Руперт Спайра – современный учитель недвойственности из Великобритании. С раннего детства он проявлял живой интерес к глубинным вопросам человеческого сознания. Так, в семь лет он заявил матери, что считает мир «божьим сном». Знакомство в пятнадцатилетнем возрасте с поэзией Джалаладдина Руми усилило этот врожденный интерес, разгоревшийся еще сильнее после встречи Руперта с доктором Фрэнсисом Роулсом, который познакомил Спайру с классической системой Адвайты Веданты и мантра-медитацией.
В конце 1970-х годов (ему тогда еще не было и 20 лет) он присутствовал на последних собраниях Кришнамурти в Броквуд-парке и был глубоко впечатлен его интеллектуальной строгостью и смирением. В те же годы он изучал вращение Мевлеви, священный суфийский танец, а также начал изучать гончарное ремесло, обнаружив, что оно позволяет по-новому взглянуть на вопросы, возникшие при его встрече с недвойственным пониманием. (Впоследствии он стал известным художником по керамике, его работы есть во многих государственных и частных коллекциях, проходили выставки в разных странах.) Читать дальше »
Нацухико Кёгоку. Лето злых духов убумэ / Пер. с яп. А. Григорян. Москва: Эксмо, 2022. — 608 с. — (Tok. Национальныи бестселлер. Япония)
История этой книги началась с того, что почти тридцать лет назад молодой – а уж по японским меркам и подавно! – автор Нацухико Кёгоку заявился в одно из самых престижных японских издательств «Коданся» с рукописью мистического детектива, где мистики и ужасов едва ли не больше, чем детектива. Еще и называлось еще это довольно вычурно – «Лето убумэ» — с прямой отсылкой к японскому фольклору, то ли птице, то ли деве, то ли видению: злой дух, тело его до пояса в крови, и норовит он(а) похищать младенцев. Этакий злой сирин-гамаюн-алконост, если ориентироваться по межам межкультурных аналогий. Читать дальше »
К 350-ЛЕТИЮ ПОСЛЕДНЕГО РУССКОГО ЦАРЯ И ПЕРВОГО РУССКОГО ИМПЕРАТОРА
Когда-то Пушкин поэмой «Медный всадник» задал вектор отношения к Петру I – не столько как к исторической личности, тем более не как к человеку, сколько как к «чистому воплощению самодержавной мощи» (В. Брюсов) в изваянии. И многие из тех, кто в Серебряном веке обращался к этому образу, следовали заданному вектору, в том числе — участники группы «Скифы» (о группе см. Виктория Шохина «“Варварская лира” и Запад»). (Отдельный вопрос – о влиянии на умы романа Мережковского «Антихрист (Пётр и Алексей)», 1904).
Глядя на Петра I сквозь произведения искусства — скульптуру Фальконе и пушкинские стихи, — «скифы» часто воспринимали его как мистического актора настоящего и — будущего. И обращались к памятнику с претензиями, просьбами, упованиями… Так, во 2-м сборнике «Скифов» (вышел в декабре 1917-го, но датирован 1918-м годом) было опубликовано «Слово о погибели Русской Земли» Алексея Ремизова. Оплакивая душу России, погубленную Октябрьской революцией, он взывает к Безумному ездоку — читай: к Медному всаднику. Называет Императора своим братом и выражает веру в его пришествие и помощь: «Русский народ, настанет Светлый день. Слышишь храп коня? Безумный ездок, что хочет прыгнуть за море из желтых туманов, он сокрушил старую Русь, он подымет и новую, новую и свободную из пропада». Петр I здесь – воплощение порядка, самоё государственность, что только, по мысли Ремизова, и может теперь спасти Россию, вернуть ей душу – Русь. Читать дальше »
По ту сторону неба без звёзд: памяти Гейдара Джемаля / Сост. С.Жигалкин. М.: Издательский Дом ЯСК; Гнозис, 2022. 398 с.
Философу, поэту, политику, религиозному деятелю (редкое по нашим временам определение), мистику (еще более редкое) Гейдару Джемалю (1947-2016) повезло – у него остались ученики, они издают его книги1. Собственно его книги, книги бесед с ним (как и многие из Южинского кружка, он был скорее устным мыслителем), теперь пришла пора и сборнику воспоминаний. Читать дальше »
На днях в книжных магазинах появился — о жизни и учении одного из величайших духовных учителей XX века Бхагавана Шри Раманы Махарши. Артур Осборн (1906–1970) был одним из наиболее известных учеников Раманы Махарши. Новый перевод, выполненный Артемом Кайда, отличается более современным звучанием. Публикуем выдержки из книги. Читать дальше »
…нашей душе несвойственна эта среда, она не может утолять жажды таким жиденьким винцом: она или гораздо выше этой жизни, или гораздо ниже, — но в обоих случаях шире. Александр Герцен
Над нами варварское небо, и все-таки мы эллины. Осип Мандельштам. 1918
Оды варварам
В воздухе Серебряного века витала, постепенно сгущаясь, идея о варварах, обладающих свежей силой, мощью, энергией; они придут и уничтожат одряхлевший старый мир, прежде всего Европу. Поэты ждали и призывали этих благородных варваров, не тронутых западной цивилизацией. А то и отождествляли себя с варварами. Это могли быть гунны, номады, скифы – неважно, любые «низшие стихии», если воспользоваться выражением Владимира Соловьёва. О низших стихиях пели Бальмонт, Брюсов, Вяч. Иванов, Гумилёв…. Так что возникновение группы под названием «Скифы» в 1916 году было откликом (возможно, даже несколько запоздалым) на дух времени. Читать дальше »
Дорогие читатели! Вышел Первый Том шеститомного издания книги Олега Давыдова «Места Силы Русской Равнины / Места Силы. Шаманские Экскурсы» — издания, в которое войдут все тексты автора, опубликованные на сайте Peremeny.ru с 2005 по 2013 гг. в его личной колонке.
Первый том содержит Места силы с Первого по Тридцатое. Полные версии текстов. Черно-белые иллюстрации (в основном авторские фотографии Олега Давыдова).
На сайте Ridero.ru Первый том «Мест Силы» как для скачивания в виде электронной книги (мгновенное скачивание в четырех разных форматах), так и для заказа по технологии Print-on-demand (то есть «печать по требованию» — книга будет качественно напечатана на прекрасной офсетной бумаге специально для вас и доставлена вам на указанный при оформлении заказа адрес примерно через неделю, доставка по всей России). Приобрести электронную и бумажную книги можно .
Второй Том , как и третий и четвёртый…
А чуть ниже – предисловие Глеба Давыдова к Первому тому «Мест Силы Русской Равнины».Читать дальше »
В одной из сцен романа «Идиот» князь Мышкин, размышляя о письмах Настасьи Филипповны, ставшей в юные годы жертвой опеки помещика Тоцкого (явная ассоциация с другой жертвой — девочкой из детства Достоевского), забывается тяжёлым сном, лёжа на кушетке: «…ему опять приснился тяжёлый сон, и опять приходила к нему та же «преступница». Она опять смотрела на него со сверкавшими слезами на длинных ресницах, опять звала его за собой, и опять он пробудился, как давеча, с мучением припоминая её лицо. Он хотел было пойти к ней тотчас же, но не мог…»
В этом сновидении присутствует устойчивый сюжет ночных кошмаров Достоевского, отражённый, в частности, и в «Сне смешного человека»: испытывая ужас («тяжёлый сон»), он видит страдающую девочку, взывающую о помощи, просыпается и пытается найти её.
За сценой сновидения следуют рефлексии самого Достоевского о странных и кошмарных снах: Читать дальше »
Интересно, что «программное» произведение Достоевского, в котором предельно сконцентрированы все главные мотивы его творчества, носит название «Сон смешного человека». Юрий Карякин был безусловно прав, когда отмечал: «В «Сне» — все основные идеи, темы, образы, все голоса основных героев Достоевского. Почти сплошь раскавыченные самоцитаты… «Сон» — как бы мозаика из всех прежних произведений Достоевского (и даже отчасти — из будущих)».
Визионерский рассказ посвящен самому мрачному вечеру смешного человека, раздавленного простой обыденной мыслью о том, что в нашем мире всем всё равно. Несуразный герой настолько раздавлен этой мыслью, что решает в этот вечер покончить с собой. Читать дальше »
Из аннотации к книге «Пять Гимнов Аруначале»: «Великий мудрец 20-го столетия Рамана Махарши написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Но этих подаренных им человечеству текстов вполне достаточно, чтобы направить ум и сердце к познанию непреходящей Истины, олицетворением которой был сам Рамана и олицетворением которой для Раманы был его Гуру — гора Аруначала, одно из земных воплощений Бога Шивы. Перевод поэм Раманы выполнен Глебом Давыдовым (Сидартом) с сохранением ритмической структуры оригинальных писаний Махарши».
Книгу уже можно приобрести в бумажном и электронном форматах , а вскоре она появится и в других интернет-магазинах.
СТИХИЙНАЯ ГИТА РАМАНЫ.
Предисловие от переводчика
Венкатараман Айяр, позднее ставший известным миру как Шри Рамана Махарши, родился 30 декабря 1879 года в семье брамина в селении Тиручули (Индия, штат Тамилнад). Он рос довольно обычным парнем, но в возрасте 16 лет с ним случилось нечто необъяснимое. Венкатараман внезапно почувствовал, что умирает. И тогда вместо того чтобы впасть в панику или попытаться что-либо предпринять, он просто решил посмотреть, что будет: лег на пол и стал наблюдать за тем, как смерть вступает в свои права. В какой-то момент ему стало очевидно, что тело и всё то, что он до сих пор считал собой, умирает, но сам он — остаётся. Случилось полное разотождествление со всем тем, что поддается наблюдению, и Рамана распознал, что Он — То, что за пределами всего, и не подвержен умиранию. Это спонтанное погружение в природу Реальности стало провозвестником того, что в будущем великий мудрец Рамана Махарши будет рекомендовать своим ученикам как практику самоисследования — верную дорогу к пребыванию единым целым со своим Истинным Я.
Вскоре после этого юный Венкатараман покинул дом и отправился в город Тируваннамалай — к древней индийской святыне, горе Аруначале, воплощению Шивы, Абсолюта (или — Естества, Истинного Я). Читать дальше »
Истинно визионерское творчество Карл Юнг сравнивал со сновидением: «Великое произведение искусства подобно сновидению, которое при всей своей наглядности никогда не истолковывает себя само и никогда не имеет однозначного толкования… Чтобы понять его смысл, нужно дать ему сформировать себя, как оно сформировало поэта. Тогда-то мы и поймем, что было его прапереживанием… Органически растущий труд есть судьба автора и определяет его психологию. Не Гёте делает «Фауста», но неким психическим компонентом «Фаустом» делается Гёте».
Парадоксальность последнего утверждения Юнга не вызвала бы у Достоевского ни малейшего удивления. Он мыслил схожим образом, когда писал: «Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется». Или: «…жизнь — целое искусство… жить значит сделать художественное произведение из самого себя».
В полной мере разделял Достоевский и убеждение в тождественности художественного творчества и способности видеть сны. Для Юнга главной предпосылкой для такого сравнения являлся бессознательный характер обоих процессов, обуславливающий их визионерскую косноязычность (неопределенность, противоречивость, метафоричность), понять которую, по Юнгу, можно лишь, вчитываясь в текст самого произведения (сновидения), а не отыскивая какие-то изъяны в личности их автора (как то делал Фрейд). Читать дальше »
Аристотель был первым мыслителем, приблизившимся к разгадке тайны психологии искусства. Его понятие «катарсиса» могло бы стать ключом к анализу эстетической реакции, если бы само не стало загадкой для последующих поколений философов и психологов, бьющихся над данной проблемой. В своей работе «Вдохновение и катарсис. Интерпретация «Поэтики» Аристотеля» Т. Бруниус привел широкий спектр всевозможных толкований аристотелевского понятия, отметив, в частности, что, если XV век дал около десятка таких интерпретаций, то прошлое столетие увеличило их количество до полутора тысяч.
В психологию понятие катарсиса ввел Иозеф Бройер, вводивший своих пациентов, больных истерией, в гипнотическое состояние, в котором те вспоминали о своих травматических переживаниях, что приводило к бурному излиянию чувств, после которого наступал душевный покой. Со времени экспериментов Бройера в психологии — будь то психоанализ Фрейда или школа Выготского — установилось представление о катарсисе как об эмоциональной разрядке, об очищении от аффектов. Читать дальше »
Ключ к творчеству Достоевского кроется в его словах о Некрасове:
«Это именно… было раненое в самом начале жизни сердце, и эта-то никогда не заживавшая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии его на всю жизнь».
В этом высказывании о другом авторе Достоевский в полной мере выразил собственную психологию творчества. Источником его «страстной, страдальческой поэзии» являлось его «уязвленное сердце», рана, нанесенная ему в самом начале его жизненного пути. Никогда не заживавшая и кровоточащая, она питала все его творчество. Ее кровью исполнено большинство текстов Достоевского, понять которые просто невозможно без сознания этого источника его вдохновений.
Как говорил тот же Ницше: «Пиши кровью, и ты узнаешь, что кровь есть дух. Нелегко понять чужую кровь…» Читать дальше »
Спустя полвека после смерти Достоевского характернейшая особенность его поэтики — его визионерское косноязычие, противоречивость и парадоксальность его письма — были осмыслены совершенно иначе. Свое классическое ныне исследование поэтики Достоевского Михаил Бахтин начал с очевидной констатации:
«При обозрении обширной литературы о Достоевском создается впечатление, что дело идет не об одном авторе-художнике, писавшем романы и повести, а о целом ряде философских выступлений нескольких авторов-мыслителей — Раскольникова, Мышкина, Ставрогина, Ивана Карамазова, Великого Инквизитора и др. Для литературно-критической мысли творчество Достоевского распалось на ряд самостоятельных и противоречащих друг другу философем, представленных его героями…
Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов, действительно является основною особенностью романов Достоевского».Читать дальше »
Что может быть общего у двух столь разных мыслителей, как Федор Михайлович Достоевский и Карл Густав Юнг? Если подходить к анализу их текстов предельно рационально, в контексте какого-нибудь «точного …ведения», — ничего общего. Совершенно различные судьбы, отразившиеся в абсолютно несхожих текстах.
И все же есть нечто, объединяющее страстного русского писателя и отстраненного швейцарского психолога, а именно — их образ творчества, сновидческий и визионерский, резко отличающий Достоевского и Юнга от основной массы их современников. Не будет большим преувеличением назвать Достоевского главным визионером XIX века, Юнга же — главным сновидцем века XX.
Визионерская общность их творчества в полной мере проявляется в отражениях образности Достоевского в «черном зеркале» аналитической психологии Юнга. Петербургский мастер создавал свои шедевры в доаналитическую эпоху. Цюрихский психиатр был малознаком с творчеством Достоевского. Поэтому ни о каком прямом влиянии одного на другого здесь не может быть и речи. Тем интереснее эта «игра теней». Читать дальше »
