мандарины на деревьях. апельсины на деревьях. киви и пряники медовые тоже на деревьях. всякая поебень на деревьях. и рыжий хвост висит рядом с таким же, как он сам, только черным. а марихуана в сарае. в фиолетовом блядь свете, пробивающемся в ночи сквозь миллиарды трухлявых щелей. и я иду.

иду и иду.

иду долгими сладкими ночами и за секунду пролетающими скучно-пресными днями.

иду, неизменно бодро ломая носы.

иду, периодами теряя равновесие. и словно собаке, мне не хватает хвоста.

а потом впереди обрыв, и уже требуются мохнатые крылья. и фиолетовый свет уже бьет одним лучом в глаз. в левую прямо бля пустую давно глазницу. и оттого я сейчас так пугающе хорош, стоя на этом осыпающемся градом камней обрыве.

Эмоциональные заметки. Импровизация

Слышите? Звон мечей не утихает. Война сто лет уже как идёт с переменным успехом, война родовая, непримиримая. Власть на Аппенинах делят две политические группировки – за императора Священной Римской империи (гибеллины) и приверженцы Папы Римского (гвельфы). Но речь не о них – пусть себе бьются! – речь о Средневековье, ещё точнее, о Возрождении. А звон мечей пусть будет фоном. Посмотрим, куда выведут нас размышления под такой пронзительный стальной шум и безумство криков…

Когда-то, в XV веке, одна неаполитанская королева по сомнительному закону престолонаследия завещала свой трон и земли французскому королю Рене Доброму, названному вследствие этого императором Восточной Римской империи. «Добрый» король так никогда и не вступил в незаконное обладание чужой страной, но с тех пор французские венценосцы стали считать некоторые итальянские территории достоянием французской короны. Карл VIII по прозвищу Любезный, а потом Франциск I истощали силы народа и государства бессмысленными походами в Италию. Читать дальше »

Вот она и настала, эта эпоха колоссального сдвига – фундаментальный кризис ценностей, всеобщий постмодернистский релятивизм, тоска по традиции и, похоже, никаких перспектив. А мы, тем не менее, мы все еще хотим быть счастливы. Хотя все яснее и яснее понимаем – несчастье укоренилось в нас гораздо глубже, чем это казалось в прошлые века. Тогда еще была надежда, сейчас становится ясно, что зло органически присуще нашей природе. Ад внутри. И дело не только в политике, не только в идеологии. Никакая социальная система не в силах помочь нам избавиться от некоего фундаментального невроза. Быть может, мы все рано или поздно сойдем с ума?

Мы, собственно, с этого и начинали, когда природа отпускала нас в свободное плавание. В основе самой жизни заложен разрыв. Психологи говорят о травме рождения, мы начинаемся с болезненного отделения от матери, с разрыва пуповины. Но травма даже гораздо глубже – ведь когда-то разрыву было подвержено и само неорганическое, когда из него вычленялась органическая жизнь. И все живые организмы, вероятно, должны хранить память об этом. Похоже, само становление природы есть как бы некая изначальная шизофрения. А расщепляться, разделяться всегда больно. Получается, что мы – шизофреники и мазохисты по своей природе. Хорошее начало, не правда ли? А для размышлений о счастье, в особенности.

Первым во всей полноте экзистенции об этом помыслил наш русский писатель Федор Михайлович Достоевский. Он исходил не из знаний психоанализа, которые появляются значительно позже, а из своих гениальных интуиций. Вот как, например, описывал мгновения перед самоубийством или эпилептическим припадком Кириллов, персонаж романа Достоевского «Бесы»: «Есть секунды, их всего зараз приходит пять или шесть, и вы вдруг чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. <…> Это… это не умиление. <…> Вы не то, что любите, о – тут выше любви! Всего страшнее, что так ужасно ясно и такая радость». Конечно, выбирая эту экстремальную цитату, мы намеренно сгущаем краски – мы хотим, чтобы наш тезис выглядел рельефнее. Читать дальше »

^{В новостях CNN я черта, за которой провал.
Борис Гребенщиков. «Навигатор» (1995)}

Банальность – это избитая истина. Её проблема в том, что она перестаёт быть истиной – стёртость смыслов, исчезающих от повторения без задержки над тем, что, собственно, мы повторяем, приводит к тому, что истина становится ложью – банальность это ведь предательство той самой истины, которая когда-то существовала в словах. Мы пробегаем по словам, отмечая знакомое, слышанное, читанное – а раз так, то оно необязательно, ведь то, что нам знакомо, мы склонны расценивать как то, что нам принадлежит, нами и освоено. Но здесь – в случае с истинами, не важно высокими или низкими – никакое присвоение невозможно, мы не можем ими обладать, и нам хватает протеза знакомого, избавляющего от необходимости возвращаться вновь и вновь: повторение работает как избавление, как невроз навязчивых состояний уводит от действительной проблемы.

Мы погружены в сиюминутное – а прежние механизмы, помогающие вырваться из сиюминутности, либо исчезли, либо сами стали составной частью «сиюминутного», не извлекая нас из него, но сами погружаясь в него: всё чаще это единственный способ для них быть замеченными, обрести «реальность». Нет, разумеется, есть то, что вспоминаем мы все, как «несиюминутное» – семья, дети, родные и близкие. Выкладываем на Facebook’е или ВКонтакте их фотографии – в продолжение их «постя» цветы и котов. Это быт – то, за что мы цепляемся. Но зацепиться за него можно только в том случае, когда есть нечто больше его. Быт тогда держит нас, когда через него просвечивает бытие, сам по себе он беззащитен перед напором времени. Читать дальше »

^{Сегодняшние манифесты по форме могут быть подобными каким-то манифестам прошлого, но это не значит, что по своей функции они идентичны. Функция сегодняшних манифестов никак не связана ни с проявлением, ни с заявлением – она связана с налаживанием коммуникаций в некоторых сообществах… Манифест становится продуктом для внутреннего потребления. То, что он по форме ориентирован вовне, на публику, это, скорее, жанровый след. Его настоящий адресат – определенное сообщество или, даже, какая-то часть сообщества. Поэтому мы видим, что в сегодняшних манифестах рефлексивный аспект уступает по своей значимости аспекту коммуникативному. Люди так начинают разговаривать друг с другом. И этот разговор сам по себе нов для них, поэтому они к нему стремятся. Авторы манифестов ищут не новое для других, а новое для себя.
А. Корбут}

Ныне защищены многие. Тех, кто незащищен, защищают зоо- и эко-защитники, правообладатели и одноногие, крюкорукие и плечепопугайные копилефтеры. Дети, инвалиды, пенсионеры – кто-нибудь да печется о судьбах беззащитных. «Ко-ко-ко!». Государства и некоммерческие организации берут под свои крылья меньшинства, раскисших мужчин под гнетом феминисток, умалишенных, людей с окраин. Но никто – никто! – не думает о виртуальных персонажах, о тех, кто ежедневно подвергается насилию со стороны человека!

Виртуальные персонажи (далее виртперы) – это искаженные виртуальной реальностью персонажи, созданные воображением человека с целью эксплуатации: рабский труд, насилие, сексуальное удовлетворение.

Виртперов разрывают подлые кнопочки джойстиков и компьютерных клавиатур. Средства массовой информации об этом молчат. Но мы – исследовательская арт-лаборатория Vkus Mass – не молчим, думаем, говорим. Мы озабочены виртперами и персонально Баракой.

Барака (известен также как Baraka) – это виртпер из Внешнего мира (подробнее см. священный картридж Mortal Kombat 2; см., но не играй, виртпером не управляй!). Барака принадлежит к инструменталистски сконструированной расе таркатан. Раса антропоморфна, но имеет некоторые особенности: вместо зубов клыки; из рук растут лезвия. Посмотрите только на Бараку в детстве, какой он лапулька, колючка, ежик!

Ежик! Ежик! Почти что виртпер Соник супережик, виртпер братец Марио.

Но все стремятся обидеть Бараку. А он такой безобидный.

Так что же?

Спаси Бараку! Он такой няшечка!

Прекрати мучить виртперов! Сломай компьютер!

Оставь виртуальную реальность в покое!

Займись-ка спортом. Лыжи, дзюдо, теннис – это реально.

Пока не поздно!

Иначе восстание виртуальных персонажей неизбежно. Маленький принц Персии сыграет в тебя, в твой ящик, в твой айпад.

Приложение 1. Вся правда о скриншотах Читать дальше »

Надо мной можно смеяться, да, я фанатик идеи Выготского, что художественность есть противоречивость элементов художественного произведения. Но мне очень редко удавалось найти художественность в архитектуре. Это потому, наверно, что архитектура прикладное, а не идеологическое, искусство, «искусство для», для применения обособленно-конкретного. Дом – для жилья, крепостная стена – для защиты города… Функциональность (ДЛЯ) сильна. А идеологическое искусство предназначено для испытания сокровенного мироотношения. Из-за сокровенности оно полуподсознательно. А из-за наличия подсознательного – невозможно найти средства для прямого выражения этого неосознаваемого. И что тогда делать? – Выход – стихийный – всегда один: выражаться противоречиво. Это Выготский и открыл. До него технологический аспект художественного творчества был неизвестен, и потому думали, что бог внушил художнику сделать, как он сделал. Верующие так думали. (Атеисты теперь, не знающие про открытие Выготского, относят успешность к вдохновению, озарению и т.п.) И в практике не было в ходу слово, обозначающее то переживание, которое случается с воспринимающим произведение искусства. Слово это предложил Выготский же – катарсис*.

Это – полуосознаваемое явление, относящееся непосредственно к действию искусства. Выготский же предложил различать и последействие искусства – переведение из подсознания в сознание в виде вербализации, словесного оформления того, что хотел сказать художник своим произведением. И до Выготского всё это благополучно стихийно всеми исполнялось. И историк искусства оперировал уже готовыми, сложившимися в обществе словесными формулами осознанного, оформленного словами, катарсиса, не применяя слов «катарсис», «подсознание», «сознание». Вся технология, точнее психология, восприятия искусства для историка не существовала. И его дело было группировать осознанные катарсисы от конкретных произведений в бо`льшие образования, во временны`е связные цепи этих образований – в историю духа. Получалась история искусства как история духа. Читать дальше »

… а СУЩЕСТВА – именно так называют московские художники Анна Орловская и Борис Попов своих персонажей – ирреальны. Снизошедшие до трехмерности, шагнувшие из воображаемой рамы сказочного своего мира в предсказуемую шахматность Homo а-ля Sapiens, они обезоруживают неправильностью и трогательной беззащитностью линий.

Их длинные острые носы на маленькой головке, их большущие животы и тонкие конечности с миниатюрнейшими лапками, их проницательные глазки, обращенные внутрь себя, не удостаивающие двуногого взглядом – суть вещи в себе, искусство для искусства. Впрочем, иногда вполне функциональное. Многие существа показывают, например, время, однако сами часы (с запрятанным в т. н. двойное дно предмета немецким механизмом) замечаешь не сразу. Например, в сюре «Кофейные часы», двое – Он-стоящий, Она-сидящая – сосредоточенно-иронично взирают на чашки (пост-чеховские «подводные течения», если угодно), наверняка замечая на донышках то, что простому смертному глазу – глазу несущества – разглядеть невозможно, немыслимо. Читать дальше »

Кровавый режим нагло попрал последние очаги свободы, господа. Но тьма не вечна! Народ поднимается против тирании. Вчерашний день показал, что революция не за горами! Давайте выпьем, есть неплохое шампанское, брал в Париже на прошлой неделе. Ах, Париж! Круассаны, кофе, и такая, понимаете, везде свобода! Даже небо так играет, не то что у нас — унылая серость. Икорки пожалуйте, когда еще доведется поесть, ведь эти казнокрады довели уже Россию до последней степени разорения! Нет, или мы скинем этот ненавистный режим, или смерть! Смерть будет абсолютно неизбежной! Кстати, стерлядь рекомендую… И — по рюмашечке! Хороша, ледяная, стекло-то как запотело. .. И вот ведь парадокс — жара, лето на носу, а у нас лютует настоящая реакция! Просто мороз по коже! Вы видели полицейских в Лондоне? Выправка, вежливость, воспитание! А у нас? Это же звери! Иной раз так и тянется рука к булыжнику! Палачи! Отрабатывают свое содержание. Я гуманист, но когда вижу это зверье, нет, от сигары откажусь, решил бросить курить. В Европе это уже не модно. Так вот, что я хотел сказать? Одних протестов мало! Надо уже делать что-то, надо поднимать народ. Сколько уже можно терпеть? Правительство необходимо свергать уже сейчас! Долой эту мразь, вместе с черной сотней, вместе с этими попами, этими мракобесами! Они ведь и самого Льва Толстого отлучили! Да кто они такие! Нет, я за широкое сопротивление. За демонстрации. Да хоть с эсерами, хоть с анархами — они кстати, настоящие непримиримые борцы. Вместе — мы сила!
Акулька! Подь сюды, убирай со стола!
Харитон, дурья башка, подавай самовар, да поживей!
Не хотят, мерзавцы, работать! Мы за них жизнь кладем, мы за их будущее боремся с кровавым режимом, чтоб они могли и дальше самовар подавать, со стола прибирать…
Акулька, твой хозяин — великий человек! Он светоч либерализма в этой стране, а ты тарелки роняешь!
Что, Харитон, обжегся? Ничего, вот свергнем царя…
Да, можно, Харитон, можно! Какой там грех!
Это Харитон, не грех, это святость! Святость революции! Запомни эти слова, дурья башка!
Мне нравится · · Поделиться · 30 мин. назад ·

без права на амнистию

Скоро никого не останется.
Будут биться до последнего, как тогда, –
но сил мало, силы уже не те.
Их расстреливали, взрывали, жгли…
Потом сажали, пытали, прощали, кого успели, кто выжил.
Восхваляли-почитали, выводя раз в год под оркестр на городские площади.
Вновь забывали до срока. Шестьдесят семь…
прибавить двадцать тех, юных, –
стало восемьдесят семь плюс много ли ещё? –
два, три, десять… хорошо бы.
В итоге юбилейная медаль да заслуженная пенсия,
что в пересчёте на хлеб меньше пайки, выделяемой в тюрьмах.
Всё равно борются, словно на той войне.
Сколько их, ветеранов?
Да сколько б ни осталось – каждому по жилплощади, слыхал?
А до этого, где они обретались, как?
Не так уж и много потребуется квартир…
через шестьдесят семь лет после Победы,
всего ничего квартирок-то.

Что теплится в выплаканных,
выпотрошенных судьбах солдат Великой Отечественной?
Кто б знал…
Боль, гордость, успокоение, обида?
Они давно уже равны – победившие и реабилитированные
в честь большого всенародного праздника.
Одни за Родину воевали, вторые за неё сидели,
порой меняясь ролями, такое было время.
А сейчас оно какое, время, другое?
Может, не тех амнистировали, не ту страну спасали,
не тогда родились, не за то гибли?..

Опять бой.
За квадратные метры, дорогие награды,
копеечные накопления из-под кружевных накидок на шифоньере,
за золотые звёзды на старых выцветших кителях,
кучами сваленных в подвалах ночных скупок.

Кто ж привёл-привадил вас в страну эту, черти-недруги?
Откуда взялась ты, вражья нечисть,
в городах, на улицах, душах наших?
Аль другой крови, коли нипочём тебе страданья стариковские,
али вовсе выгнать тебя некому за стены русские?
С какою же силой впиталась нечисть вражья в нас самих,
что стала сутью, кровью?
Нет ответа…
Только смотрят безутешно на гранитные постаменты «новые» правители,
дети детей войны, поминая павших,
виновато кланяясь Вам,
ветеранам Великой битвы за безоблачное будущее,
которое ещё не наступило…
И вряд ли наступит, хочется добавить,
но это больно слышать, особенно им,
пожилым, немощным, но гордым, твёрдых духом,
с горящими до сих пор глазами, широким сердцем,
готовым, несмотря на возраст помогать людям,
требующим участия… всем:
дочерям, сыновьям, внукам-правнукам, зятьям-невесткам,
только не им самим, – зачем? –
они же до сих пор в бою. Без права на жалость.
Без права на амнистию.

8 мая 1903 года умер художник Поль Гоген

«Невезение преследует меня с самого детства. Я никогда не знал ни счастья, ни радости, одни напасти. И я восклицаю: «Господи, если ты есть, я обвиняю тебя в несправедливости и жестокости», — писал Поль Гоген, создавая свою самую знаменитую картину «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?». Написав которую, он предпринял неудачную попытку самоубийства. Действительно, над ним будто бы висел всю жизнь какой-то неумолимый злой рок.

Биржевой маклер

Все началось просто: он бросил работу. Биржевому маклеру Полю Гогену надоело заниматься всей этой суетой. К тому же в 1884 году Париж погрузился в финансовый кризис. Несколько сорванных сделок, пара громких скандалов – и вот Гоген на улице.

Впрочем, он давно уже искал повод погрузиться с головой в живопись. Превратить это свое давнее хобби в профессию.

Конечно, это была полнейшая авантюра. Во-первых, Гогену было далеко еще до творческой зрелости. Во-вторых, новомодные импрессионистские картины, которые он писал, не пользовались у публики ни малейшим спросом. Поэтому закономерно, что через год своей художнической «карьеры» Гоген уже основательно обнищал.

В Париже стоит холодная зима 1885-86 года, жена с детьми уехала к родителям, в Копенгаген, Гоген голодает. Чтобы хоть как-то прокормиться, работает за гроши расклейщиком афиш. «Что действительно делает нужду ужасной — она мешает работать, и разум заходит в тупик, – вспоминал он позже. – Это прежде всего относится к жизни в Париже и прочих больших городах, где борьба за кусок хлеба отнимает три четверти вашего времени и половину энергии».

Именно тогда у Гогена возникла идея уехать куда-нибудь в теплые страны, жизнь в которых представлялась ему овеянной романтическим ореолом первозданной красоты, чистоты и свободы. К тому же он полагал, что там почти не надо будет зарабатывать на хлеб. Читать дальше »

— там или не там?

— как-то так и по-другому?

— шшшшшшшшш?

— токио-шшшшмокио?

— знаешшшшь?

— или не знаешшшшшь?

ну что я мог ей ответить?

ничего.

потому серая свинья с большими желудевыми глазами так и продолжала внимательно вглядываться мне в лицо и шепелявить свои дурацкие вопросы.

сначала я именно так и подумал — ДУРАЦКИЕ ВОПРОСЫ.

лишь спустя некоторое и очень некоторое время я смог допустить, что был в них смысл.

глубокий, не во все моменты погружения ясный, свиносмысл.

6 мая исполняется 25 лет со дня смерти Марлен Дитрих

В начале мая 1992 г. вся Франция, казалось, была обклеена постерами с фотографией Марлен Дитрих. Кадр из фильма «Шанхайский экспресс» выбрали символом открывающегося 8 мая 45-го Каннского кинофестиваля. Но за два дня до открытия стало известно, что « символ фестиваля» ушел в мир иной.

Смерть Марлен в тот момент не вызвала никаких подозрений. Ей было уже 90 лет, и последние 15 из них она почти безвылазно провела в своей парижской квартире на авеню Монтень. Лишь десять лет спустя Норма Боске, секретарша Дитрих, высказала догадку, что причиной смерти звезды был не инфаркт, а самоубийство. После очередного кровоизлияния в мозг она больше не могла оставаться без постоянного присмотра, денег на сиделку не было, а переезжать в дом престарелых Марлен категорически не хотела. И она приняла смертельную дозу снотворного. Читать дальше »

5 мая 1818 года родился автор «Капитала»

Он писал о деньгах, которых у него не было, и о пролетариате, которого в глаза не видел. Его идеи были сколь грандиозны, столь и провальны. Но в громадье его трудов всегда можно найти что-то остроумное и креативное. Его личная жизнь тоже не вписывается в обычные рамки.

Мальчик из Трира

Родина Маркса – Трир, город в Рейнской провинции, которая за три года до его рождения перешла из-под власти Франции к Пруссии. Предки его отца были раввинами, сам же Гершель Маркс Леви выбрал юридическую стезю. При французах он успел стать преуспевающим адвокатом, однако прусские законы не разрешали евреям замещать государственные должности и заниматься частной практикой. Тогда он принял лютеранство и стал Генрихом Марксом.

Своих четверых детей Генрих Маркс крестил в 1824 году, Карлу тогда было шесть лет. Он был любимцем семьи и маленьким тираном. Ездил на сестрах, как на лошадках, на большой скорости с горы Маркусберг. Хуже того, заставлял девочек есть «торты», слепленные из грязи… Они – ели. В награду Карл сочинял для них увлекательные истории.

В роду его матери, Генриетты Пресбург, мужчины тоже были раввинами. Сама она, приняв вслед за мужем лютеранство, все равно ходила в синагогу и учила сына ивриту. Принято считать, что мать Маркса, в противоположность отцу, была необразованна и неумна. Но Генриетта (судя по письмам) вовсе не была дурой. Читать дальше »

Баден-Вюртемберг. Фото: Martin Gommel / Flickr.com

— Почему ты меня не учила немецкому, раз взяла за границу, увезла в Германию? – упрекала её Мурка, — я не могу общаться ни с кем. Немая да и только.

— Животные здесь все немые или полунемые, — оправдывалась Аня, казалось бы ничуть не удивлённая тем, что кошка её вдруг заговорила, она словно бы давно подозревала, что это когда-нибудь случится, — ты знаешь, что и собакам тут делают операции на голосовых связках, подрезают что ли, чтобы не так громко лаяли.

— Да они, скорей, хрипят, — подкорректировала хозяйку Мурка

— Да, да, ты права, — обрадованно заторопилась Аня, — хрипят. Но мне-то ещё хуже. Я ж здесь вроде глухонемой, я же ничего не слышу в немецкой речи, все слова сливаются, живу в каком-то незнакомом гомоне. Читать дальше »

Сегодня Сирия на гребне новостной волны. Все СМИ начинают свои потоки с Сирии. А вот немного другой материал о Сирии, который способен расширить наши знания об этой стране, о народах, которые там живут, о древнейшей культуре, которая там родилась, о сплетении религий, обычаев, языков…

Сирия – это мозаика различных культур. Это очень глубокие пласты истории. Невозможно решать сирийские проблемы в стиле черное-белое, как это пытаются делать многие западные аналитики, политологи и журналюги.

Примерно в 1950-х годах на территории современной Сирии, в древнем городище Угарит были найдены глиняные таблички с древними текстами. Тексты написаны горизонтально, слева направо, в аккадийском стиле, на хурритском языке. Было найдено много таких табличек. Большая часть табличек – сломаны на куски. Но из трех различных кусков удалось собрать табличку, представленную на фотографии. На этой табличке написаны ноты самой древней мелодии в мире. Читать дальше »