12 мая — 31 мая. 2009 года
Фотогалерея имени братьев Люмьер представляет персональную выставку Валерия Генде-Роте.

Писатели и читатели.1960-е

Валерий Генде-Роте – культовая фигура советской фотожурналистики. Время 1960-х – новый поворот в советском фотоискусстве, когда фоторепортаж обретает второе дыхание в лице молодых мастеров и занимает одно из ведущих мест в искусстве фотографии. Генде-Роте по праву считается одним из самых талантливых фотографов своей эпохи. Ярый приверженец репортажного метода съемки, он не признавал инсценирования человеческих чувств и жанровых сцен. Эмоции, зафиксированные на фотографии, должны быть подлинными — для него всегда было важно передать не поддельные человеческие эмоции.

Софи Лорен 1965

В.Клиберн с Белкой и Стрелкой.

www.lumiere.ru

Окна поезда, несущегося вдаль — это часть меня. Я могу быть внутри них. Человек, смотрящий на меня через стекло, пропускает меня сквозь него.

Мне нравится отлучаться от солнца, я его луч, потому что во мне часть солнца: его тепло и холод, его свет и тьма. Это не маразм, это часть мира. Возможно, скоро она исчезнет, но не в этом смысл. Давно, недавно, или наоборот… Я еду поезде потому, что он может раскрыть свою пасть и впустить меня. Я не один здесь. Но думаю об этом именно так только я, и даже мое отражение в окнах не делает этого в точности, как я. Сбивая логику, можно породить новую культуру. Логика бессмысленна, потому что имеет смыел, но пытается его найти. Пусть поймет каждый сам.

Наличие чего-то в большом количестве доказывает неоправданность количества – если этого много, оно бесполезно. Одна поправка может, впрочем, разрушить идею абсурда. Но абсурд становится логикой, т.к. это все форма, форма есть содержание содержимого в форме. Хорошее одно. Плохое одно. А если этого много, то это необязательно. Чем меньше, тем разумнее количество. Но масса этого не хочет, так как сила примитива является началом массы и многочисленности, а значит, не держится все, что дальше, пытаясь сделать подобное, называет себя двойкой… или тройкой и т. д. Уникальность возможна, но она, став уникальной, теряет привлекательность — так было всегда, так есть и будет. Это все необходимо, это банально, но банальность — это главная черта, вокруг которой строится или развивается все остальное. Человек, задумавшийся о банальности, хочет быть единицей, но не может стать ей, т.к. он — человек. Все действия, направленные куда-либо, приводят в исходную точку. Так человек, живший для того, чтобы построить дом, умирая, превращается в прах, разлагается, отдает все живое в нем в пищу другим живым организмам.

Меня никогда не поражал тот факт, что меня ничто не поражает.
И почему-то меня называли за это придурком или тормозом.
Но ведь я-то понимал, что я всех их поражаю своей поразительностью.
В итоге своих собственных умозаключений я понял, что мне нужно делать.
Сперва я попробовал поразить сам себя.
К счастью, ничего у меня не вышло, но это нисколько не повлияло на меня. Однажды я взял ружье и выстрелил из него.

— Ну и что теперь? — спросил я сам у себя.

— Ты мудак, — сказала мне мать после моих похорон, смотря на фотографию моего отца.

Я лежал в гробу, мне было все равно, где лежать, и в этом я не находил ничего поразительного.

Шли годы, а я все оставался таким же придурком или тормозом.
После моей смерти обо мне говорили, что я поразительный человек.
Когда я понял, что обо мне вспоминают, я умозаключил, что действительно я придурок и тормоз, потому что покончил с собой, и так и не поразил себя так, как поражал других.
После этого меня забыли.

Звоню в ж/д-кассы. Четыре минуты втыкаю под идиотскую мелодию, через каждые 20 секунд прерываемую гнусавым женским голосом, который напоминает мне, куда я позвонил и что надо чуть-чуть еще подождать. Отвечает в конце концов женщина. Я ей объясняю, что хочу забронировать билет на поезд на 15-ое число. Остался только плацкарт, шестое место. Делать нечего, беру плацкарт, верхний. Заканчивая процесс брони, женщина уведомляет меня, что выкупить билеты можно по 16-ое число включительно. Отлично, думаю я. Вот 15-го числа поезд уйдет, а аккурат 16-го с утра пораньше я пойду на вокзал, чтобы выкупить билет на этот ушедший поезд. А вообще, мне нравится бюрократия. Система, которая ломает себя изнутри, но которую даже бараньим лбом не прошибить снаружи. Ну разве что лбов будет много. Да, пожалуй, схожу 16-го на вокзал. Почему бы и нет?

Цвет не важен, есть воспоминание.
Музыка звучит, как голос прошлого земли.
Свет рассеялся по бодрой еще спальне.
Я прошу вас всех: «Давайте помолчим».
Послушаем сначала пение предметов
Всех тех, которые вокруг
Тогда не будет общепризнанных секретов,
Но все же всем не будет по пути.

Это произошло несколько лет назад, в последних числах октября. Заморозки уже три дня беспокоили людей. Все люди, выходя на улицу, мысленно говорили: «Ужас». Хотя не всех посещала эта мысль.

Платформа пригородных поездов. Холодно. Все будущие пассажиры грустили и ничем не отличались друг от друга. Однообразная серая масса дышала и печалилась, медленно заполняя всю платформу. Но вот из перехода вышла девушка в ярко красном пальто, и, быстро преодолев все трудности большого скопления людей, наконец-таки нашла себе островок, еще не занятый однообразной толпой. Легкая улыбка касалась ее губ, и на лице можно было прочесть полнейшее счастье.

В это время с другой стороны платформы шел молодой человек, сразу можно было сказать, что он не в печали о прожитой жизни. Если бы в это время кто-нибудь взглянул на платформу сверху, то сразу бы выделил этих людей из всех. Как сделал это я.

Он остановился недалеко от нее.

Через некоторое время их взгляды встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Они говорили друг с другом. Все люди уехали. Стоя вдвоем на платформе, они говорили обо всем, что волновало их души. У обоих героев сложилось впечатление, что они знают друг друга как минимум десять лет. Так зародилась… Впрочем, как хотите.

Все игры содержат в себе идею смерти.

Ванны, бары, лужи на их полу.
Они оскорблены, эти лидеры в потеющих кафельных плитках.
Хлорка на их платье и в их длинных волосах.

В общем, по улице Пономаренко, после проспекта Жукова, есть неплохой ресторанчик. Его красная неоновая надпись «Пивной бар» смущала и в то же время соблазняла меня четыре года. Я всегда проезжал мимо и с опаской поглядывал в сторону этого сомнительного заведения. Между словами «пивной» и «бар» неумелым дизайнером была вклинена большая неоновая кружка с пенящимся пивом а натюрель. Фронтальная часть ресторана была представлена большими стеклянными витражами, выдававшими высокий потолок и сталинский тип всей постройки. Ресторан находился чуть выше самой дороги, хотя и легко с нее просматривался, и поэтому каждый раз, как ты проезжал мимо со стороны проспекта Жукова, слева сверху в левом же глазу на верхней части его сетчатки брезжил тусклый красный свет. Все водители на этом участке невольно притормаживали, так как этот самый красный отблеск на сетчатке рефлексировал мышцу правой ступни, и водитель в беспокойстве начинал оглядываться в поисках пропущенного светофора. Когда над рестораном вешали эту вывеску, я не думаю, что они сделали ее красной с таким вот водительско-рефлекторным умыслом, целью которого была заставить прохожих в недоумении останавливаться, искать либо пешеходный переход либо спрятанный светофор и ничего не находить либо, глядя на красную пену, стекавшую по красному бокалу, просто гадать, какое там подают пиво. Мне доводилось испытывать и первое, и второе, и третье.

К самому ресторану ведет небольшая присыпанная снегом лестница. Теперь я уже не помню, сколько раз с нее падал, но тогда я не заподозрил в ней ничего опасного. Одному господу известно, сколько алкашей оставило свои зубы на этой ацтековской мини-пирамиде. Так как трезвым из ресторана почти никто не выходит, да что таить — никто вовсе! — эта завуалированная лесенка-убийца становится почти непроходимым препятствием для запутавшихся ног, принадлежащих очередному поддатому владельцу. Через дорогу от пивного бара располагаются дома. Дома эти, судя по виду, не первый век заброшены. Окна разбиты, и если проходишь мимо днем, то видишь, что кроме оторванной с особой жестокостью и рвением плитки здесь покрали даже обои. Иногда в одном из домов на втором этаже (там их всего два, но каких!) справа загорается свет. Окно прикрыто шторами, поэтому не видно, что творится внутри. Я как-то прислушивался: думал, может хоть телевизор смотрят. Но слышна была одна лишь тишина. Ладно бы скрип кровати или громкая ругань пьяного мужа или на пьяного мужа — но там ни звука. Только зажженный свет и шторки. Ресторанчик с одной стороны, участок с заброшенными домами с другой — все это создает какой-то странный и необъяснимый уют, отчего хочется зайти в ресторан, сесть спиной к витражу, заслонившись неоновой же рекламой пива «Крынiца», и дать заказ «как всегда». (далее…)

Смотрите, чему мы поклоняемся.

Мы живем в городе. Городские формы – всегда физичны, но неизбежность физичности – окружность. Игра.

Круг смерти, с сексом посередине.
Мы на окраине города, пригород.
Мы движемся.
Край открытия, зоны извращения, порока и скуки, ребенок-проститутка.
Грязный круг немедленно окружает рассвет круга начинающих жить,
Но реальная толпа живет в могилах.
Живут только улицы ночной жизнью.
Болеем образом дорогих отелей,
Живем в низких меблированных домах.
Жизнь – бары, заложенные магазины, пародии и публичные дома, в умирающих пассажах с магазинами, которые никогда не умрут. В улицах, в улицах, в которых всю ночь кино.

Когда игра не идет в счет, она становится игрой.

Если секс не считать, то он превращается в высшую точку.

Меняются декорации, но суть человеческих переживаний остается той же. Интеллект может и должен делать более наполненными эти стремления, но человек – животное, и от этого ему деться некуда. Поэтому я уверен, что настало то время, когда, осознав свою привязанность к материи земли, искусство должно подвести итог пройденного, осознать суть человека, преподать радость жизни ему так, чтобы всем было хорошо. Но за этим стоит очень много. Хорошо – это то, что позволяет человеку выбирать, но считаясь при этом с законом общества, в котором он живет, а если он так умен, что ему плевать на закон, то пусть уходит прочь и не живет паразитом.

«Любовь и голод правят миром». Ницше прав, но в конечном счете человек стремится к воспроизведению себе подобных, значит желает бесконечности (кольца). Обратите внимание, Земля вращается вокруг солнца по кругу, это не случайно. Мироздание логично, и человек пока апогей природы. Он разумен и может что-то менять.

Я не стремлюсь к упрощению, я стремлюсь к осознанию и преодолению простого. И главный путь к этому – это образование. Осознание своей сути, сути личности.

Если я и дальше буду вести этот блог почти в одиночку, то он превратится в блог про музыку. Про поп-музыку… Потому что по большому счету меня мало что сейчас интересует, кроме попа: там сейчас перемены. Мне кажется (и я уже вроде говорил об этом), современная поп-культура переживает очередной взлёт. Все, о чем еще можно писать в музыкальных журналах — это новая поп-музыка, прорастающая через майспейс из недр современного андеграунда, который сейчас не обременен претензиями на излишнюю оригинальность и цветущую сложность, а потому демонстрирует легкость и свежесть. В общем, вот мое еще одно милое мини-поп-открытие. Называется Chew Lips. Трио из Лондона. Очередное возвращение к диско и синти-поп корням, на новом, разумеется, витке спирали… Послушайте песни на майспейсе.

ПРОДОЛЖЕНИЕ темы про Новый Поп.

По-моему этот последний трек — единственное, что напоминает о первом альбоме…

На Переменах — новый трип! Из Венеции, с недавно прошедшего венецианского карнавала. Автор фотографий и текста — Юрий Медведев.

Цитата:

Ты только спускаешься по вокзальным ступеням на берег Большого Канала, а этот город немедленно знает, зачем ты приехал и что с тобой делать. Он ведет тебя вдоль невидимых силовых линий, через перекаты мостов, теснины переулков и тихие заводи площадей, мимо утесов-церквей и скал-колоколен, к огромному водовороту площади святого Марка. Центр событий. Венеция. Карнавал.

Погрузится в атмосферу карнавала и увидеть ее глазами фотографа (во всех смыслах, это станет ясно из текста), можно здесь.

А в качестве бонуса — карнавальная поэма Джорджа Байрона «Беппо» – немного сокращенная для удобства чтения, проиллюстрированная картинами венецианца Пьетро Лонги и снабженная вольными заметками постоянного автора Перемен Мирчи Октоподе. (далее…)

Мисс Киттин — вполне себе предтеча Нового Попа.

Лично мне гораздо больше нравилась Мисс Киттин без Хаккера. Ее альбом «I com» я до сих пор слушаю с удовольствием и считаю одним из лучших альбомов 2004 года. Он очень светлый, и в музыкальном плане он гораздо глубже, чем хиты, сделанные ей совместно с Хаккером и с Феликс Да Хаускэтом. Но куда деваться, наибольшее впечатление эта французско-австрийская поэтесса (настоящее ее имя — Каролин Эрве; в жизни, надо заметить, очень скромная девушка) произвела на мир, выступая в соавторстве с продюсером-композитором по прозвищу Хаккер. Тогда, в 2001 году они выпустили альбом, на котором она холодным отстраненным голосом невинного робота наговаривала на мелодичные скребущие душу техно-экзорцисы свои экзистенциальные поэмы, ставшие постоянным саундтреком пострейверского мира. «Frank Sinatra», «Stock Exchange», «Rippin Kittin» и «1982». Все это песни-манифесты. Депрессивные, как отходняк, и пафосные, как весь тогдашний электроклэш. Это был ее взлет, и она это прекрасно осознает, поэтому они с Хаккером объединились и сделали сейчас этот второй совместный альбом… Он очень круто звучит, весьма современно и своевременно, как и все, что она вообще делает. Никакого самоповтора, отходняка и депрессии. Сейчас совсем другое время. Хотя, как я уже заметил, это не настолько глубоко, как ее отдельная пластинка «I com», но в любом случае, это гораздо органичнее и приятнее, чем натужные поделки некогда великих Prodigy, пытающихся обмануть время и звучать круче некуда. (Наверное, сейчас сюда прибегут фанаты Prodigy и начнут орать, что я не прав, они это любят.)

Скачать альбом Miss Kittin & The Hacker — Two (2009) можно тут: (далее…)

Мои чувства обнажены, все равно что с человека содрали кожу.
Сквозь ворот виден свет.