четыре ноги. вы ж только посмотрите у него сегодня четыре ноги!
знаете кого нам не хватает здесь для полного выноса!?
ангелов! крылатых и всепрощающих, как кнопка reset, бля ангелов!
а для кого сейчас все наши слезы и похоти!?
все для ангелов.
и тут вся наша огромная толпа понимает значение его слов. и тьма над нашими головами рассеивается и все мы в ласковом ванильном свете воздаем руки к небу и тянем свое такое святое аааааааа-а-а-а…
и вот они наши ангелы. спускаются прямо к нам. кто с арфой и поет, кто без и молча созерцает.
и вот они уже на земле, среди нас, в своих прозрачных слепяще-белых накидках, а кто и вовсе без.
и все так призывно поводят бедрами.
и огромное лицо господа, как и полагается с седой бородой и слегка вьющимися волосами миловидно улыбается, глядя на дикую нашу оргию здесь внизу.
плоть есть плоть.
и ангелы убираются прочь, стыдливо прикрываясь поднятыми из пыли обрывками своих святых сорочек.
так и было. а мы захлебывались в собственных слюнях и молча надеясь на будущие встречи провожали взглядом их одна за одной отлетающие к небесам красные от нашей любви задницы.
поддержи веру в нас, господи.
пошли ангелов в помощь агнцам преданным.
сделай, как делал не раз, ибо плоть есть плоть, господи.
Галина Васильевна Ножкина развелась с мужем, и вернулась в свою старую квартиру, которую оставила дочери Ане. Она была рада, что не выписалась тогда.
Теперь у Галины Васильевны были с дочерью особые, посмертные отношения. Она устроила в квартире музей, куда приходит много людей посмотреть уцелевшие Анины работы и рисунки.
*
Бритую голову остужал весенний ветер, а она быстро шагала, прижав к себе сумку с пачкой сигарет и письмом-вызовом в психдиспансер, решительно сворачивая в первый попадавшийся на пути переулок, и так – до следующего поворота. В движении не таким противно-острым было ощущение загрудинной тяжести. В парикмахерской она еле высидела, пока мастерица обривала ей голову и от боли даже схватилась за грудь. На немой вопрос встретившейся с ней глазами в зеркале парикмахерши, вымученно улыбнувшись вдруг ответила: «Душа болит». Читать дальше »
С любезного согласия издательства «Вита Нова» мы представляем фрагмент книги Валерия Шубинского «Николай Гумилёв. Жизнь поэта» (Санкт-Петербург, 2004).
Жизнь его в ту осень (1912 г., — ред.) и зиму была полна трудов. Занятия в Университете, работа над переводами (а переводит он, кроме Готье, пьесу Браунинга «Пиппа проходит» — по всей вероятности, с подстрочника, хотя занятия английским Гумилев продолжал), рецензии для «Аполлона» и новорожденного «Гиперборея», дважды в месяц — заседания Цеха поэтов… Утром он вставал спозаранку и садился за письменный стол. Ахматова еще спала. Гумилев шутливо перевирал некрасовскую цитату: «Сладко спит молодая жена, только муженик труж белолицый…» Потом (часов в одиннадцать) — завтрак, ледяная ванна… и вновь — за работу.
Почему-то о Гумилеве — солдате, любовнике, «охотнике на львов» и «заговорщике» — помнят больше, чем о труженике-литераторе. Но настоящим-то был именно этот, последний.
Зима перед последней эфиопской экспедицией была и впрямь «безумной». Тем не менее Гумилев был еще молод, и сил хватало и на все эти труды, и еще на многое — например, на частые ночные бдения в «Собаке». При такой жизни ездить каждый день в город из Царского было трудно, и он снимает комнату в Тучковом переулке (д. 17, кв. 29) — недалеко от Университета — бедную студенческую комнатку, почти без мебели. Возможно, комната эта использовалась и для встреч с Ольгой Высотской (роман с ней как раз приходится на эти месяцы) — но, конечно, не в этом было ее главное предназначение. Во всяком случае, Ахматова знала об этой комнате и бывала в ней. Завтракать Гумилев, когда ночевал «на Тучке», ходил в ресторан Кинши, на углу Второй линии и Большого проспекта Васильевского острова. В XVIII веке здесь был трактир, где, по преданию, Ломоносов пропил казенные часы. Читать дальше »
Странно сложилась судьба Генри Джеймса в России. При жизни (то есть до революции) его периодически переводили и печатали в толстых журналах. А вот из культурного обихода советского читателя Джеймс оказался выключен напрочь. Все-таки в мотивах действий советской цензуры было что-то мистическое. Понятно, когда запрещались откровенные антисоветчики, вроде Оруэлла или скандального автора «Возвращения из СССР» Андре Жида. Ну, или всякие там модернисты-авангардисты. Но какое все это имело отношение к аполитичному Джеймсу, благополучно умершему в разгар Первой мировой войны? Произведения этого «английского (вернее, англо-американского) Тургенева» были просто созданы, чтобы занять свое место в книжных шкафах советских интеллигентов где-нибудь между собраниями сочинений Диккенса и Голсуорси. Однако только в 70-80-е годы на русский перевели пару томов повестей и рассказов и три романа. И все.
К настоящему моменту положение не слишком изменилось. То, что существует на русском – капля из колоссального творческого наследия писателя. (За свою долгую жизнь он написал 20 романов, свыше ста рассказов, пьесы, сотни критических статей, три тома воспоминаний и путевые заметки. Одних писем насчитывается около 15 тысяч – полное их издание только начато.) Говорят, что Джеймса трудно переводить. Это действительно так – позднего Джеймса и читать-то трудно, в англоязычной литературе по сложности стиля он даст фору разве что Джойсу. Но ранние его вещи написаны достаточно простым и прозрачным языком. В общем, ничего не понятно. Как выразился один биограф, с Джеймсом просто никогда не бывает.
В англоязычном же мире второе десятилетие продолжается «ренессанс Джеймса». Автор, при жизни никогда не пользовавшийся массовой популярностью, считавшийся «писателем для писателей», издается и переиздается. Большинство его произведений экранизированы, некоторые – не один раз, на основе повести «Поворот винта» Бриттен написал оперу. В 1972 г. завершилось издание сверхподробной, пятитомной биографии, написанной главным специалистом по Джеймсу – Леоном Иделем, но с тех пор появилось много новых исследований. Джеймс оказывается героем художественных произведений – он мелькает на страницах Тома Стоппарда и Кэрол Оутс. 2004 г. стал настоящим годом Джеймса – вышло сразу несколько посвященных ему романов: «Мастер» Колма Тойбина, «Автора! Автора!» Лоджа, не говоря уже о букеровской «Линии красоты» Алана Холлингхерста, герой которой пишет диссертацию по Джеймсу. Читать дальше »
Поздравляем с днем рождения Александру Яцутко. Она крутейший программист, помогла нам в решении множества технических проблем, и во многом именно благодаря ей сайт сейчас работает именно так, как задумано. Александра Яцутко известна в сети как создатель таких ресурсов как Hrenovina.net (этот блог о хреновинах в самом широком и увлекательном смысле этого слова, причем стоит заметить, что Саша делает этот проект не только как программист, но и является непосредственным автором большей части контента) и Хмур.net. Хмур — это уникальный филологический проект, в котором собираются (коллекционируются и генерируются) новые культурные коды и потенциальные мемы — языковые выверты, кульбиты и прочие кунштюки, на первый взгляд случайные и ошибочные или наоборот — нарочитые и искусственные, но так или иначе — характеризующие язык как живой подвижный организм.
В общем, Саша, с днем рождения! Будь такой какая ты есть и желаем еще много-много творческих побед!
«Решительное обновление и омоложение Большого жюри сделало свое дело: на смену прошлогодней разнузданной кумовщине пришли куда более мягкие и расфокусированные дружеские узы, литературно-партийные и служебно-издательские пристрастия и куртуазное амикошонство».
АМИКОШОНСТВО
(< фр. ami - друг + cochon - свинья] - бесцеремонность, чрезмерная фамильярность в обращении.
Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.
31 марта 1887 года родилась Черубина де Габриак (Елизавета Дмитриева)
Мировая литература знает несколько знаменитых мистификаций: шотландец Джеймс Макферсон, создавший «Поэмы Оссиана» – древнего кельтского барда; Чаттертон, сочинявший стихи от имени священника XV века; Проспер Мериме с его «Театром Клары Газуль» и «Гузлой» – славянскими песнями, обманувшими даже Пушкина; «Песни Билитис» Пьера Луи, якобы принадлежавшие перу древнегреческой поэтессы. Мистификация – не просто публикация под псевдонимом: мистификатор создает не только текст от имени другого человека, но и самого этого человека, наделенного собственной биографией и характером, личность, существующую (как бы существующую) во внетекстовой реальности.
История русской литературы – скорее мартиролог: писателей преследовали, казнили, отправляли на каторгу, высылали за границу… Игровая эпоха в ней, пожалуй, была только одна – Серебряный век. Тогда и появилась единственная известная русская литературная мистификация – Черубина де Габриак. Читать дальше »
Ко дню рождения великого поэта на «Переменах» — глава из книги Жан-Баптиста Бароняна «Бодлер», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ». Глава о журналистских опытах Бодлера, о том, как Бодлер шокировал общественность и о некоторых принципах настоящего денди, которые исповедовал Бодлер. Перевод с французского Н. А. Световидовой.
После своего журналистского опыта, который ни к чему не привел, Бодлер пребывает в растерянности. Он записывает кое-какие разрозненные мысли, правит некоторые накопившиеся стихи, набрасывает рисунки, снова думает о том, чтобы взяться за написание романов, заголовки которых — броские заголовки — пишет в блокнотах, наивно полагая, что однажды они смогут обеспечить ему целое состояние: «Преступление в коллеже», «Чудовища», «Лесбиянки», «Обучение чудовища», «Преступная любовь», «Сутенер», «Бесчестная женщина», «Любовница идиота»…
Он много читает — причем произведения очень разные, от нескольких рассказов Эдгара Аллана По, переведенных на французский и появившихся в некоторых журналах (7 октября 1849 года По в сорок лет умер в Балтиморе) до пророческих текстов Жозефа де Местра, скончавшегося в 1821 году, как раз в год рождения Бодлера: «Рассуждения о Франции», знаменитые «Санкт-Петербургские вечера» и «Рассмотрение философии Бэкона». Эти работы произвели на Бодлера впечатление, заставили осознать, что между видимым миром и невидимым непрерывно плетутся «взаимные отношения», что не следует примешивать Бога к человеческой слабости, к ужасу покаянной судьбы человечества, навсегда отмеченной первородным грехом, и что естество совпадает со злом, ибо единственное непростительное нарушение — это гордыня по отношению к Богу. Читать дальше »
будучи танком он редко крутил головой по сторонам.
превратившись в кролика, он перестал испытывать неловкость и полностью избавился от некоторых комплексов.
став, наконец, тридцати пяти сантиметровой миногой, U обрел возможность высасывать пюре из переваренных внутри чужого тела внутренностей. это был интересный момент.
но и этого ему было мало.
тогда U превратился в Игги Попа и сразу принялся прыгать в толпу и торчать.
торчок из Игги выходил достаточно скверный. жизненных сил ему было недостаточно, и потому U обрел Берроуза. потому как счастье было именно в том, чтобы торчать. огромный жизненный опыт именно так ему и велел – торчи. максимально долго. стоит сказать, после первого же, наверняка сейчас уже и не вспомнить, но скорее все-таки, случайного раза, U явно показалось, что он наконец обрел то, что искал так долго. то, без чего не раскрывались в полной красе удовольствия праведных римских оргий на плавучем дворце Калигулы, без чего не мог обрести он истинный покой рядом с Далай-ламой, читающим над телом его абидхамму…
в момент пропустив сквозь себя все былые ожидания, U установил стакан на голове у своей жены и, не колеблясь ни секунды, одним точным выстрелом пристрелил беднягу.
после того, как никаких преград не осталось, Берроуз повесил на двери расписание.
я придерживался красочного расписания вплоть до девяносто седьмого. и ушел на новый старт в ярчайшей гуаши сладкой передозировки. сердце в моей груди разрослось до размеров средней планеты. мой мозг превратился в черную дыру и сожрал всю вселенную. это было прекрасно. в долю секунды я был всем, чем когда-либо был.
теперь я продолжаюсь, но с пути не сверну. пока никакой альтернативы нет, и я честно рассчитываю, что никогда не будет. ведь все здесь ложь. я абсолютно честен перед собой и всеми, кем был. спасибо. я продолжу.
О книге Игоря Сухих «Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа» (издательство «Время»)
Книга Игоря Сухих начинается с размышлений о жанре: документальных хроник. Он был освоен, а книги Вересаева – ну на них воспитывался читатель и ни в одном поколении. Продолжение – интересно само по себе. Но что в этом жанре не появлялось новых книг сказать всё же нельзя. К нему обращался Игорь Волгин, и у него есть замечательная книга: «»Родиться в России», Достоевский и современники: жизнь в документах». Сухих не упоминает о ней, но, в общем, у его книги другой герой – и, конечно, своя идея.
Чехова в наше время не открывают для читателя – обнажают. Мало кого постарались так оголить.
Сухих верен самому Чехову и передаёт читателю его же интонацию. Точность предельная, никакой фальши, пошлости. Сам же Чехов – в том, что пишет – так честен. Это рассказ его о самом себе. То есть в какой-то момент создаётся такое странное ощущение, что читаешь его же воспоминания, если бы они могли быть написаны. Небольшой роман о самом себе. Большой бы, действительно, ему опротивел. Биографический монтаж собирается всё же по темам. Внутри каждой реальная драма – и его, Чехова, но и самых близких ему людей. Это всё же драма, то есть я не вижу в этой книги никаких «сюжетов». Документальная хроника драматична сама по себе, в этом, по-моему, её свойство, но создать такое пространство можно, только очень многое чувствуя и понимая. Это напряжение – и мысли, и душевное – передаётся читателю усилием мысли и души автора. Жизнь в документах – это другое… Нет, это человеческий документ.
Чехов увидел жизнь обыкновенной. Обыкновенно всё, даже смерть. Но он и осветил её обыкновенным светом. Этот луч света упал между двумя исполинскими тенями – Толстым и Достоевским. Это путь. Вот он пишет своей сестре, указывая на него так спокойно, касаясь лишь отдельного родного человека: «Надо только по мере сил исполнять свой долг – и больше ничего».
Многое, что читаешь, хочется запомнить, помнить. Что-то даже всю жизнь, как это: «Если Бога нет, надо жить так, будто он есть».
«Декабристы разбудили Герцена, Герцен ударил в колокол», — гласит народный пересказ известного высказывания Ленина по случаю 100-летия писателя.
И это, надо сказать, необыкновенно точная формулировка того, что по итогам советских научных штудий положено помнить об этом человеке. Ни противоречивого вороха дошедших через третьи руки сведений, ни привычных мифов, окружающих всякую великую личность, а уж особенно русского писателя.
Оригинальное выражение, впрочем, не облегчит дело: «Декабристы разбудили Герцена, Герцен развернул революционную агитацию». Читать дальше »
«Мои руки дрожат. Это дрожь воина перед битвой».
«Как ты думаешь, В Эпоху Войн было так же?»
«Смерть наполняет жизнь смыслом и благодарностью».
Дзюсан нин но сикаку — кинофильм режиссёра Такаси Миикэ, 2010 года. Это ремейк одноименного фильма 1963 года, режиссёр Эйити Кудо. Новый фильм весьма точно соответствует старому сюжету, подбор актеров весьма тщательный, даже лица главных героев узнаваемы.
Однако… Новый фильм отличается от старого, как современный японский автомобиль от «японки» 60-х годов.
Несколько бессистемных штрихов:
Стилистика начала фильма возвращает нас в благородную эпоху раннего Куросавы. Титры и каллиграфия задают должный настрой, и фильм не подводит — «золотой стандарт» выдерживается до конца.
Фильм цветной, но резкость линий, операторская работа таковы, что цвет подчеркивает, а не размывает картину. Звук идеален.
Стилистика театра «но», благородная техника иай-дзюцу и кен-дзюцу, чистота, скромность, благородная простота. Любование чистотой клинка и человека. Прежде чем… Читать дальше »
«Берясь за вилку, мы уже совершаем акт по организации своего бытия» – с этим высказыванием американского писателя Джонатана Сафрана Фоера хочется согласиться на все сто. Особенно после выхода его книги «Мясо. Eating animals», которую не стоит читать во время еды.
Определить жанр новой книги романиста Дж. С. Фоера нелегко. Автор рассуждает об американском стиле потребления, черпая материал из истории собственной семьи и еврейских традиций. Пишет об экономических, научных и экологических проблемах мясной промышленности развитых стран, обращаясь к личному опыту людей, причастных к разведению, приготовлению и поеданию животных. Книга «Мясо. Eating animals» эмоциональна и неудобоварима, вызывает чувство вины и страх. Фоер не просто апеллирует к разуму («Эта книга – продукт огромного числа исследований, она строго объективна, как и должна быть любая честная работа журналиста») и эмоциям читателя («Что означает последний крик курицы? Боль? А что означает боль?»). Он бьет чуть выше пояса – прямо в желудок, вызывая отвращение к любой пище животного происхождения. Читать дальше »
Время от времени я буду комментировать в рубрике «Плейлист Радио Перемен» избранные имена и композиции, которые звучат на радио Перемен (см. пункт меню Перемен, который так и называется «Радио»). Начнем с моего сегодняшнего абсолютно сенсационного открытия — Belkastrelka.
Около года назад мне попался в интернете mp3-файл с песней группы с вполне русским названием Belkastrelka. Воздушная и смелая электронная музыка, такой летающий электро-инди-поп, очень необычный и яркий. Называлась песня тоже необычно — «Fiksi Pencuri Mimpi». Трек понравился, но за неимением времени я не стал проводить расследований о том, что это за группа. Думал, что-то русское, может быть откуда-то из Ижевска… Просто закинул трек в плейлист радио Перемен и забыл о нем. Вот он:
Сегодня по радио Перемен я снова услышал эту песню. На этот раз меня очень заинтересовал язык, на котором поет девушка. Что-то явно азиатское. Во-вторых, отчаянно-весеннее, весело-разбитное и в то же время довольно грустное настроение песенки теперь царапнуло меня глубоко настолько, что я решил выяснить, что это за Белка и Стрелка… Читать дальше »
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>