Мысли | БЛОГ ПЕРЕМЕН. Peremeny.Ru - Part 61


Обновления под рубрикой 'Мысли':

Чеховы и гости в кабинете главного дома. Мелихово, март 1892

Есть, кажется, шанс понять «Даму с собачкой». Наткнулся на полное извращение духа Ницше, выпячивая его букву.

Вот, где это сотворено:

«Там, где завершается курортный роман бархатного сезона, берет начало лирический сюжет – «долгий, длительный», в котором привязанность, а не страсть, сострадание, а не «жажда обладания» влекут героев друг к другу. Л. Толстой, осудивший героев Чехова за ницшеанство (X, 426), прав лишь отчасти. Характер Гурова, его отношение к женщине в начале рассказа (вспомним характерную реплику: «Низшая раса!») Чехов, скорее всего, не без иронии воспринимает как «бытовое ницшеанство». Но все произведение содержит драматический узел, разорвать который герои не в силах. Источник этого драматизма очень точно охарактеризован Ф. Ницше, но не в книге «По ту сторону добра и зла», на которую ссылается Л. Толстой, а в другой – «Человеческое, слишком человеческое»: «Какие узы почти немыслимо разорвать? У людей более возвышенных и избранных такими узами являются их обязанности»»

(Минералова).

Про Ницше и так то и дело читаешь, что он – совершенное не то, что о нём наговорили злые языки. Но, когда я прочёл такую цитату, нужно проверять. Мне показалось это слишком не похожим на Ницше.

Так и оказалось. (далее…)

О книге Ирвина Уэлша «Дерьмо» (Filth) (Москва, АСТ, 2011)

Оригинальная обложка романа Filth

          « Ах! К сожалению, Россия очень, очень сильно отстает от Запада… Во всех отношениях»
          Из кухонных разговоров

        Ирвин Уэлш, одутловатый мужлан с умными глазами на лице дегенерата, похожий на футбольного головореза джентльмен в футболке с надписью «Боже, спасибо, что я – скотт» (в смысле, шотландец) – самое лучшее опровержение любимого мифа российской либеральной интеллигенции. Не он сам, конечно, а его великолепная проза. Впрочем, сам автор шедевра «Trainspotting», его судьба тоже не совсем вписываются в каноническое представление о прогрессивном европейском обществе. По факту Уэлш успел посидеть на игле и по слухам в тюрьме. А вот наиболее часто встречающиеся слова в его текстах: паб, экстази, СПИД, гомик, вдуть.

        Уэлш – орфей жесткого мужского евроэгоизма и его же могильщик. Его творчество вскрывает нарыв под названием «европейский кризис традиционных ценностей». С другой стороны, никто так, как Уэлш, не сблизил подонков какой-нибудь Ивантеевки и подонков Лейта, пригорода Эдинбурга. Правда, в отличие от наших подонков, гопота Уэлша обладает изощренным артистическим юмором, умеет и любит поговорить о жизни, женщинах и политике, что не мешает им на глазах у читателя довольно быстро превращаться в кучи разлагающихся объедков. (далее…)

        ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

        Христос из воска и 40 000 пчел в инсталляции Томаша Габздила (Tomas Gabzdil) «Unbearable Lightness» («Невыносимая Легкость»)

        Богохульство и секс

        I

        Когда художников обвиняют в богохульстве, то со стороны бога, против которого якобы совершено преступление, нет никаких жалоб. По всей видимости, в таких случаях мы имеем дело с проявлениями религиозного сознания раннего средневековья, которое, увы, никуда не собирается исчезать, так как вера в бога, который ведет учет хороших и плохих дел каждого человека, чтобы наказать после страшного суда, — продукт идеологии, построенной на примитивной мифологии. Меня можно упрекнуть в односторонней оценке религии и веры и даже в некомпетентности — пожалуйста, сколько угодно, но даже представители современной либеральной теологии считают католическую, православную и протестантские варианты христианской веры — продуктом древнего мифологического восприятия бога. Которое не имеет ничего общего с уровнем сознания современного человека. Но оставим либеральную теологию и теологию вообще. Она нам не сообщит ничего, кроме цитат из Библии. Вопрос о боге, исходя из современных исследований и открытий, — вопрос бессмысленный, так как любой бог (небесный или земной, рукотворный или нет) — идол, продукт идеологии, созданный по образу и подобию человека и для человека. (далее…)

        Фрагмент выставки Мидео Круза «Политеизм»

        Почему обнаженный Иисус – не богохульство… как религия и современное искусство влияют друг на друга. И как произведения современного искусства превращаются в священные «мощи» супергероев.

        Краткая история вопроса

        7 июня прошлого года в Маниле, столице Филиппин, была открыта выставка местного художника Мидео Круза «Политеизм». Скандал вокруг нее разгорелся на почве религии (что последние несколько лет происходит все чаще и чаще). Так как данная выставка прославилась плакатом с изображением Иисуса Христа, к лицу которого был прикреплен деревянный пенис. Остальные предметы выставки также представляли собой богохульные для верующих объекты – например, распятие с прикрепленным к нему красным пенисом, который можно перемещать вверх-вниз. Дошло даже до того, что четвертого августа была совершена попытка уничтожить некоторые работы художника. И в результате, по многочисленным просьбам верующих, указом президента выставка была закрыта. Естественно, христиане засыпали Круза гневными сообщениями, некоторые даже желали ему смерти и, ни много ни мало, обещали расправиться над ним. Сам же художник так прокомментировал идею выставки: «Это говорит об объектах, которым мы поклоняемся, как создаются эти боги и идолы, и как мы, в свою очередь, создаем наших богов и идолов». Но идею художника так и не поняли ни филиппинские католики, ни президент (который своим комментарием о правах человека так и не смог ничего толком объяснить), ни бывшая первая леди страны Имельда Маркос. И не опять, а снова одержало верх молчаливое большинство — народ, от имени которого говорит президент. А не от имени конкретных людей, которым не понравилась выставка. Хотя сам Мидео Круз не ставил своей целью кого-либо оскорбить, а лишь пытался обратить внимание на проблему идолопоклонничества во всех его проявлениях. Так как идолы бывают не только рукотворные. (далее…)

        Photo by Pavel Tereshkovets

        На самом деле и припомнить-то сложно, когда я в последний раз так долго болел.

        Помню, после Америки целый месяц проходил с ужасным кашлем. Он начался еще в Лас-Вегасе, но я не придал этому значения и продолжил курить. Наверное, от сухого климата. Там было действительно жарко и очень сухо. Ты глотал обжигающий воздух и искал небольшие прохладные оазисы для своих легких – вроде небольших отелей, забегаловок или кофеен. Спасали только кондиционеры, которые сдували тебя потоком ледяного воздуха, как только ты входил внутрь. Но это было давно – почти пять лет назад. Время тает на глазах. Теперь тот кашель ко мне вернулся, и я пытаюсь напомнить ему, что в прошлый раз я его победил. Только сейчас он набрался опыта и не отступает. (далее…)

                Он был из ада выпущен на волю
                Вещать об ужасах…

                Уильям Шекспир «Гамлет».
                      Его не знаю я, и все же знаю,
                      Он прячет тайну глубоко в груди…

                      Карл Маркс «Оуланем»

                    Характеризуя пламенную творческую деятельность Карла Маркса, его верный оруженосец Фридрих Энгельс акцентировал внимание на том, что доминантой этой деятельности была неистовая революционная (читай – разрушительная) борьба: «Ибо Маркс был прежде всего революционером. Принимать тем или иным способом участие в ниспровержении капиталистического общества и созданных им государственных учреждений, участвовать в деле освобождения современного пролетариата, которому он впервые дал сознание его собственного положения и его потребностей, сознание условий его освобождения – вот что было в действительности его жизненным призванием. Борьба была его стихией».

                    Этот факт очевиден для всех. Но мало кто знает, чем было обусловлено само это мироборчество Маркса. Что скрывалось за его бесчисленными высказываниями об отчуждении, классовой борьбе и призывами к революционному освобождению? Ответ на этот вопрос невозможно найти в социально-экономических теориях зрелого Маркса – он кроется в поэзии юного Карла. Чудовищная во всех мыслимых аспектах, она интересна своей исповедальностью, обнаженностью нервов. В нестройных предательских строфах и наивно-искренней образности – весь Маркс без остатка, все его душевные порывы, боль и конфликты. (далее…)

                    А надо? За кем идти? Да и пришло ли время? – вопрос…

                    «Эсхатологически-хомячковые» переводы

                    Клиенты дорогих «спа» и антикварных салонов вдруг по-простецки вырядились и дружно двинули «на баррикады», убедив себя и сотни таких же, как они, небедных, что-то прокричать, высказать (чуть не сказал «выс…ть»), срисовав с фейсбука креатив и чванливо отмахнув им перед носом очумевшего от «беспредела» толстяка, только что выползшего из правительственного «мерса». Толстяк, к слову, мне знаком…

                            Сеется в тлении, восстаёт в нетлении…
                            Апостол Павел

                          Твоим шотландцам было не понять,
                          чем койка отличается от трона.
                          В своём столетьи белая ворона,
                          для современников была ты б…ь.
                          (Из «Сонетов» И. Бродского)

                          …И, по-пришвински молясь за церковной оградой, усердно шепчу кому-то близкому, внимающему мне откуда-то свысока, и даже не важно, какого он вида, этот кто-то, пусть даже кавказского, лишь бы услыхал:

                          – Господи, умили сердца!

                          И «кто-то» спрашивает:

                          – Ну, пришли хоть к какому-нибудь соглашению?

                          Другой отвечает:

                          – Никакого не может быть с ними соглашения и тем более примирения.

                          Но я всё равно, с надрывом уже, прошу:

                          – Умили сердца! Господи, помоги всё понять, всё вынести, и не забыть, и не простить!

                          И вновь Пришвин.

                          – Кто у нас Марат? – спрашивает Михаила Михайловича племянница Соня.

                          – Ты хочешь, как Шарлотта Корде?

                          – Да, я хочу, – отвечает восхищённая красными флагами Соня, – кто Марат: Ленин, Троцкий? Кто похож на жабу?

                          «…Господи, умили сердца! – непрестанно твержу я, отечески желая во славу Божию (с лукавой свербинкой не забывая пастернаковского Гамлета, тонущего во всемирном фарисействе) миновать чашу сию детям нашим, а для себя обратиться к неведомому, но верю, твёрдо верю – настоящему Богу: – Господи, помоги мне всё понять, всё вынести, и не забыть, и не простить!»

                          «Талант – это быт внутреннего свободного человека, это дом свободы» (из дневников Пришвина); талант – когда ты всё понимаешь, помнишь и сопоставляешь, но ни-че-го не знаешь, не ведаешь судьбы… – но, несмотря на искания, и даже кланяясь благочестивому пантеисту Спинозе, осёдлываешь себя любимого, выигрывая вечный бой с самим собой за счастье. И получается, что люди, здесь и сейчас живущие, талантливы всяк по-своему, поскольку они всё видят и слышат и даже пытаются что-то предпринять, каждый на небольшом ответственном участке бытия, значение которого не приуменьшить и не прибавить, потому что в исканиях истинно мы, в нашем собственном здании, в доме сознания-созерцания, ощущения. И как бы следующее ни звучало смехотворно, всё-таки моё «Я» и ничто другое принимает окончательное решение по поводу устойчивости или неустойчивости того, что называется просто жизнью, ведь даже при неопределённых обстоятельствах сущего, например, революционной ситуации, я – и только я – встаю на ту или иную сторону противодействия, а ежели не встану, или что-то мне помешает… – узнаёте себя? – тогда меня «поставят» – и вот тогда кто-то, пусть даже кавказского вида, с удручённой ласковостию скажет, что нами манипулируют. А это не так.

                          Ловите русских!

                                  Будьте осторожны, когда садитесь на русский пароход, осмотрите каюты, не каплет ли в них, не случалось ли чего с этим пароходом, например, не отвалилось ли дно.
                                  (Из Пришвина)

                                Знаете, я долгое время торговал антиквариатом. В данной связи спекулятивный оборот сокровенным стал вроде как обыденным делом. Так дошло до торговли жизнью… в гипотетическом контексте, очевидно, но со вполне реальным смысловым наполнением, хм – жизнь, независимо от моих пристрастий, превратилась в ничто, «нечто», в старую мебель, которую можно продать задёшево. …Чёрт, эти мои неугомонные клиенты! – все они чего-то хотят, чего-то требуют: все – от журналиста, купившего ту редкую картину, до бичовки, допивающей утреннюю поллитровку, завёрнутую в замусоленный газетный лист – из открытой тары пить запрещено законом; кстати, вшивая бичовка, приволокшая откуда-то упомянутый раритет, удачно приобретённый писакой, завтракает, пристроившись на ящичке-тырле недалеко от здания Госдумы, – никто не запрещал! – …а с газетной страницы, в поисках вечных смыслов, напряжённо вглядывается в сумрак начавшегося дня фото Юлии Латыниной. (далее…)

                                ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

                                И как всегда, об искусстве…

                                Упомянув Франка, мы задели небольшую, но яркую часть ярчайшей плеяды русской философской мысли, зиждущейся, как и аристотелевская поэтика – на философии подражания, так поэтика философии на подражании им: Страхов (исход Золотого века – извращение либо норма?); предсказанное за полвека ранее «крушение» Хомякова (религиозно-философский ренессанс – интеллектуальный пустоцвет либо нравственная измена?); прорвавшийся через дебри марксизма к философии свободы Бердяев (мир – зло? жизнь – творчество?); спиритуалист Лопатин (возрождение всегда возможно!); и далее – метафизическая бесконечность: Киреевский, Несмелов, П. Бакунин, Астафьев, Снегирёв, Дебольский, В. Соловьёв – «смердяков» (по Ильину), Юркевич и т.д. и т.д. и т.д… Молчу о русской науке (Лобачевский, Менделеев), филологии (Афанасьев, Буслаев), молчу о Чаадаеве с его плачем о «золотой посредственности» и уж вовсе не молчу о нашем современнике Н. Ильине; а между ними – бездна великих интеллектуальных побед, заполненная страстью непримиримой духовной борьбы между живыми и мёртвыми за «чистую философию» (неотделимую от национального самосознания), борьбой русской философии за «совершенную действительность» и её трагическое двуединство судьбы и нашего в ней предназначения (по Бакунину); молчу, разумеется, о самозваном «светском богословии», о коем давно уже не молчат люди поумнее меня. (далее…)

                                4 марта 1966 года Джон Леннон заявил, что ансамбль «Битлз» стал более популярным, чем Иисус Христос.

                                Слова Леннона повлекли за собой множество громких скандалов и устроенных разгневанными христианами протестных акций, и многие полагают, что убийство экс-битла четырнадцать лет спустя тоже было связано с этой историей. Однако в этом провокационном заявлении куда более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд.

                                Народ против Beatles

                                Это было интервью лондонской газете Evening Standard. Джон Леннон сказал буквально следующее: «Христианство уйдет. Оно исчезнет и усохнет. Не нужно спорить; я прав и будущее это докажет. Сейчас мы более популярны, чем Иисус; я не знаю, что исчезнет раньше — рок-н-ролл или христианство. Иисус был ничего, но его последователи тупы и заурядны. И именно их извращение губит христианство во мне». Анализируя эти ленноновские слова, нельзя не заметить дважды прозвучавшее противопоставление: «The Beatles популярнее Иисуса» и «Неизвестно, что исчезнет раньше, рок-н-ролл или христианство». Итак, рок-н-ролл / христианство. Обратим внимание на эту бинарную оппозицию, и, пока наше подсознание усваивает ее, развлечемся продолжением знаковой для мировой поп-культуры истории, случившейся с Ленноном после сорвавшихся с его языка (а может быть произнесенных вполне намеренно) смелых утверждений.

                                Поначалу высказыванию Леннона никто не придал особого значения. Эксцентричные чудаки и их фриковатые словечки никогда не были для англичан чем-то необычным. Выпад Джона, наверняка, был отнесен публикой к этой категории, и поэтому в Великобритании был благопристойно проигнорирован. Лишь пять месяцев спустя бомба, заложенная в том интервью, взорвала мир: американский журнал «Datebook» опубликовал некую выжимку из судьбоносного интервью и вынес слова об Иисусе и Beatles на обложку. И началось! (далее…)

                                3 марта (по новому стилю) 1899 года родился Юрий Олеша – возможно, самый недооцененный гений советского времени. Он более всего известен как автор «Трех толстяков» и романа «Зависть», а также как персонаж множества литературных и около литературных анекдотов: мол, сидел такой великий спившийся писатель в столовой Дома литераторов, пил водку и говорил всякие занятные вещи… Он и сам поддерживает этот образ в своей «Книге прощания».

                                Олеша – фигура во многом трагическая, а его тексты – для его времени были типичной неудобной литературой. Хотя первые же его книги, вышедшие в конце 20-х, принесли ему славу, в дальнейшем он просто не находил себе места, был буквально выдавлен на литературную обочину… По этому поводу он писал жене: «Просто та эстетика, которая является существом моего искусства, сейчас не нужна, даже враждебна — не против страны, а против банды установивших другую, подлую, антихудожественную эстетику». После смерти писателя, в 1960 г. вышла книга под названием «Ни дня без строчки». По сути, это тот же самый текст, который почти сорок лет спустя появился под заголовком «Книга прощания» (М.: «Вагриус»), дневниковые записи, которые, на самом деле, не что иное как еще один роман Олеши (он пишет и постоянно делает оговорку – вроде бы хотел писать роман, а пишу дневник!). Но в советское время книга была сильно порезана цензурой, а вагриусовское издание воспроизвело нам ее полностью.

                                «Перемены» публикуют несколько фрагментов «Книги прощания», дающих представление о том, насколько блестящ и сложен был этот человек. И насколько актуальными многие из его размышлений остаются в наше время. Для затравки цитата из дальнейших фраментов:

                                Юрий Олеша. Фрагменты «Книги прощания»

                                20 января 1930

                                Будущим любителям мемуарной литературы сообщаю: замечательнейшим из людей, которых я знал в моей жизни, был Всеволод Мейерхольд.

                                В 1929 году он заказал мне пьесу.

                                В 1930 году в феврале-марте я ее написал.

                                Зимой 1931 года он стал над ней работать.

                                Я хочу написать книгу о том, как Мейерхольд ставил мою пьесу.

                                Пьеса называется «Список благодеяний». (далее…)

                                        Действие — Вечный Восторг.
                                        Уильям Блейк

                                      В 2012 году к столетию музея изобразительных искусств, носящего имя Пушкина, несколько английских галерей показали в Москве выставку «Уильям Блейк и британские визионеры». Выставка превзошла все ожидания и ее даже продлили. Люди даже приезжали из других городов. Чем можно объяснить такой успех? Быть может, в отличие от других культурных событий столицы, эта выставка представляла и некий метафизический знак?

                                      Уильям Блейк – художник, поэт. Современник Пушкина. Переклички смыслов всегда двусмысленны, натяжки неизбежны. Блейк и Пушкин, как поэты, скорее оппозиционеры, чем единомышленники. Английский поэт одним из первых ставит проблему о расщеплении «я», Пушкин – камертон гармонии. Жаль, что у нас нет музея изобразительных искусство имени Достоевского.

                                      Выставка имела огромный успех. Говорят, люди даже приезжали из других городов. Быть может, в отличие от других культурных событий столицы, эта выставка представляла и некий метафизический знак? В очереди (я слышал) говорили о неизбежности грядущих расколов, о болезненных разрывах. Но ведь и Уильям Блейк не просто художник и поэт. Он и пророк, и политический радикал.

                                      Картины Блейка сюжетны. Он иллюстрировал Ветхий Завет, «Божественную комедию», «Потерянный рай». Блейк – интеллектуал и интерпретатор, в его картинах интересна, прежде всего, мысль, поданная нам в композиции. Здесь мало собственно живописи, как ее понимали колористы, мало цвета, практически нет светотени, Блейк ненавидел сфумато Леонардо. Наследник традиции Микеланджело, он делает ставку на линию, неумолимый и резкий контур, отделяющий одно от другого и организующий одно с другим. Блейк сторонник мужского ясного взгляда на мир, аполлонической недвусмысленности решений. Он визионер, и видит, как мы бы сейчас сказали, архетипы. Его даже не интересует портрет. Божественная комедия, потерянный рай… – глянуть в зеркало, глянуть в экран, выйти на улицу… (далее…)

                                      «И каждый разочаруется, и заплачет, и никогда уже не найдет выхода в реальный мир. И люди будут ходить, не зная, где они, и что вокруг них, и будут проходить друг сквозь друга, и не смогут встретиться. И никто не знает, смогут ли они когда-нибудь разбить блистающие оковы иллюзорного мира…»

                                      Сегодня свершается то, что еще вчера казалось наполовину фантастикой. Мы уходим в параллельные, не пересекающиеся Вселенные, распараллеливая потоки информации, приближаемся к Блистающему Миру независимо существующих индивидуальных культур. Современные технологии позволяют уже сейчас поддерживать в сети постоянно существующие, не пересекающиеся с другими, замкнутые на самих себя сообщества. (далее…)

                                      В одной из папок, о которых давно позабыла (такие в среде «профессиональных писателей» именуются гордо «архив»), нашла пятилетней давности эссе – о полу-, ну или почти, сожжённых рукописях.

                                      Чужих – и не.

                                      О бывших, существующих и, увы, вероятней всего, будущих.

                                      О тех текстах, коим и суждено называться собственно литературой.

                                      Об агни-книгах – и агни-людях.

                                      Людях, которые, смею думать, не будут против публикации отрывков из частных их писем – на свете этом и том.
                                      февраль 2012

                                      АГНИ-КНИГИ.

                                      Рукописи — горят

                                      к вопросу «о тканевой несовместимости»

                                            От таланта нас отделяет всего один шаг. Современники никогда не понимают, что это шаг длиной в тысячу ли. Потомки слепы и тоже этого не понимают. Современники из-за этого убивают талант. Потомки из-за этого курят перед талантом фимиам.
                                            Акутагава Рюноскэ

                                          «Человек в Америке не может быть художником», – писал в свое время Шервуд Андерсон, приводя в пример трагические судьбы Уитмена, По, Твена… В его послании Драйзеру (конец 1930-х) находим следующее: «В Америке чувствуешь себя ужасно одиноким… Я живу большей частью в маленьком городке. Маленький городок в известной мере похож на бассейн с
                                          золотыми рыбками: можешь смотреть и видеть. И я часто вижу, как наиболее чувствительные сдаются, становятся пьяницами, разбивают себе жизнь из-за угасающей скуки и однообразия».

                                          Стоит ли продолжать? Стоит ли говорить «об отдельно взятой стране», будь то Америка или Россия? Однако ж рискну перефразировать Андерсона: «Человек на Земле не может быть художником… На Земле себя чувствуешь ужасно одиноким …Земля в известной мере похожа на бассейн: можно смотреть и видеть, как наиболее чувствительные ломаются… – или “не”» (Н.Р.).

                                          Принципиально иная природа Создающего (нематериальное) и Потребляющего (материальное) – та самая причина, из-за которой и происходит жесточайший конфликт «поэта и толпы», о котором «уж сколько раз твердили миру»: конфликт на уровне тканевой несовместимости. Данное понятие из курса иммунологии принесла в литературу «экзистенцильная в квадрате» Марина Палей: писатель, который, быть может, и хотел бы уже «сменить» эту Землю на какую-то другую по причине тканевой с нею несовместимости, но еще далеко не все сделавший, и потому – продолжающий удивлять плодотворной работой. Работой – несмотря на все издательские «на» («На кой? Слишком сложно!», «На кой черт? Кто это купит?», «На!..»): такова уж, не побоимся высоких слов в эпоху низких истин, миссия. Да и может ли быть в подобных случаях (Цветаева, Уайльд, Мисима, далее – всё убивающее «и др.») тканевая совместимость? «Марина Палей, – писала еще в 1990-м Ирина Роднянская, – дает редкие нынче образчики литературы индуктивной, восходящей от опыта и наблюдения к экзистенциальному обобщению»: нет-нет, материальный мир чужд экзистенциальных обобщений. Ему, материальному миру, их «не нать»: поэт в России меньше, чем поэт (поэт наЗемный меньше, чем поэт. – Н.Р.). И именно потому, быть может, Марина Палей заявляет, что «писательство – эмиграция по определению», имея в виду эмиграцию прежде всего внутреннюю, не зависящую, разумеется, от смены стран-декораций: с Земли-то не спрыгнешь! (далее…)

                                          Начало дневника Юрия Олеши — ЗДЕСЬ.

                                          5 марта

                                          Я решил написать книгу о том, как Мейерхольд ставил мою пьесу.

                                          Ненавидя беллетристику, с радостью хватаюсь за возможность заняться такой литературой факта. Ненавижу я беллетристику, вероятней всего, от сознания своего беллетристического бессилия. Я начал с поэзии. Не так, как все, имеющие в начале своей литературной судьбы стихотворные грехи, которых приходится впоследствии стыдиться — но профессионально: я думал впоследствии быть стихотворцем. Однако перешел на прозу. Но остался поэтом в литературном существе: то есть лириком — обрабатывателем и высказывателем самого себя. Фабула о чужих мне не дается. Впрочем, оправдание, возможно, и натянутое. Потому что Пушкин, перейдя на прозу, стал изысканным фабулистом. И тут мне хочется, по секрету, сказать кощунственную вещь, которую вымараю, если настоящий документ буду оглашать в печати. А именно, что вся изысканность пушкинской прозы — есть результат подражания Мериме.

                                          Мне стыдно и жутко: я оскорбляю Пушкина. И действительно, мне кажется, что величайшим русским гением был Гоголь. Казаки в «Тарасе Бульбе» стоят сивые, как голуби. И душа убитого казака вылетает, оглядываясь и дивясь, что так рано вылетела из молодого и могучего тела. А думая о прозе Пушкина, я вижу эмалевую фабулу, вижу плоскостную картинку, на которой нерусский, глубоко литературный незнакомец стреляет из пистолета в какой-то портрет.

                                          Однако сам Гоголь говорит, что Пушкин дал ему тему «Мертвых душ». Может быть, потому и подзаголовок у них «поэма». Словом, я терплю крах.

                                          Но это разговор с самим собой и в печати оглашено не будет. (далее…)

                                          ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

                                          В это же время Вагнер свел новое знакомство с человеком, окончательно «толкнувшим его в революцию». (далее…)