Блог Перемен и Неизменности - Part 185

Эксгумация смысла 13.

michael-maier-atalanta-fugiens-1618.jpg

Вершины жизни окаймляя,
приду к тебе когда-нибудь,
Поскольку знаю — ты святая
И неизбежность мне не одолеть

В крови всегда твои ботинки,
И время плачет за тобой
Волнуясь, в перегонку стая,
Я наперегонки с собой летаю

Безскомпромиссный блеф, цыганка в свете (загадочный и тусклый свет)
Я жду тебя, как ждет монету нищий, сидя на проходной, у входа в альтарь, наклонившись и читая свои теплые и никому не нужные мантры.

Производство страха

Мыши боятся веревки. Не все мыши, только те, на которых однажды нападала змея. Увидев веревку, черпанувшие грызуны истерят, начинают метаться, визжать и прыгать и, если их не прижать к земле чем-нибудь мягким, легко размозжатся ап стену.
Подростком я жила в СА (Сейсмоопасная Азия). В кино землетрясение снимают почти похоже на жизнь: ватные камни начинают валиться, изображение — вибрировать, за кадром играет страшная музыка и овалы испуганных лиц плывут не в такт с компьютерным задником.
До землетрясения в Степанакерте репортажей про засыпанных домами людей по телевизору не показывали. Толчки, разрушившие до фига пространства (Кайраккум, Чкаловск, еще один город и несколько кишлаков), докатились до нас поздно ночью. Мы знали, что эпицентр был где-то рядом, но до утра никто не имел понятия, где. Мы давно не выскакивали на улицу в ночных рубашках, но когда начиналось, косились на косяки и думали, что в целях безопасности неплохо бы оторвать зад от стула и занять место в дверном проеме. По конструкции сейсмо домов это было самое крепкое место. Никто не проверял, но по логике так и есть. В нашей квартире над двумя дверьми висели большие глиняные часы. Мы начинали ржать. Мы не знали, кто под какой косяк побежит. Народу много, косяков мало. У каждого в доме была своя почетная трещина на стене. Мы любили собираться друг у друга в гостях. Все давно привыкли к железным сваренным скобам, скреплявшим углы. Железные углы нельзя было заклеить обоями. Торчащие дюпеля рвали бумагу. Если страх все время с тобой — это уже любовь. Кто-нибудь помнит фильм, где Пьер Ришар и Орнела Мути сидят — он в ванной, она в унитазе, а вокруг после пожара рушится дом? Санузел безопасное место. Никто никогда не видел инструкции по эксплуатации землетрясений. Чаще всего мы строили планы: что из имущества хватать, что оставить. Если пролямзишь что-нибудь нужное, подведешь товарища. Паспорт и ордер завалит обломками. Без кастрюль и спичек не сможешь пожрать. Почему-то никто не думал о том, что его расплющит. При штучном перечислении оказывалось, что для жизни после того, как расплющится все, необходимо слишком много вещей.
Одна оккупантка из России приехала в СА в сезон дынь. Она ела их увлеченно, как Нуриев танцует балет. Однажды за едой, она нахмурилась и стала оглядываться за кресло. Она решила, что дети качают мебель своими руками из баловства. Она закричала: «Прекратите там!» и спокойно доела дыню.
У нас не было пенсионеров, и с детьми не сидели бабушки. Но иногда они приезжали в гости. За несколько часов до 9ти бального землетрясения в Кайраккуме одного гостевого деда увела в поле кошка. Разрушенный дом рассыпается вокруг себя на две трети своей высоты. То есть, если рядом с пятиэтажкой стоят еще две, бежать тебе некуда. Дома специально строили на расстоянии, между ними оставляли огромные дворы. Кошка разволновалась к обеду и к вечеру скоропостижно сошла с ума — она кидалась на дверь и орала. Дед не знал, чем ее успокоить, он открыл дверь и побежал провожатым. На середине кукурузного поля, семеня за кошкой, он вдруг ненароком вспомнил, что животные чувствуют приближение катастроф. А дети — нет. Нелепый страшный гул в атмосфере затих. Гул затихает в тот момент, когда хрен — насос. Компьютерный задник уже завибрировал. Дед не вернулся к домам. Он сел в посевы, ждал и вытирал слезы кошкой. Великое обрезание истиной сошло на него. До разрушения Кайраккума он не знал, что катаклизм приходит без Рахманинова за кадром.
О том землетрясении тогда не сказал ни один телевизор. Остатки почти трех городов и нескольких кишлаков сравняли экскаваторами, не разбирая завалов.

Шахматы

Шахматы

В холоде Лондона, под проливным, бесконечным дождем он стоял с сигаретой, под своим черным зонтом и смотрел в небо. Грустно, он ловил капли дождя и вот, позабыв уже про зонт, он поднял голову и осень рыдала над ним своими несолеными слезами.

Она появилась из-за поворота и он едва узнал свою старую знакомую. Сколько всего она повидала, как сильно изменилась, как странно, думал он, что она при всем этом осталась такой прекрасной, нужной. Они виделись редко, зато каждая встреча была так интересна, полна бесед и событий, и он подозревал, что так лучше, потому что они всегда оставались друг-другу интересны, теплы, родны, не перенасыщаясь общением.

Они зашли в паб, скромный, но очень уютный, сели у камина и под голос скрипки стали пить глинтвейн и говорить.

-Как ты?

-Скучно. Брожу туда сюда, вернее путешествую, так это кажется называется? — Он улыбнулся. Она заметила в его голосе чуть больше иронии чем обычно. Он обратил внимание на то, какими глубокими казались теперь ее глаза.

— А ты?
— Ой, у меня столько всего, встречи, рауты, беготня, работы по горло, — Она жизнерадостно улыбнулась.

— Знаешь, не будь ты таким вот «суперменом-одиночкой», ты мог бы здорово проводить время. Мы бы вместе…

— Нет уж, я и так себя неплохо чувствую, да и работа есть, иначе на что бы я путешествовал?!

-Ты бы разобрался!

-Да, но я и так разбираюсь, рисую. А так, сегодня Лондон, вчера был Краков, неделю назад — Копенгаген. Я встретился с массой интересных людей. Я говорил с Дюма, я был на охоте с Сервантесом, я выпивал с Рабле и даже гулял как-то с Толстым. И мне не так много надо.

-Как у тебя только времени хватило?

-А разве его мало? Я ведь все еще молод, — он улыбнулся второй раз за встречу, как-то скупо, но блеск в глазах выдал радость.

-Ты меня еще любишь?

-Да, и всегда буду, ты знаешь.

-И я тебя.

-Ты мало говоришь о себе, что у тебя сейчас, новый облик, новая жизнь, сколько раз ты это затевала? Была Алисой, потом Ирой, Олей, теперь Катя, на сколько я понимаю. А завтра?

-А кем ты хочешь меня видеть завтра? — Она игриво улыбнулась. — Ну не ворчи, ты не должен быть таким мрачным.

-Тебя стало тяжело поймать.

-Плохо ловишь, — она положила ему руку на плечо, — потому что если бы ты старался… я ведь не прячусь.

Они беседовали до вечера. Потом, всё было как всегда — номер в отеле, шампанское, еща одна редка встреча, которую надо было провести так, чтобы она запомнилась. А утром они опять разошлись, обещав еще раз увидеться.

Он знал, однажды они не расстанутся. Они не по делам поедут утром из отеля, а домой, в их дом, где они будут вместе навсегда. Там он будет рисовать картины, а она будет читать ему, или они усядутся слушать музыку на тигровой шкуре у камина. Потом наступит следущее утро и они всё ещё будут вместе… Навсегда…

Кардиомувинг

Кардепарель – это жанр циркового искусства. Называть артиста цирка циркачом или циркачкой не хорошо. Так же как мы не скажем про жену босса «продавщица», если она оформляет лицензии на строительство. Человека, который работает в цирке, нужно называть «цирковой». Кардепарель — это сложный воздушный танец под куполом. Его исполняет цирковой на одиноком канате, свободно свисающем вниз.
            То, что каждый из нас исполняет от рождения до смерти, это тоже кардепарель.

переход

Много людей на какой-то пафосно-гламурной вечеринке. Я сама не знаю, как очутилась здесь. Просто не представляла, куда меня пригласили… Вечер был бы насмарку, если бы там не оказался давно занимавший мои мысли человек. Алкоголь не долго застаивался в бутылках, многие из гостей танцевали под живой немного наивный джаз, другие разговаривали, сидя за низкими столиками.

Гостиная оформлена в восточно-модернистском стиле – не то чтобы красиво, но интересно. Я танцую с мужчиной, который мне нравится, а может даже больше – впервые в жизни меня колотит непонятно откуда взявшаяся дрожь, кажется, это взаимно. Вдруг замечаю, как пара в двух шагах от меня странно дергается, присматриваюсь: партнер, словно пиявка, присосался к шее девушки в малиновом платье, она сопротивляется и в конвульсиях падает, обмякнув, к нему на руки.

Я кричу (при этом какие-то совершенно неуместные мысли насчет писклявости собственного голоса лезут в голову), и тут вдруг понимаю, что пол зала здесь – вампиры. Не теряя времени, они принимаются ужинать. Кто-то с разбега прыгает на меня. Этот кабан с недвусмысленным взглядом пытается меня укусить. Ну и тварь! Непонятно откуда взявшейся силой я отваливаю его и убегаю.

Бегу по плохо освещенной улице, спотыкаюсь, падаю на чью-то калитку, без особых раздумий перелезаю и бегу за дом. За мной вроде бы никто не гонится. Дом кажется пустым, разбиваю окно, стараясь сделать это как можно тише, и тут же вспоминаю, что это какой-то элитный коттеджный поселок – наверняка, сейчас раздастся вой сигнализации! Но нет, ничего такого… Залезаю внутрь, там темно, наощупь пробираюсь за большую кровать. Проходит пятнадцать или двадцать минут, но мне кажется – целая вечность.

Слышу чьи-то шаги, сердце начинает судорожно биться об грудную клетку, и все мое тело превращается в пульсирующую массу. Я медленно сползаю по стене и забиваюсь под кровать. Шаги приближаются, и оно влезает в окно. Чувствую себя бомбой, снаружи превратилась в пластик и не дышу, а внутри колеблется ядерная смесь: бум-бум-бум-бум-бум…

Фигура прячется в шкаф. В тусклом свете по ботинкам мне кажется, что это мой возлюбленный. Но от страха у меня паралич. Он в шкафу, я под кроватью, проходит еще десять минут вечности. N выходит, подбирается к окну, смотрит, наверное. Потом садится на пол, я опять замираю от непонятного ужаса. Я почти уверена, что это мой знакомый, но не могу пошевелиться. Тело начинает нестерпимо ныть. Пытаясь унять боль затекших конечностей, я чуть-чуть шевелю ногой, и она, сука, издает дурацкий хруст.

Он заглядывает под кровать. Испугавшись, быстро пытаюсь выбраться, но стукаюсь головой…

Да, это он. Называет меня по имени, шепотом, говорит, что тоже убежал, и, увидев разбитое окно, решил, что здесь кто-то из спасшихся. Тем временем я незаметно осматриваю его шею…

Несколько часов мы сидим, прижавшись друг к другу, и не разговариваем. Ничего не происходит, снаружи все тихо. Он предпринимает вылазку наружу, через пять минут возвращается. Все тихо, никого не слышно и не видно. Мы решаем выдвигаться утром и ложимся на кровать. Неожиданно он спрашивает, люблю ли я его. Я удивляюсь и молча смотрю ему в глаза. Конечно, да, произношу я про себя.

— Да.
— Не бросишь меня, несмотря ни на что?

Мы знакомы всего неделю или около того, и этот вопрос кажется мне странным, хочется ответить, что не брошу, а внутри мурашками пробегает холодный ужас.

— Я тебя люблю.

Берет меня за руку. Страх исчезает, вместо него приходит тепло, мы обнимаемся…

— Я вампир.

До меня не сразу доходит смысл его слов. Он крепко сжимает меня и наваливается всем телом. Я кричу, N быстро зажимает мне рот.

— Они еще здесь и знают, что я пошел разобраться с тобой! У тебя нет выбора! Я люблю тебя! И сделаю тебя вампиром. Хоть это и противозаконно. А если убежишь, они сразу убьют тебя. Поняла?

Я киваю, и он убирает руки. Моментально отдергиваюсь от него и отворачиваюсь, чувствуя всю безвыходность своего положения.

— Я лучше умру. Я не хочу убивать, чтобы жить.
— Но ты же и так убиваешь.
— В смысле?
— Может не так прямолинейно, как вампир… Что такое смерть? Для большинства это возможность освобождения. Смерть от вампира – не самая ужасная. Она может быть даже приятной. Все равно люди смертны.
— Но почему, когда я, наконец, нашла человека, которого люблю, он вампир!

Несмотря на страх, я снова чувствую счастье, находясь рядом с ним. Повернувшись, я глажу его по щеке.

— Я хочу быть с тобой.

Мы занимаемся сексом. Он мягко кусает меня в шею… Я забываюсь.

Медленно просыпаюсь и гляжу на зеленые тополя, раскачивающиеся за окном. Со мной просыпается сильный утренний голод. N спит рядом, и я долго рассматриваю его. И вспоминаю свой сон. Шея болит, и я в надежде окончательно развеять остатки сна прикасаюсь к ней.

…Мы в гостях у толстопузого бизнесмена. У него ресторан в центре Москвы. Сейчас десять утра и никого нет. Не знаю, как моему другу удалось это устроить. От того, что мой желудок сворачивается в трубочку, я никак не могу вникнуть в суть их разговора. И только изредка улыбаюсь и киваю. Перед нами шикарно накрытый стол, но вся пища кажется мне сухой и безвкусной, вместо этого я бутылками пью вино, почти не пьянея.

У хозяина ресторана звонит мобильник, и он тут же бесцеремонно начинает крыть по нему кого-то матом.

N шепчет:

— Ну же давай, у тебя получиться. Не бойся. Ты сильней его!
— Я не могу.
— Хочешь умереть? Нам это нужно. Не жалей его, человек не достоин жалости. Он же мразь, дерьмо!

Проходит еще пару минут, я глотаю слюни с вином.

Бизнесмен, кажется, заканчивает разговор. N cклоняется к нему и шепчет что-то на ухо, тот довольно улыбается и сальными глазками бегает по моей груди. В это момент быстрым и мягким движением N продвигается от уха к натянутой шейной мышце, открывает рот, смотрит на меня и, улыбаясь, отодвигается.

Выхолощенный в салонах кусок сала кладет мне на колени руку. N подмигивает мне. Я наклоняюсь к бизнесмену и лижу его шею. Тут во мне вспыхивает пожар и жажда, нестерпимей которой я еще не ощущала. Я кусаю его! Он вскрикивает, как поросенок, и теряет сознание, расползаясь по стулу.

Напиваясь его кровью, я чувствую переполняющие меня любовь и счастье. Пульсация его жизненной энергии переходит в меня. А его тело забирает в себя едино-безначальная вселенная, и он счастлив, он растворен… N прав, это не смерть, это переход.

Попробуйте.

Выползти из дома эдак часиков в 11 вечера, в любимых черных джинсах, чешках, черной мастерке. Зайти в круглосуточный супермаркет через дорогу, купить несколько пачек идиотских slims, банку red bull. На лохматую голову нацепить наушники, штекер в ipod, 1200 micrograms на полную. Пройтись пару кварталов до парка, сесть на скамейку,снять наушники,с треском открыть жестяную банку, сделать глоток,закурить. Вдохнуть глубоко, глубоко. Послушать пару любимых трэков, гулять по улицам, под желтым фонарным светом, глядя на изрешечённый тенями асфальт. Лежать на старой скамейке во дворе, шелестит липа и клен, фонари высвечивают контуры листьев,свежий воздух и ясное-ясное безоблачное черничное небо. Прошататься всю ночь по улицам города, курить, вдыхать прохладный осенний oxygen, делать затяжку, глядя как разгорается оранжевый огонек, а струя дыма растворяет фонарный свет.

И так всю ночь. Music, Smokin’, Walkin’. There’s no positive hero here.

Эксгумация смысла 12.

morgan-sir-john-tenniel-1889-the-mad-tea-party.jpg

Шляпник: Алиса, чайку?

Алиса: хуйку!

Ореховая Соня (макая голову в СУП): Я тоже люблю хокку!

Заяц (задумчиво, в сторону): Кажется, намечается движуха. Надо валить отсюда, пока не поздно. Говорил же мне Рокко Си Фредди — если ты пьеш с ворами, опасайся за свой мозжечок.

ракета «момент»

а ведь когда-то давным-давно, когда еще все было сложно и непонятно, можно было сесть на ракету и улететь. далеко-далеко, на луну!
можно было улететь на луну и ходить по ней медленно поднимая ноги. там низкая гравитация и с ней можно было играть часами.
или найти на луне новых людей. или деревьев. и пытаться с ними подружиться.

а можно было, ммм… можно было взять и улететь в другое время, когда вокруг все уже мрачно и постоянно дождь. серое небо, старые дома, которые строили еще ТЕ люди, которые еще не боялись жить и строили дома.
иногда строили хорошо и дома стоят аж до сих пор, даже когда всем плевать. некоторые стоят лучше, некоторые конечно же хуже, но стоят. и в них даже можно жить.
а если хочется погулять, то надо взять зонтик, чтобы не вымокнуть под этим мерзким вечным дождем из серого неба, и бежать, бежать от дома к дому, от дома к дому прижимаясь к стенкам, прячась, чтобы кто-нибудь не увидел случайно.

вспоминать всякие «фаллауты» и книжки из разряда «Элитный киберпанк». знали бы они, каково оно будет на самом деле — они бы не писали такую ересь.

а можно было и просто забраться в ракету и лечь там спать. или сидеть и думать про всякое. а потом выйти и пойти домой глупо улыбаясь. главное, чтобы никто не догадался, что перед ним — космонавт.

Сказка

Где-то далеко, в одном из городов жила со своей семьёй маленькая девочка. Она ходила в школу, слушала песни, которые пела для неё мама и играла с кошкой. Девочка любила рисовать свой дом, свою кошку, своих родителей, а ещё своё солнце. Девочка была ещё маленькая и думала, что солнце принадлежит ей одной.
Но однажды, когда они всей семьёй ехали отдохнуть за город, в их машину врезался грузовик. Водитель грузовика заснул за рулём и из-за этого маленькая девочка в один миг лишилась всей своей семьи. Ещё два часа она лежала в искорёженной машине, пока её не смогли вытащить. Всё это время она лежала в крови своих мёртвых родителей и плакала.

Несколько недель девочка пролежала в больнице, пока срасталась её нога. Из-за тоски по своей семье девочка заболела и доктора ничего не могли сделать с этой болезнью. Лучшие из них пытались залечить её душу, но всё было напрасно. Из больницы её забрала бабушка. И они стали жить втроём: бабушка, девочка и её кошка.

Целыми днями девочка лежала дома и молча плакала. И тогда её умная кошка рассказала девочке, что ей нужно сделать, чтобы выздороветь:

— Ты не сможешь исправить прошлое, но ты можешь сделать так, чтобы оно не мешало твоему будущему.

— Но как я смогу это сделать? — спросила девочка сквозь слёзы.
— Тебе нужно избавиться от старой памяти и тогда ты поправишься.
— Но получается, что я забуду не только смерть своих родителей, но и всё прекрасное, всю любовь, которую они дарили мне каждый день.
— Да. Это цена твоей жизни.

Сначала девочка не соглашалась на этот шаг, но как-то вечером услышала, как её бабушка молится за неё и просит бога о её выздоровлении.

В ту же ночь девочка разбудила кошку и спросила, что ей нужно сделать.

— Нужно забраться на самую высокую гору, что есть рядом и подождать, пока мудрый ветер не унесёт прочь твои воспоминания и тоску.

Так она и сделала. Она дождалась, когда бабушка уйдёт на почту, быстро оделась и отправилась в горы.

Девочка залезла на самую высокую гору и стала ждать. Ветер трепал её волосы и одежду, он приносил запахи далёкого моря и диковинных стран.

Ветер уносил воспоминания и печаль. Она почувствовала, как её тоска потихоньку отступает. Когда в памяти почти всё уже выветрилась — девочка села и заплакала.

— Почему ты плачешь,- пропел ветер в окружающих камнях и скалах, — разве тебе больно?
— Я плачу потому что потеряла что-то важное.
— Неужели ты хотела оставить эту плохую память себе? Ты ведь чуть не умерла из-за неё?
— Теперь внутри меня пусто; эти воспоминания наполняли меня жизнью, а теперь я кричу внутри себя и слышу только эхо.
— Мне кажется, я смогу помочь тебе, — пропел ветер, — встань и я заполню эту пустоту самым свежим потоком, полным силы и прекрасных запахов.

Девочка встала и вокруг неё закрутился маленький смерч. Она стояла, а смерч всё рос и рос. Вскоре, он уже доставал до облаков и не думал останавливаться.
Девочка стояла с закрытыми глазами и чувствовала, как по капле в неё стекает радость жизни и полёта, пленительные ароматы леса и пьянящие запахи моря. В этих каплях скрывалась сила весенней земли и самой жизни. Горький запах полыни и ромашки, сладкий запах шиповника и клевера, терпкий запах дуба. В них крылось тепло раскалённых песков пустыни и морозы снегов. Журчание родников и грохот лавин. Стремительность ураганов и лёгкий взмах крыльев бабочки. Тысячелетнее спокойствие горных вершин и беспокойство водопадов. Ярость вулканов и стремительность молний. Капли самой жизни наполняли душевную пустоту девочки.
Это продолжалось долго — мудрый ветер и представить не мог — насколько глубока пропасть внутри девочки и отдал все свои силы без остатка.

Когда девочка очнулась — ветра не было. Выжатый до последней капли — он улетел набираться сил в бескрайних просторах океана.

А девочка побежала домой.

Бабушка очень обрадовалась её возвращению — ведь она очень переживала за неё.
И только умная кошка знала, что девочка уже совсем-совсем другая.

lagrandereligiondestroisdiffusions1930sindochine-ulyssesatcaomarchivesnationalesculturegouvfr.jpg

Первый: как вам погода?..

Второй: да пиздец вообще

Третий: жара, ебаться хочется все время

Первый: ты убийца

Третий: почему?

Первый: я даже передвигаюсь с трудом, сижу из пулевизатора на себя пшикаю

Третий: хм…

Первый: а он ебаца хочет. ты нелюдь

Второй: завтра будет еще хуже

Новые перемены!

Трипы. Фотограф Вадим Опалин рассказывает о Карелии. Цитата: «То была типичная карельская деревня в Прионежье, со всех сторон обнимаемая водой – то заливами Онежского озера, то озерами. Домик, в котором меня приютили, стоял буквально в 20-ти метрах от воды. И в распахнутое окно я видел ту самую карельскую картину, обрамленную оконными рамами, которая западает потом в память на всю жизнь». Открыть трип!

Блог-книги. Завершилась публикация Первой части романа Суламифи Мендельсон «Побег». Читать целиком.

Продолжается экспедиция Radiotravel. Обзорный пост-путеводитель по Северной Индии читать здесь.

Я не большой любитель world-music, но этот трек безымянных закурмаренных индусов меня задел. Я скачал его в Манали, в раста-кафешке New evergreen и так и не узнал толком, как их зовут. но что нам в имени их. главное музыка — этакий пряный шиваитско-драм-н-бейсовый расколбас, в котором проступают ноты про-израильского чилл-аута и бликуют отголоски древнего знания.

качаем здесь.

Шаманский блог

Я в Гималаях, в центре живых и рваных самых высоких на свете гор, там, где проще встретить шамана бон-по, чем простого смертного, где не успеваешь утром открыть глаза, как становится понятно, что ты давно уже не спишь. Сижу в полуразрушенном глиняном домике, куда странная тибетская женщина поставила четыре доисторических компа, подключилась по диал-апу и назвала все это «интернет-кафе». Отсюда я пишу вам этот пост, потому что чувствую, что там, где вы сейчас читаете это, происходит более трудная битва, чем та, что я вижу и чувствую здесь.

Здесь уловок значительно меньше, чем там, где вы. Прямо с утра, когда в мой барак проникают первые осколки ослепительно голубого неба, мне сразу же есть чем заняться, и эти горы, эти люди и это напряжение в воздухе не оставляют никаких шансов на тоску и скуку, которые часто преследовали и нередко брали меня в окончательный психический плен, когда я жил в Москве. Сейчас все гораздо сложнее и хаотичнее, в меня проникают такие громкие звуки и пронзительные токи, что нужно много сил, чтобы в них разобраться и расшифровать их послания и делать что-либо внятное. Но там, в Москве, в постоянном ощущении грязного плотного колпака, накинутого на небо, было труднее разобраться, потому что сквозь колпак в меня почти ничего не проникало.

Я каждую неделю, а иногда и чаще захожу в Блог Перемен, и вот как я вижу его отсюда, с высоты более 3 000 метров над уровнем моря: Блог Перемен – это шаманский блог. Сюда все реже и реже пишут случайные прохожие и все чаще записи принадлежат по-настоящему избранным.

Вениамин Бог и frd – оба они в своем роде шаманы, оба они знают нечто такое, что позволяет им, находясь глубоко в контексте всеобщей глухоты и слепоты отупляющих мегаполисов (Москвы и Минска) рождать неординарные, сверхчеловеческие, запредельные идеи, переживать необычные опыты и фиксировать их в своих постах.

В последние пару недель (после того, как мы сделали шаманов А.Кашпуру, Декабре и Кая админами) в Блоге Перемен зарегистрировались около десяти новых пользователей. Все они, очевидно, собирались написать что-нибудь, когда регистрировались (потому что больше и незачем здесь регистрироваться комменты можно писать и в анонимном режиме, никаких рассылок регистрация в Блоге не предусматривает и т.д.). Но пока так и не написали. И я представляю себе ощущения многих из этих зарегистрировавшихся людей: вроде бы что-то хотели сказать и написать (потому что что-то такое, возможно, почувствовали, читая этот Блог, получили отсюда некий «вызов») и вот вдруг столкнулись с тем, что не понимают, что писать! Потому что, например, слишком уж неопределен здесь «формат»…

А каков «формат» вашей жизни?

Вы считаете себя музыкантом? Бизнесменом? Поэтом? PR-Менеджером? Фотографом? Студентом? Все эти определения, конечно, ерунда, бред, порожденный страхом. И то, что вы тут зарегистрировались – знак, что вы в курсе того, что это – бред. Пусть это промелькнуло неосознанно и так быстро, что вы, может, и не заметили, но вам был брошен вызов, и вы его приняли. Вызов найти себя настоящего (не менеджера, не музыканта, не студента), найтись среди постоянной гонки позиционирования в контексте огромного прожорливого мегаполиса. Найти себя настоящего, а значит – стать шаманом, позволить явлениям природы пробиваться сквозь вас и тем самым получить дар менять себя, менять мир вокруг себя и преобразовывать жизнь. Недетский вызов…

Сначала вы чувствуете перемены пассивно, и после этих «пассивных перемен» вам остается только удивиться: ого, а ведь оно меня тут как-то поменяло! И это удивление уже само по себе делает вас шаманом. Несколько раз вы удивляетесь так, рассказывая о пережитом вами опыте (например, здесь в Блоге Перемен). А потом вдруг происходит вспышка и вы понимаете, что перемены-то уже не просто имеют вас, а – исходят от вас, вы их научились ловить за хвост, актуализировать… И так – до абсолюта, до волшебства.

Но начинать надо всегда с малого и продолжать постепенно. А малое – это, например, просто начать писать – не задавая не нужных вам на самом деле вопросов про формат и форму. Важно содержание, и если оно есть, то оно само выльется в нужную ему форму. Содержание может быть любым, главное, чтобы оно было. А оно есть всегда. И оно будет явным, если не задаваться лишними и тормозящими вопросами, навязанными страхом прожорливого социума, тем самым колпаком, о котором я писал вначале…

Actions will bring good fortune! И перемены пойдут!

img_5816.gif

ripley-rolle_manuskrypt_xviw.jpg

Топот конских копыт затопляет пространство! И в трех ста километрах от озера зарыт никем незамеченный клад.

Кристаллы начнут излучать сияние, когда ты подойдешь к ним поближе, будь смелее, не следует блуждать на равнине, когда есть куда подняться и откуда спуститься. Главное во сне это сон, главное во сне это сон, главное во сне это сон…

Шулеры поднебесной, я отдал вам то, о чем вы и не мечтали, но нужно ли оно вам?

Проснитесь, поскольку огонь вот-вот достигнет дна ваших лихорадочных проявлений.

И да сбудется снова пророчество мое, как в те времена, когда я не был послушен стихиям.

огонь лоб больного

йа турист

я перестал сюда заходить. когда я перестаю переставать, то тут ниччерта не меняется и нечего тут делать, а вот сейчас я почитал про глеба давыдова (это он сам написал про себя) и про его трип в индию.

а ведь чертовски прав человечешка. я потерялся в родном городе. уже давно, началось это где-то год назад и с каждым месяцем оно все сильнее меня захватывает.

я отваливаюсь от этого мира и скоро буду смотреть на него, как на красивую картинку в стереоочках.

когда я хожу по родному, родному, понимаете, родному городу, я никогда не понимаю где я.

эм… я понимаю, скажем, что я вот на метро немига, тут стоит мемориал погибшим, если пойду вперед — прийду к стелле, а если назад — к главному проспекту и макдональдсу. с этим у меня никаких проблем. я ориентируюсь почти в любой части города, это несложно, но вот дома, которые меня окружают. они пришельцы. не меньше.
я их не узнаю.
я могу смотреть на дом, мимо которого (бывало) ездил каждый день по два раза. иногда и побольше. я смотрю на него и не узнаю. он красивый и незнакомый. и так со всем. вообще. это круто.

это у меня началось с моей прошлогодней поездки в киев, когда я приехал, смотрел по сторонам и улыбался. я, вроде бы как, неплохо ориентируюсь в центре киева. с окраинами хуже, но я просто не успел их обойти, а в центре нормально.

но дома… дома, дороги и деревья там очень непривычные. на них ходишь и смотришь и они все огогого. я сидел и думал, что на самом то деле нет никакой разницы. минск там или киев. все ведь одно и везде хорошо (в киеве правда, имхо, люди добрее). и с тех пор я не узнаю родной город. я себя в нем чувсвтвую туристом, как будто бы я до сих пор в киеве, хожу и ничего не узнаю.

а еще я с полгода назад ехал на автобусе в москву. автобус был выше чем обычный на полметра (снизу сумки) и поэтому смотрелось все очень непривычно. я понимал где я еду и куда, по минску еще, но оно было очень, очень непривычно. и с тех пор. каждый месяц. все сильнее.