О любви, разумеется, несчастной, потому что в счастливой я не видела ничего интересного.
И. Хмелевская

Очень любопытно проследить, благодаря каким неявным механизмам возникает то притяжение, которое заставляет читателя сопереживать героям и неотрывно следить за всеми происходящими с ними перипетиями. Один из способов сделать книгу интересной, это создать конфликт между героем (героями) и окружающей его (их) реальностью. Ведь если наш герой будет безнадежно влюблен или отвергнут, если его чаяния и надежды будут разбиваться о равнодушие и заговоры, если, наконец, ему просто не повезет, и привычный быт рухнет из-за какой-нибудь революции, то за всем этим будет как минимум нескучно наблюдать. Смотреть, как герой барахтается среди своих проблем, чертовски любопытно, и классики прекрасно понимали это. Лев Толстой, взяв пример с личинки своего муравьиного тезки, бомбардирует Анну житейскими обстоятельствами, пока жизнь не поедет у той под ногами, и она не сползет прямо под паровоз. Чехов в «Скучной истории» с пытливостью пятилетнего ребенка, отрывающего у мухи одну за другой ножки, обрывает своему герою все связи с человеческим миром, пока не оборвет последнюю:

«Мне хочется спросить: «Значит, на похоронах у меня не будешь?» Но она не глядит на меня, рука у нее холодная, словно чужая. Я молча провожаю ее до дверей… Вот она вышла от меня, идет по длинному коридору, не оглядываясь. Она знает, что я гляжу ей вслед, и, вероятно, на повороте оглянется.
Нет, не оглянулась. Черное платье в последний раз мелькнуло, затихли шаги… Прощай, мое сокровище»!

Когда конфликт между героем и миром нарастает, когда, кажется, сама судьба не оставляет герою выбора, за этим безумно интересно наблюдать. Но для того, чтобы подобное удалось, герой должен быть устроен вполне определенным образом. Читать дальше »

Как я буду умирать?

Весело.

Весело я буду умирать. Легко.
Легко цепенеть я буду. Шаг за шагом.

Шаг за шагом, оставляя жизнь эту. Жизнь эту другим, таким же дуракам. Без жалости.

Без жалости и стонов. Уйду.

Уйду куда-нибудь незаметно.
Незаметно выйду из подъезда, из квартиры двадцать пять. Из дома выйду сто сорок семь, по Лаврентьевскому, по дорожке через двор, и айда.

Айда по дорожке через лесок в поле-овражек, под кусток.

Сяду под куст бузины дурной ягоды, чтобы с плодов багровых капли. С веток.

С веток холодные капли за воротник.
За воротник холодные капли меж лопаток стекали по спине.

По спине стекали, по хребту моему меж лопаток. Ой, щекотно. Читать дальше »

— Кыш ты, зараза! — ругнулась пожилая тетка в пуховике, раскладывая на подставку упакованные в кулечки овощи.

— Ты новенькая что ль? Ты ж возле «Магнита» вроде сидела раньше…? — спросила ее другая, в чёрном платке, в сером длиннополом плаще с чёрным воротником, что тоже ютилась у входа, с таким же нехитрым товаром.

— Сидела и что с того? Теперь здесь буду сидеть… кыш! Не успокаивалась тетка в пуховике, отгоняя от своего товара важно вышагивающую вдоль ряда бабулек-торгашек ворону.

— Слышь, ты, сердешная! Ты Ксюху не гони, и руками не махай! А то, не будет нам никакой торговли! Щас, в десять, магазин откроется, она сядет на поручни крыльца и будет сидеть спокойно… А тронешь ее, она гаркнет во все свое воронье горло, их туча налетит! Мало того, что они весь день на тебя каркать будут, еще и засерут тут все!

— Так это та ученая ворона, про которую говорят? Я думала плетут все… — опешила тетка в пуховике.

— Хм, «плетут»…?! Вот её Васька, покойничек, вЫходил, когда мальчишки гнездо на крыше магазина разорили, она упала, еще птенчиком была, — крыло сломала… выходил ведь, лечил… У себя в каморке держал. А подросла…, ворона-то, так у него всегда на плече сидела… Он грузчиком здесь и работал. Известное дело — выпить любил. А вот когда выпьет, ворона, — Ксюха то бишь, — от него улетала! Сядет вот на ветлу энту и каркает, и каркает…! Страсть пьяных не любит! Всех бомжей от магазина отогнала, клюв у нее вишь какой, как долбанет по башке, — в кровь! Вот он её и приучил с собой на работу мотаться. Сам на работу, — и она тут же. Вот она к открытию, по старой памяти и прилетает. Он ящики, товары разгружает, бывало, а она тут сидит на крыльце и ждёт. Сама видела: стОит им за стол, обедать, как она к ему на плечо и он ей сырку обязательно в клюв подает… это как заведено уж…

— Ишь ты, и назвали — Ксюха! — словно харкнула на последнем слове, — усмехнулась тётка в пуховике.

Слово «Ксюха!» она произнесла пугающе резко, или ворона действительно знала свое имя, только она тут же остановилась, развернулась к тётке в пуховике и разинув широко клюв проорала: «ка-а-ррр!» Читать дальше »

Китайский Новый год наступит 10 февраля.

Проникновение вглубь. Из цикла «Вятка по-французски»

Фотографии сделаны французским фотографом-гуманистом, педагогом Эрихом Принципо (г. Тулон) в 2011 г., во время летнего пребывания иностранного гостя в Вятке. Читать дальше »

Являющуюся как бы неким водоразделом российских запада и востока

Несмотря на то что официальная, уральская граница Европа-Азия находится в свердловской области, город Вятка всегда считался срединным местом меж дорогами на Москву и на Пермь. Туда и туда – полсуток пути по железке. Представляем 2 взгляда на старинный, почти семисотлетний русский город: взгляд художественный и фотографический. Читать дальше »

Вышла книга о Владимире Путине в современном российском искусстве. Алексей Колобродов. Культурный герой. – СПб.: Геликон Плюс, 2012. – 356 с.

Я стоял на Майдане во время «Оранжевой революции». Не потому что голосовал за них, а потому что было интересно. Ещё интереснее было бы взглянуть на «оранжевые» события глазами разных людей, так сказать, влезть в чужую шкуру. Лучше всего в шкуру людей творческих с их особой оптикой восприятия и обширной палитрой выразительных средств.

Но большое кино про события в незалежной Украине не снимают. Стоящих картин не создают. Да и книг особо не пишут. О наркоманах и менеджерах, цыганах и пингвинах – это вам пожалуйста, а вот о родине молчат, хотя, казалось бы, чего боятся? «Чёрные воронки» списали в утиль. Возможно, события в незалежной Украине людям творческим малоинтересны.

Между тем, литература во все времена была отражением эпохи. Изучать, например, Францию по книгам Флобера и познавательно, и увлекательно. Но времена, а, значит, и нравы, меняются.

В России, собственно, та же история, что и в Украине: не хотят фотографировать эпоху словом. Попытки, конечно, имеются, но тут, делая реверс, богатый арсенал выразительных средств скорее вредит, нежели помогает.

Сугубой аналитики, конечно, тоже не сильно жаждется, но аналитика как таковая для эпохи точно нужна. Эпохи, которую независимо от обстоятельств, событий да и нас с вами определённо назовут «путинской». И это, пожалуй, станет её лучшей дефиницией. Читать дальше »

28 января 1853 г. родился Владимир Сергеевич Соловьёв, русский философ и поэт.

Искусство – это Ад, из которого художник выводит свои образы. Такой взгляд на искусство вообще и на символизм в частности Александр Блок изложил в статье «О современном состоянии русского символизма» (1910). Томительное, подчас изнуряющее предчувствие иных миров и прекрасной тайны зовёт и манит. И вот уже до художника долетают первые звуки таинственного мира. Постепенно они складываются в слова, неразгаданный мир обретает цвет и зримые образы. Какой-то Лучезарный Лик, видения которого ждала душа, проглядывает в золотом тумане сквозь пурпурно-лазоревое сияние. Но вдруг пурпур и лазурь начинают таять, и на их место опускается лиловый сумрак. А Лучезарный Лик оказывается лицом мёртвой куклы. Чаемые, но недоступные прежде миры теперь сами хлынули в душу художника и затопили её неясными образами. Так жизнь становится искусством, и художник оказывается в окружении призраков. Быть художником, считает Блок, значит распахнуть свою душу перед таинственными мирами, пустить в неё те самые силы, что способны производить хаос и разрушение. И не каждый может выдержать такое вмешательство.

Блок всего лишь стремился выразить состояния, переживаемые поэтом и поэтом-символистом в особенности. Случайно это или нет, но аллегория Блока похожа на жизнеописание Владимира Соловьёва, которого Блок называл своим учителем. Те ощущения и состояния, те внутренние события, иносказательно описанные Блоком, Соловьёв переживал наяву, в повседневной жизни, без всякого иносказания. Вся жизнь этого необыкновенного человека, создателя первой философской системы в России, зачинателя русского символизма, проходила где-то на грани миров видимого и невидимого, среди пурпурных сияний и лиловых сумерек, о чём сам он писал:

…Близко, далёко, не здесь и не там,
В царстве мистических грёз,
В мире невидимом смертным очам,
В мире без смеха и слёз…
(«Близко, далёко, не здесь и не там», 1876) Читать дальше »

Идет бычок качается,
Вздыхает на ходу:
— Ох, доска кончается,
Сейчас я упаду!
Агния Барто

— Слушай, а можно ли человека научить писать стихи?
— Научить нельзя. Разучить можно…
Из разговоров

Белые ленточки сегодня уже теряют актуальность. Теперь модно защищать гомосексуалистов, критиковать «Закон Димы Яковлева» и ругать Литературный институт. Не будем отставать от столичных тенденций и накатаем, сладострастно потерев лапки, вспотевшие от предвкушения приятного занятия, свою телегу на alma mater. Пущай катится в общем обозе.

Литературный институт, связующий судьбы лучших людей человечества, последнее время находится в непростой ситуации. С одной стороны, его пытаются закрыть по причине «неэффективности», с другой, хотят сохранить – как заповедник совести, ума и таланта.

Сегодня в особняке на Твербуле, глядя на который пускают слюни рейдеры и прочие люди с активной жизненной позицией, царит карнавал противоречий. Посудите сами: в этом заведении учатся небожители. А чему можно научить небожителя? Какое дело молодому гению до исторической грамматики и диалектологии? Он-то прекрасно понимает, что, вдаваясь в эти земные штудии, можно лишиться таланта. Крылья, ведь, даны для того, чтобы летать, а не подпирать ими отяжелевшую от знаний голову. Поэтому не удивительно, что львиная доля студентов-лИтовцев (по наблюдению автора) смотрят на светил-преподавателей, представителей золотого фонда российской науки, позевывая.

Возникает вопрос: зачем метать бисер перед небожителями? Но если Литературный институт ограничить одними творческими семинарами, тогда можно ли его назвать «высшим учебным заведением»? Впрочем, с этой дилеммой литинститут худо-бедно уживается ни один десяток лет. Однако недавно появилась новая напасть.

Заметным кардинальным новшеством Владимира Владимировича Путина-2, как известно, стало радикальное равнение на патриотизм. В октябре 2012 года Президент даже подписал указ о создании специального ведомства, главной задачей которого является «подготовка материалов и предложений по укреплению духовно-нравственных основ российского общества, совершенствованию работы по патриотическому воспитанию молодежи, разработке и реализации общественных проектов в этой области». Читать дальше »

Утро. Но уже парит.

Он шел вдоль прибоя, хрустя стоптанными кроссовками по белому реликтовому ракушечнику. Первые курортники в своих нелепых нарочитых одеждах совершили свой утренний терренкур и теперь барахтались у берега или старательно загорали, разбросав свои тела в причудливых позах.

Он отметил несколько новых, но, обезображенные возрастом, мужские и женские тела скорее отталкивали, чем привлекали. Картину не меняли и несколько мосластых нимфеток, и пара-тройка путти в перетяжках.

В неотвратимой гармонии наступающего дня все они казались нелепыми и излишними. Томительное, необъяснимое беспокойство, вот уже несколько дней не покидавшее его, только усилилось.

Чувство, словно в ванне выдернули затычку, и вся его жизнь, покрутившись воронкой, стекла куда-то с последним всхлипом, не покидало.

Внутри было пусто и гулко.

Он остановился на своем привычном месте, скинул на ракушечник старый рюкзак и, сняв обтрепанную соломенную шляпу, присыпал ее поля: чтобы не унесло.

Спустил шорты. Они скользнули по ногам, и он, переступая, вышел из них. Это из детства.

Голый мужчина в неплохой форме стоял у кромки воды, закинув руки за голову, и смотрел перед собой. Словно ждал. Читать дальше »

Мужик этот, зовут Ильёй, попался случайно в центральной Городской библиоте… хотел я пошутить; да скажу честно – попался он в пивной, за кружкой отнюдь не дешёвого местного пойла «Вятич» (спирт с водой). В процессе беседы включив диктофон на мобильнике, записал незатейливый монолог, который и передаю ничтоже сумняшеся Вам, дорогие друзья, убрав предварительно из текста христовые поговорки, обильно приправленные смачным бесхитростным матюшком. Почти все…

Илья

…так вот. И кому на хер сдался этот ваш Сердюк. Ясно всё. Опять выгораживают. Золотом не осыплет, не быв под молотком.

Меня почему-то никто не выгораживал, пока я из Котельнича в город ездил за накладными по переработке. (Имеется в виду город Киров – обл. центр, – авт.) Задержался – неделю провошкался. Так, вишь ли, вернулся, а ферма-то закрытая стоит, под печатями – от, твари! А где зверь-от, говорю-спрашиваю? А зверь, отвечают, переоформлен и передан по акту. Акту – на 5 копеек, слышь? – тыщ сорок всего по долгу-то – я ведь деньги-то собрал, собрал: для того в центре и договаривался с рыночными, – бац, а зверя нет, и что?

Сердюк под миллиардами на мерсах ездит – ничего! Лес на Вятке миллионами воруют – ничего! Лосей да кабанов «новые русские» из администрации чисто чтоб «на фото» стреляют – ничего! А ежели лосей нехватка – ментовское начальство с вертолётов по коровам шмаляет, какая нахрен большая разница.

Губернатора обыскали, по спине похлопали – гуляй, рванина, – нету ни леса, ни спирту уржумского, ну и хрен бы с ним: под Навальным роют, скажу я вам. А у самого меня ни рожна не осталось – ни зверя, ни чёрта лысого – бос как гусь, гол как осиновый кол. Жена вот-вот свалит, мне ж сороковник всего. Она и так косо смотрит – одно зверьё, мол, на уме; а как иначе-то, жить-то ведь надо? – иначе каюк, – а сейчас и в точку каюк – что лыко в харю. Читать дальше »

Окутывающий всё пространство фильма табачный дым заставляет не задуматься о метафизике курения, но вспомнить песню Аркадия Северного «Сигарета, сигарета, никогда не изменяешь»

Фильм Ренаты Литвиновой «Последняя сказка Риты» звучит высказыванием во многом окончательным, как и положено фильму «про смерть».

Выражусь тактичнее: для нашей иконы стиля, знаменитой актрисы и сценаристки это кино стало своеобразным подведением итогов, может быть, сугубо промежуточных – профессиональных и человеческих.

Творческих: сценарий «Риты» вырос из прозаического наброска (1988 г.!) «Очень любимая Риточка. Последняя с ней встреча». Основные линии – больница, сновидения, горевестник, смерть – есть уже в этой давней вещице. Однако в финальном сценарии «Последней сказки» также наличествуют мотивы «Монологов медсестры» (с них началась карьера Литвиновой в кино – сценарная и артистическая), да и вообще Таня Неубивко из свежего фильма продолжает галерею всех медработниц от Литвиновой, той же Офы из «Трех историй». Понятно, что не обошлось без реминисценций режиссерского дебюта Ренаты Муратовны – «Богини»; скажем, помимо всего прочего, рыба уже не столько символ (не так общехристианский, как инфернальный) – сколько отдельный и самостоятельный персонаж.

Литвинова, безусловно, подводит баланс и своего многолетне-плодотворного союза с Кирой Муратовой – в «Рите» есть, в прежних ее работах почти незаметная, кира-муратовская хаотичная плотность кадра и звука, хрестоматийные старушки, заселившие многие планы, как одесскую коммуналку… Читать дальше »

Пойдите на рынок и спросите у лучезарного торговца помидорами, насколько хорош его товар. Он вам ответит: «Дарагой, это – лучший в мире помидор! Только для тебя! Отдам со скидкой». Но не обольщайтесь. У его соседа по прилавку – тоже лучший в мире помидор. На базаре вообще все лучшее в мире. Составители «Толстого литературного альманаха №1: Главный русский писатель – Всё включено!», подобно смуглому продавцу, утверждают, что выставили на продажу «Лучшую прозу на русском языке». Заметьте, не «русскую прозу», а прозу на «русском языке». В этом уточнении проглядывает некий питерский интеллиХГЭнский снобизм, типа «мы не с вами, квасные патриоты, но мы – толерантные и терпимые европейцы». Однако совершенно очевидно, что «лучшая проза на русском языке» (существует ли таковая вообще?) не может исчерпываться творчеством 26 авторов, представленных в альманахе. Ну и ладушки. Let it be. Будем считать эту смелую заявку и выбранную тему номера, не имеющую никакого отношения к содержанию альманаха, «оригинальными» креативными находками издателя. Ничего страшного. Сегодня самые смелые маркетинговые идеи отшлифованы до блеска многократным использованием. Чем банальнее, тем лучше.

В истории литературы России особенно громко выстрелили два альманаха: «Полярная звезда» — сборник произведений аристократов-нонконформистов и «Метрополь», созданный интеллектуалами-нонконформистами. Авторы и первого, и второго проекта нарвались, как известно, на крупные неприятности. Альманах «Толстый» — это тоже нонконформистский продукт: чтение для домохозяек с печатью мысли на лицах. Неприятности ему может принести лишь одно произведение — включенный в «программу» рассказ Дмитрия Глуховского «Кормление тайских сомиков». Пожалуй, этот неполиткорректный, прямолинейный и убойный, как лом, текст достоин «привлечения за уклонение от выплаты налогов». Шутка, конечно: времена, когда власть читала, а литература представляла для нее опасность, поросли быльем. Читать дальше »

Фото: by Alexandra Moss

Путешествие – это всегда «другое время», т.е. в некотором смысле «изъятие» себя из того, что является «временем» как таковым – чередой повседневных событий, привычным размером существования.

И подобное «изымание» как раз и позволяет осознать время – граница полагает предел, за которым привычное обретает цельность, собираясь из фрагментов повседневности. Повседневность не требует цельности, она и существует как поток, включающий в себя все, любые разнородности, объединенные своим нахождением в существовании, которое осмысляется как «свое».

Граница же, отделяя от повседневности, придает ей отсутствующую целостность – и «новое» время, и пространство, в котором ты оказался, становятся «негативным опытом», тем «иным», что проявляет невидимые свойства повседневности (впрочем, возможен и иной поворот разговора – ведь, пожалуй, более точно будет сказать, что эти «свойства», в качестве принадлежащих некоему единому объекту, только в этот момент и появляются, вместе с появлением самого объекта). Читать дальше »

Я прибыл в Омск ночью, и, проезжая по улице Карла Маркса в сторону центра, не знал, конечно, что эта улица – одна из главных в городе. На перекрёстках пару раз увидел драки, на остановках – людей с суровыми лицами и намерениями, ожидающих в такое время суток явно не общественный транспорт, и в большом количестве – служителей порядка: тут и там милицейские авто, да и сами они рядом, проверяющие у кого-то документы. Это не преувеличение и не реверанс в сторону актуальной нынче почему-то темы “гопоты”, просто иных горожан я в ту ночь не встретил, и моё знакомство с городом осталось именно таким.

Первым впечатлением дня, вполне возможно, окажется пыль. Это если вы приезжаете летом, конечно. Пыль здесь везде, но в отдельных районах её особенно много: при малейшем ветерке не знаешь, куда спрятать лицо. А жители в разговорах на эту тему непременно вспоминают, как в советское время Омск носил титул “город-сад”. Будем объективны, те времена давно в прошлом. Читать дальше »