достаточно глубоко вошел в русскую жизнь. Как иностранцы мы тогда находились в привилегированном положении.

В чем конкретно это выражалось? (далее…)

В поэзии можно, пожалуй, всё, но не всё то поэзия. Послушай… там, в выси небесных мыслей,
ласкалась сказка… Неистово касаясь двух тел теней, была короче… И бежали, как дети, мгновения,
счастливые, напрасные, и венчанные исчезновением, как правдой, ты вспомни вечное лето…

Сегодня в обществе заметен неформальный интерес к переломным событиям отечественной истории столетней давности. Мы пытаемся, глядя в зеркало минувшего, как бы увидеть в нем отражение наших нынешних непростых проблем. А лучше всего сможет помочь это сделать умный, тонкий и непредвзятый писатель — современник тех роковых событий. К числу таких немногих смело можно отнести Константина Паустовского (1892—1968 гг.).

Книги его воспоминаний «Повесть о жизни» охватывают события с самого конца XIX века по 30-е годы века XX. И конечно, особый интерес представляют те страницы, что относятся к первым революционным 1917—1918 годам. Тем более интересен взгляд непартийного журналиста, каким был К. Паустовский, сотрудник небольшевистских московских газет в те переломные времена.

Написаны главы книги «Начало неведомого века» в 1956 году, во время так называемой оттепели, когда спал диктат жесткой идеологической цензуры. Писатель смог посмотреть на события революционных лет, не кривя душой, честно оценивая и их, и свои ощущения, взгляды в то время. Тем эта книга интересна и сегодня, но, к сожалению, многим современным читателям уже не известна, так как то было неспешное повествование от первого лица, а не громкая политическая бомба с убийственными подробностями и разоблачениями. (далее…)

В издательстве «Самокат» вышла новая книга Александра Блинова «Синий слон, или девочка, которая разговаривала с облаками» (М.: Самокат, 2018).

Сборник состоит из рассказов, «двенадцати правдивых историй о невозможном, которое происходит каждый день», — как сказано в аннотации. Тем не менее, произведений в сборнике пятнадцать, и их расположение создает определенный метасюжет книги и выстраивает специфическое движение от рассказа к рассказу.

Двенадцать историй обрамлены «дорожными» рассказами: «Дорога красных маков» и «Дорога желтых подсолнухов». Знакомый, манящий, ускользающий сказочный топос сразу захватывает читателя в свои пределы, позволяет вспомнить привычное — «коварное маковое поле» из «Волшебника Изумрудного города» — и обрести новый опыт знакомства с индивидуальной эстетикой писателя Александра Блинова. (далее…)

По случаю выхода нового альбома группы Fake Cats Project «Classics Double-Binded» мы поговорили с писателем, музыкантом и режиссером инди-фильмов Игорем Левшиным об Эпсилон-салоне, «Птюче», суперкомьютерах, Владимире Казакове и успешной ротации на гонконгском радио.

Александр Чанцев: Кем ты хотел стать в детстве?

Игорь Левшин: Стать взрослым, наверное. Не уверен, что мечта сбылась. Иногда мне кажется, что из ребенка сразу превратился в старика. Но, думаю, во мне ребенок и старик одновременно. Зрелого во мне мало. Хотя я, похоже, был немного и стариком с самого начала: не возбуждался от мушкетёров, индейцев и рыцарей. Первая книжка мне страшно понравившаяся — «Пираты Америки» Эксквемелина. Но это же странный нон-фикшн. А следующая была уже книжка «Преступление и наказание». Но бом-брам-стеньги всякие я знал как таблицу умножения, конечно, согласно био-возрасту.

Точно не мечтал стать космонавтом или летчиком. Писателем тоже не хотел конечно. Тинейджером хотел стать математиком, а, может, бас-гитаристом.

Может, горнолыжником (с детства обожал кататься с горок — вплоть до сотрясений мозга), но в карьеру такую не верил — понимал, что дохловат.

Помню, в старших классах позвали на кинопробу. Я рассказывал дома и смеялся, зачем мне эти глупости. А мама говорит: «ну ты что, это ж интересно! Сходи!». Послушался, сходил, но не взяли. (далее…)

В массовом читательском сознании произведение классическое, а тем более хрестоматийное, — это синоним произведения безупречного.

Акварель М.Лермонтова

В нём всё безукоризненно, и оно заведомо не подлежит критике, которая представляется кощунственным посягательством на святое.

К тем, кто способен и на солнце увидеть пятна, я отношу и себя. При этом такие пятна ничуть не убавляют моей любви к жизнедательному светилу.

Это присказка, а сказка в том, что чудный лермонтовский «Парус» стал чем-то меня карябать.

Мне захотелось понять, чем же именно. Не раз и не два я внимательно перечитал знаменитое стихотворение. И заметил, что всё оно написано в настоящем времени, автор говорит о том, что видит “здесь и сейчас”. (далее…)

Даже когда просто думаешь о них, на душе становится теплее…

Иногда они напоминают мне фарфоровые фигурки из сказки Андерсена.

Он — такой большой, неуклюжий, весь какой-то невообразимо нелепый, квадратные плечи, подбородок, неуместные кудри у висков, неловкие руки, тихая смущённая улыбка, светлые русые волосы, почти беловатая кожа, походка в раскидочку. Она — маленькая, ладная, смуглая, каждое движение — грациозно и уместно, волосы мелкими-мелкими колечками, озорная улыбка, кошачьи зеленые глаза и вечная готовность рассмеяться — тут же, вдруг, от любого пустяка. Рассмеяться или прыгнуть, выстрелить внезапно, как разжавшаяся пружина, и стремительно полететь куда-то.

Когда она обращается к нему, просто смотрит в его сторону, даже тембр её голоса меняется, становится низким, волнующим, глухим, с прорезающейся неизвестно откуда хрипотцой, придающей еще большее обаяние её хрупким чертам. Он старается даже не смотреть на неё, но когда она рядом, его неловкость и общая нелепость многократно усиливается, он то вдруг потеет, то краснеет, то теряет последние краски и становится белым, как мел. (далее…)

Андрей Максимов. Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман. — М.: АСТ, 2018

    Зря…
    Зря ты думаешь о смерти
    Я хочу найти письмо в пустом конверте
    И прочесть… тебе

Прозу Андрея Максимова не назовёшь «оборотистой», она пишется короткими ёмкими предложениями, нередко в два-три слова. Но для избранной формы данный стилистический приём неслучаен.

Чем более сложносочинёнными и цветистыми будут внутренние монологи героев, тем менее они смогут претендовать на искренность, на некий исповедальный документализм. По той же причине проза Максимова намеренно лишена яркой изобразительности. Он не живописует картин, не пытается выдумывать за героев, наделяя их собственными нетривиальными мыслями, а просто даёт выговориться им самим, как бы в пустоте, записывая их голоса на невидимую магнитофонную плёнку, которую каждый из его читателей будет слышать по-своему.

Минимум декораций. Театральная студия звукозаписи.

«Раз, два, три, проверка микрофона. Поехали».

(далее…)

Борис Хазанов. Посох Муфасаила. — Киев: Каяла, 2018 — 236 с. — (Серия «Современная литература: поэзия, проза, публицистика»).

Этот сборник — книга настоящего мастера, политического эмигранта из прекратившего ныне своё существование Советского Союза, видного представителя зарубежной русской литературы, выпустившего за годы изгнания несколько десятков томов художественной, эссеистической и мемуарной прозы.

С одной стороны, собранье нескучных глав признанного мэтра, по крупинкам с острия ножа собирающего образ своего времени… С другой стороны, какого, спросим времени? Белогвардейцы, вы его видали? Эпоха Бориса Хазанова — прошлый век, пардон за оксюморон, — в которой террору противостояло литературная близорукость: «клевещущих козлов не рассмотрел я драки», — писал один из ее символов, а второй, не менее инфантильный, путал на плакате правящего генсека с поэтом Кольриджем. И занятие, доставшееся автору этой книги, на самом деле было не из легких — не воссоздать, как Набоков в эмиграции, Объединенное королевство детства и Соединенные Штаты юности, а собрать из экскрементов коммунальной эпохи монстра истории. (далее…)

Итак, «Сектор газа», и даже не «Сектор газа», а именно Юрий Клинских-Хой.

Потому как весь «Сектор газа» — это и есть он один…

Известно, что влияло на Хоя в детстве, юношестве и позже: (немного) классическая поэзия, к которой его приучал отец, Высоцкий, Аркадий Северный, Братья Жемчужные с одной стороны и хард-рок, хэви-метал, а позже и тяжелый рэп — с другой; ну и русский рок, который он полюбил сразу после армии, в начале восьмидесятых. (далее…)

Яхина Г. Дети мои. — М.: Редакция Елены Шубиной, 2018.

Новый роман молодой писательницы ждали. С чем выйдет Яхина после сумасшедшего успехи «Зулейхи»? Сколько там переводов — открыт третий десяток? А сколько постановок? Когда, наконец, будет экранизация? И самое главное — о чём будет новый роман? И вот появились «Дети мои» — тут же пошли критические статьи. Начать стоит именно с них, потому что некоторые критики описывают особенности этого текста, важные для его понимания.

“Филологическая проза” и манипулятивные тексты

Галина Юзефович уверена, что и «Зулейха открывает глаза», и «Дети мои» обладают одной и той же “прямолинейной” и “довольно спорной моралью” — “в любом аду можно выкроить кусочек лимба, чтобы обустроить в нём своё маленькое, частное счастье”1. Правда, в новом романе “«лобовая» мораль сделалась заметно менее лобовой, затерявшись в облаке слов, звуков и фантазий”. (далее…)

А. Рубанов. «Патриот»

Актуальная история вусмерть потерявшегося чела, запутавшегося в тенетах собственных умозрительных конструкций/ «идей», частью совершенно спонтанных, частью искусственных/ надуманных.

Действия как такового, в общем-то, и нет — и тем интересней способность автора двигать дело словом. «Успешный» (простите) ещё недавно бизнесмен из девяностых Сергей Знаев, находясь в плену своих убеждений-принципов-фантазий, умело навеваемых/ конструируемых автором и в которых читатель постепенно разубеждается, постепенно и наиглупейшим образом теряет последнюю собственность… Исподволь зреет его невнятное поначалу намерение отправиться воевать на Донбасс, где надеется он пасть с честию на поле брани, т. к. патриот.

Смерть свою находит он, однако, в другом месте, — нечаянно заблудившись на доске в безвестных тихоокеанских водах. (далее…)

Пауль и не думал прыгать с моста, он просто шел на свидание с ней. Его «Псалом» плыл по Сене бумажным кораблем, гордым и трогательно-смешным. Пьяная магия сумерек весеннего города ждала за каждым углом. Ждала и Вечность. Они встретились и долго бродили по пустынным улицам, где только для них хранились молчание и покой. И все – Рембо и Камю, Моррисон и Пикассо – светили им звездами…