26 октября 1880 года родился русский писатель и поэт Андрей Белый

Тяжёлый червонный крест –
Рукоять моего меча.
(Андрей Белый)

Подобно тому, как из любой точки поверхности земли можно предпринять путешествие к ее центру, сделаю и я попытку странствия к избранному мной центру – собору Лозаннской Богоматери.

Мой путь тернист, препятствий – через край. Лишь отблеск истинного хода событий я сумею изложить, но, признаюсь, трудно сохранить независимость от устойчивых идей и не унестись астральным течением мемуаристов, которые мечут в тебя тонко отточенные метафизические стрелы, и совсем уже нелегко перенестись отнюдь не метафизически из реального двадцатого века в атмосферу чуть ли не средневековья. История, которую я изложу повисает между мифом, сказкой и рассказом. Я скорее склоняюсь к мифу, который все же хочу понять и даже объяснить.

О встрече Андрея Белого с таинственным господином в соборе Лозанны мне известно из воспоминаний, а точнее, из лаконичного свидетельства строгой Аси Тургеневой, первой жены писателя художницы Анны Алексеевны Тургеневой, ставшей адресатом большинства стихотворений Белого, в том числе и сборника «После разлуки», созданного в Берлине после окончательного разрыва с ней, о чем я подробно написала в книге, целиком посвященной Андрею Белому (Борису Николаевичу Бугаеву), писателю, достигшему высшей точки русской литературы.

Я в который раз с изумлением читала воспоминания Аси, странную смесь фантастики, мистики и религии, о фанатичном строительстве первого антропософского храма Гётеанума. «Всякий, кто оказывался в Дорнахе, – сообщала Ася, – хотел стесать хотя бы несколько щепок». Мне казалось, что я читаю книгу о некоем мистическом христианстве, замешанном на розенкрейцерстве, находящемся за стеной, непроницаемой для времени и внешнего мира.

И вот уже в безвестной раньше швейцарской деревне собралась огромная толпа людей из разных стран, жаждущих тесать, вырезать, или же хотя бы прикоснуться к строящемуся храму, и вот уже вновь и вновь прибывающим не хватало там места и инструментов, и вот уже, какое счастье, группа Аси удостоилась чести вырезАть деревянный архитрав Сатурна, а затем и Марса! И вырезали-тесали ежедневно и лихорадочно до глубокой ночи, суставы болели, рука Аси распухла, но это всё были ничтожные мелочи по сравнению с тем великим будущим, созидателями которого они себя возгласили. (далее…)

(далее…)

Двое. Один – свободная черная навыпуск рубаха. Жабо. Другой – чёрный смокинг, белая бабочка.

Один – коренастый, обрюзгший, толстый, в очках: басит, суетится, вскидывает кусты бровей за спину.

Другой – высокий, поджарый, с блестящим, словно натёртый мастикой пол лицом – застывшая гримаса чванливости.

Один – заезженные шутки завзятого балагура.

Другой – наигранное благородство опереточного князя.

Один – бас-баритон.

Другой – тенор. (далее…)

Гниющая Алиса сегодня не ждет гостей. Неуверенным шагом она бесцельно идет вперед. В глазах её — гнилой вонючий дождь, и кашель её подобен раскатам грома. Её мечты завяли, подобно цветам, ещё вчера, а жизнь, похоже, навсегда потеряла свой смысл. Она стала ГНИЮЩЕЙ Алисой, но её, похоже, это не заботит, хоть она и оглядывается назад в надежде вспомнить хоть что-то.

Но мозг Алисы превращается в густой кисель, и ничто не может остановить этот странный процесс, скоро она забудет, как её зовут и где она работала сутки напролет. Но её и это не заботит.

Гниющая Алиса чувствует себя свободнее, чем когда-либо, все её стремления и планы на будущее уже давно затонули в мозговом киселе — и она ни о чем не переживает.

«до чего же СВОБОДНО», — думает она, и мысль её циклична. (далее…)

Альфред Кубин. Другая сторона / Пер. с нем. К.Белокурова. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2013. 296 стр.

Аннотация представляет книгу австрийца Альфреда Кубина как одновременно визионерскую и социальную. Это правда. Кубин действительно пишет в той странной области, что располагается между вкрадчивой паранойяльной рефлексией Кафки и Вальзера и масштабными планетарными видениями Дёблина («Горы моря и гиганты») и Стэплдона («Последние и первые люди»).

«Кубин снова прислал мне из Цвикледта одно из своих иероглифических писаний, которое я хочу, когда будет побольше времени, расшифровать путем медитации. <...> Было также письмо из Цвикледта от старого чародея Кубина, чьи астрологические знаки все более замысловаты и все более глубокомысленны. Это настоящие послания, идеограммы, вовлекающие глаз в сновидческие водовороты». (Э.Юнгер. «Второй Парижский дневник»)

Собственно уже биография Кубина многое объясняет. Смерть матери и невесты, сложные отношения с отцом (под письмами Кафки отцу мог, кажется, подписаться и Кубин!), попытка по его стопам сделать карьеру военного, закончившаяся нервным срывом… Кубин рисует и иллюстрирует в изобретенной им манере, а выбор книг симптоматичен для historia morbi: По и Гофман, Достоевский и Майринк. И «Письма из Норвегии» близкого друга и многолетнего корреспондента Кубина Энрста Юнгера. (далее…)

Пошлый открыточный вид бордового солнца, плющащегося в золотую дорожку лазоревого моря, подытожил сверкающий Ангел.

«А это зачем?» – думал он, рассматривая, как Ангел с огненными глазами летит к нему вдоль пляжа, мотаясь чёрным силуэтом на фоне алого заката.

При приближении Ангел оказался свирепого вида бабой на мопеде в фиолетовом, в алых тюльпанах, бумазейном халате. (далее…)

Когда я был мальчик, со мной в комнате жили страхи…

«Волосатый Крючок» – сидел под кроватью.

«Чёрный Страх» – стоял за китайской ширмой в коридоре.

«Страх Стула» – притворялся одеждой на спинке.

Страхи оживали ночью. (далее…)

Татьяна Светлова — мастер Тантры и йоги. Автор и руководитель проектов «Планета Тантры» и «Йога Сибири». Путь Татьяны к познанию себя начался 10 лет назад, когда она встретила Учителя. Путь проб, ошибок, разочарований, открытий, взлетов и падений. В результате она интегрировала знания Востока и Запада и создала множество авторских программ — «Йога в жизни современного человека», «Путь Тантры», «Секреты сексуальности», авторский метод «Баня по-славянски». Татьяна проводит семинары и обучает индивидуально различным тантрическим и йогическим практикам. В основном это целительные практики, воздействующие на физическом, эмоциональном, интеллектуальном и духовном уровнях. Все практики, которые дает Татьяна, связаны с подъемом энергии у человека. Когда эта энергия пробуждается, она начинает проявляться в разных сферах человеческой жизни. Наполнять незаполненные места и трансформировать человека (Татьяна называется себя «трансформационным мастером»). Сейчас Татьяна Светлова занята подготовкой к съемкам документального фильма «Путь к себе» (или «По тропе к Белухе»). Это будет большое путешествие по тропам Алтая, к священной горе Белухе, где находится вход в Шамбалу. В режиме он-лайн экспедиция будет фиксироваться на видео, в результате чего должен получиться весьма необычный фильм.

Татьяна, расскажи, пожалуйста, подробнее о проекте, которым ты сейчас занимаешься.
Я хочу показать людям красоту мира, созданного Богом, кусочек земли Алтая. Хочу привить, возможно, кому-то любовь к этим местам, любовь к путешествиям, любовь к неподдельному миру, и главное — желание и горение идти духовным путем и развиваться. Сейчас многие люди пробуждаются к этому, и я хочу через свои фильмы и через всю свою деятельность, через те методы и способы, которые мне доступны, быть инструментом Бога, чтобы помогать людям приближаться к Нему.

А почему именно Алтай? Почему не Камчатка или Байкал, например?
Алтай — это энергетическое место силы. По легендам, по поверьям, там находится северный вход в Шамбалу – страну просветленных мудрецов. Южный вход в Шамбалу находится у истоков реки Брахмапутра, а северный — именно у подножия Белухи. Наши вожди отправляли туда экспедиции. Рерих туда ходил, много картин написано им об этих местах.

Вожди?
Сталин отправлял экспедицию Рериха. Гитлер со своей стороны тоже отправлял экспедицию — в Индию. Рерих ходил и в Индию, и на Алтай, и так родилось учение Агни-йоги. Он был принят белыми братьями Шамбалы и посвящен в определенные знания, которые ему надлежало передать в мир, что он и сделал через свои книги.

То есть ты безоговорочно веришь в существование Шамбалы? У тебя были какие-то подтверждения?
Да, у меня был мистический опыт моего личного исцеления этими высоко духовными существами. Первый мой мистический опыт и опыт ясновидения показал, что эта страна существует, она реальна, и тот духовный мир скоро приоткроется очень сильно для большого количества людей. Мой фильм станет для многих первым шагом, началом интереса к изучению этих процессов и к этой местности. И хотя на Алтай сейчас очень многие ездят — и с паломническими, и с туристическими целями, все же он открыт, наверное, только процентов на пять. А на самом деле это очень таинственное, очень загадочное место, и только сейчас оно начнет открываться миру во всей своей красе. (далее…)

Этимологический перевёртыш робингудства

…Ум может видеть больше, чем
может видеть глаз.
Кондильяк

Свобода возможна лишь в той стране,
где право господствует над страстями.
Лакордер

Извод

Предполагаю, что вряд ли низведённая мной до рассмотрения тема, прожитая учёными-историками не раз и не на короткой бумаге, понравилась бы людям 20 – 30-х, военных, послевоенных годов прошлого века – в заслуженном покое им снятся ужасы пройденного, но не забытого «вчера», впрочем, так же как и мне, с той разницей, что моё восхищение ими не упокоит неправедно осуждённых и погибших. Души их, бессмертные, навечно останутся неприкаянными.

У преступлений над человечеством нет срока давности, у преступлений над людьми, к несчастью – есть. Обвинённые в несуществующих грехах, они даже не могли себе вообразить, что через много лет будут реабилитированы посмертно, – причём не все мучители посмертно наказаны. На воле они были большими учёными, писателями, мыслителями, в лагерях перевоплощались в простых урок, жующих баланду «задарма» и наравне с теми, кого в обычной жизни им не пришлось бы встретить ни разу.

Кто-то стал «большим сидельцем», вывернув сознание наизнанку, подстроив под обстоятельства суть личности, интеллигентности, приспособив образованность к получению знаний и привилегий «наоборот». Кто-то не выдержал, сломался, исчез в пучине стихии беззакония и безвременья. Было всё – была великая жизнь великой страны, описанная впоследствии томами литературы. Литература разошлась по миру, мир узнал правду об СССР. Хуже от этого СССР не стало, страна утвердилась как ещё более могучая, более угрюмая – потеряв миллионы, Советский Союз ниспроверг докучливые мифы, родив свежие, выборочно возвысив выживших «больших сидельцев», – произведя некий необходимый информационный вброс, – притушив на время других, кого-то навсегда.

Сделав их преступную для той власти жизнь навек никчемной, а этимологию перевёртыша злодеяний – необычайно живучей. (далее…)

День был никакой, серый. И он, желтый, внутри него.

Это было как выхватить из-под квохчущей курицы еще теплое яйцо. Белое. Сунуть в серый день, и серое в кипяток. Выхватить. Облупить. На ладонь. Разъять.

И белок разляпится двумя парящими желеобразными долями. И там был он.

А она была лиловой. И за ней дома, улицы, небо и птицы в небе, и асфальт под ее ногами — все лиловое. И девочка за ее спиной, которую тащила на длинном лиловом поводке, бежавшая перед ними, еще серая собака — была лиловой.

В алом берете. Это важно.

Это было как опустить лицо в цветущий лиловый цикорий. Дурманно, легко и чихотно.

Она лилово шла ему навстречу, ставя лиловую ногу на еще серую мостовую.

И лиловый мизинец в ее босоножке, из тонких ремешков лиловых, смешно выскочил наружу: розовый, с крохотным ноготком — алым. Это важно.

А между ними все было серое: и город, и небо, и лица людей, и сами люди. Все серое. Без единого цветного пятнышка. Это важно.

Он жёлто ставил ногу на серый асфальт перед ним, и его жёлтые мысли стронцианово плескались по охристым фасадам за его спиной. И толстый, обрюзгший городской голубь, жёлтый, выпорхнул из под его ног и желто уселся на карниз и теперь глупо таращил на него глаз. Цвета лимона. Это важно.

Они шли друг к другу.

Навстречу.

Обычно, в последний момент, люди останавливаются.

А эти не остановились.

Прошли друг сквозь друга. Насквозь. Диффундировали.

Как на уроке химии, когда в колбу с желтым раствором, химичка в девятом, – Александра Филипповна, – вливала лиловый.

И серый получался раствор, никакой.

А он глаз не мог отвести от крохотного, в вырезе ее декольте, прыщика. Алого. Это важно.

А тогда все его атомы и ее атомы, и всякие там ДНК, и цитоплазмы перемешались на миг и снова собрались.

Но не совсем так.

— Пока,- сказала она, не обернувшись.

— Пока,- сказал он, не обернувшись.

И он любил ее до смерти. И она его. И больше они не виделись.

И день был серый всю их оставшуюся жизнь.

Но это неважно.

СПБ-Городсолнца, Москва Моховая 2011год

Чехов и Царь

Чехов никогда не читал царские указы и не смотрел фильмы про царей, и книги о царях не читал, и вообще, мало ими интересовался. А царь не любил Чехова, потому что Гоголя читать смешно, Салтыкова-Щедрина смешно, но злоба берёт, а Чехова читать смешно, но правда, а от этой правды такая тоска скрутит жёсткая, что даже жить не хочется.

Поэтому Чехов и царь друг с другом никогда не разговаривали.

Чехов и больной

Как-то один больной пришёл к Чехову, и говорит, что у него зубы болят, и живот болит, и голова болит, и рёбра болят, и суставы болят, и в глаз темно, и в пальцах слабость.

А фамилия ваша какая? – с готовностью помочь спросил Чехов.

Не скажу, — ответил больной и убежал.

Тогда Чехов плюнул и написал рассказ «Лошадиная фамилия».

Чехов и Горький

У Чехова была слабость. Он, будучи провинциалом, любил других провинциалов и с ними дружил. Потому что и Короленко, и Толстой, и Бунин родились не в Петербурге и не в Москве. А Горький любил читать, женщин и пролетариат, и всё это удачно совмещал. И когда они разговаривали, Чехов признавался в любви к малым городам, к родной грязи и серости, к пустоте и прочим малоприятным вещам. А вот Горький наоборот, с воодушевлением говорил о новом, о том, что скоро грянет буря, дождь пойдёт и всю грязь в канаву истории смоет. Так они и разговаривали. А потом, наговорившись, шли в кабак, напивались и только потом дрались.

Чехов и Толстой

Толстой не любил людей, поэтому жил далеко от них в Ясной поляне. А Чехов, будучи хорошим писателем, иногда любил пообщаться с другими писателями, как бы говоря, что он тоже с ними, и что он от коллектива хороших писателей не отбивается. Во время очередного обеда на стол подали устриц. Чехов с любопытством рассмотрел незнакомые ракушки, даже понюхал одну, и говорит: что это вы за странное блюдо принесли. А Толстой отвечает: ну что вы, Антон Павлович, не узнаёте, это же устрицы. – У меня на них аллергия, — гордо произнёс Чехов. – Ну, как хотите, сказал Толстой, и, сбрызнув лимоном, начал одну за другой их поглощать, пока все не поглотил.

Чехов попил чай и уехал. А Толстой пришёл домой и записал в дневнике: «Какой хороший человек». (далее…)

Концлагерь, временный перерыв.
Противно, верните мне смелость,
Так, чтобы мне не спалось, чтобы пелось,
И чтобы шел из меня надрыв.

Осенью я смогу сдать экзамены,
А сегодня оставьте, мы слепы, мы ранены,
Пёстрых песен бодрящий мотив
Бросит ниц всех тех, кто тих.

Отблеск облака ласка луны
Растворил свои двери апрель,
Замерцали по небу немые слова
Чьих-то грёз и невнятных вопросов
Как кабала, как взрослые, как они,
Невесёлые, Господи!
Травы твари по паре по особи
Жулик старый, промокший конвойный и малые,
Пробираясь сквозь хрип,
Кто последний – залип,
Затвердел и остался без воли, без вальса.

20 марта — Международный день астрологии

Одним из наиболее убедительных (и удивительных) доказательств ложности астрологии является эксперимент с астрологическими близнецами, начатый в 1958 году английскими учёными Джеффри Дином и Иваном В. Келли. Учёные изучили более 2000 человек, родившихся с интервалом в среднем около 4,8 минуты, и проследили их дальнейшую судьбу. Согласно астрологии, такие люди должны быть близки по профессии, по уму, по привычкам и т.д. Наблюдения велись за состоянием здоровья, родом занятий, семейным положением, уровнем интеллекта, способностью к музыке, искусству, спорту, математике, языкам и т.д. Всего учитывалось свыше сотни параметров.

Пока писался данный текст, в Швейцарии международным конгломератом исследователей был открыт бозон Хиггса (ну или что-то похожее на «бозон») – последняя элементарная частица из фундаментальной физики, объясняющая обустройство мира, существование которой долгое время вызывало академический скепсис… впрочем, как и ньютоновская механика в своё время… да и частица, предположу, вряд ли последняя из открытых. Это сообщение убедило меня не делать скоропалительных выводов, на что, честно говоря, так и подбивала своей неоднозначностью выбранная тема дисс… статьи.
(далее…)

Часть 2 (Часть 1 — ЗДЕСЬ)

«Я сделаю природу людей ловкой!»

Эта «ловкость» в изречении Меркурия означала следующее: «Я подарю им Мудрость, Здравомыслие, Убеждение и Истину»…

Фома Аквинский (1225 – 1275) произнёс: «…предсказанное астрологами сбывается потому, что большинство людей слепо следуют за своими страстями, полностью предаваясь влиянию небесных тел…». – Вот именно на таких людей и ориентируются главным образом бульварная, ярмарочная астрология, дешёвые брошюры, прорицательские рубрики в Сети, газетах и журналах. Прогнозированием и пророчеством люди занимались уже с незапамятных времён, к чему их побудила, как это видно из истории развития человечества, сильная необходимость. Существовало мнение о предопределённости судьбы, и человек всегда стремился каким-то образом заглянуть в своё будущее.

Ни для кого не секрет, что наша Вселенная, космическое пространство – это не вакуум, не пустота, оно заполнено не только газом и космической пылью, но и электрическими, магнитными и другими полями, создаваемыми радиоволнами, рентгеновскими и прочими излучениями планет, звёзд, созвездий, галактик, туманностей и комет. (далее…)

По ратушной площади городка Fazano сеньора Розалина ведёт за руку маленького Антонио.

Длинные шнурки его розовых кроссовок волочатся по стёртым плитам.

Как у всех подростков Италии. Он спотыкается.

– Антонио, тебе не мешают шнурки? – кричат прохожие.

– Нет, – отрезает Антонио, – мода.

(Из дневника.)

Итальянцы известные модники. Даже больше, чем можно себе вообразить.

В этом году моден – «фисташковый» и «канареечный».

Я стою на набережной и наблюдаю, как канареечное солнце садится в фисташковое морем. Мода.

– Salve, – говорю я Антонио и Фабио, идущим навстречу.

– Salve, – говорят они и поправляют стоящие воротнички на своих поло: фисташковом и канареечном. И оглаживают гребешок набриолиненных волос и маленькие бородки клинышком. А я рассматриваю, как между их узкими брючками и штиблетами на босу ногу шевелят лапками и таращатся на меня, татуированные на их загорелых щиколотках: саламандра и тритон. Мода.

Нелепо думать, что господь сидит над своей Италией в той самой скучной тунике, шитой серебром и тех, самых золотых сандалиях из буйволовой кожи.

Я задираю голову, но могу разглядеть только носок его модного штиблета. И всё. Очень высоко…

Понятно, что Итальянцы рождаются модными. (далее…)