Апатия, равнодушие, позитив становятся символами моего поколения, моей эпохи, окружающего меня мира и общества. Эти три вещи плотно врастают в головы моих сверстников и родителей, для них они становятся ничем иным как атрибутами свободы, заменяя морально устаревшие идеалы семидесятых: секс наркотики и рок-н-ролл. Да, каждое поколение разительно отличается от поколения своих отцов, и на смену либералам приходят реакционеры, так было и будет всегда. И для меня лично поколение семидесятников олицетворяет собой верх либерализма. Либерализма не политического, а душевного, либерализма куда более глубокого и достойного уважения. Но эпоха семидесятников уже уходит от нас семимильными шагами, и на смену ей приходит эпоха рожденных в девяностые, эпоха реакционеров. И идеалы этой эпохи вполне логично вытекают из ярких семидесятых, идеалы эти крайне нездоровые и странные. Апатия, равнодушие, позитив, а проще говоря, импотенция, ломка и тишина. (далее…)

Я пришел в белый клуб под названием “Джаз”.

Дамы в вечерних платьях, господа во фраках, кокотки в черных чулках – известная публика собралась здесь той ночью.

В огромном белом зале томился по неузнанному наваждению фонтан. Кто-то играл в карты. Под сводами зала разносился симфонический фанк.

У колонны я заметил фрика в цветастых одеждах: желто-черные квадраты отблесками извивались на его атласном халате. Голова его была столь же гладкой, как и колонна, к которой он прислонился. Сквозь щелочки глаз он направил на меня взгляд, показавшийся мне давно знакомым.

Я спросил его: “Что за странное место, клуб Джаз?”. И в этот самый момент заметил в отдалении другого фрика. Тот был одет в древне-римскую тогу и походил на императора Гая Калигулу.

“Раньше, — отвечал фрик, — этот клуб был местом для карнавалов. Но от тех далеких времен ничего почти не осталось, кроме нас троих. Кокотки поменяли свои одежды. Господа – это просто богатые светские люди. Они здесь отдыхают. Вон там, например, в углу, Лев Термен объясняет Джо Дассену как устроен терменвокс, а там Джеймс Джойс пьет шампанское с Мариной Владе. А нас осталось трое”.

Фрик в тоге, накинутой на голое тело, не отрываясь, смотрел в это время на меня – взгляд его был при этом весьма серьезен.

Кокотка в прозрачной шелковой юбке и чулках, таких же черных, как юбка и лиф, посылала вызов мужчинам, проходившим по ступенькам из соседнего зала.

“Почему здесь больше не делают карнавалы?” — спросил я у своего нетрадиционно одетого собеседника. Черно-желтый фрик ответил, атласом бросая на меня свет люстр: “Джаз теперь – казино, это более выгодно. Нас осталось лишь трое. Иди развлекись”.

Я прошелся по зале и решил посмотреть, что находится за обнаруженной мной незаметной дверью. За дверью оказалась узкая комната, похожая на коридор: стены были выложены белым кафелем, и по ним в ряд стояли три ванны. В них уже нежились все те же знакомые мне фрики вместе со сладкими кокотками (тело – сахар, рот – клубничное варенье, между ног – потоки меда), они занимались любовью – лениво сосали, лизали, ласкали друг друга. Я взял себе двух красивейших кокоток и залез с ними в третью, свободную еще ванну.

Одна из девушек, раздвинув ноги, села своей сладкой пиздой мне на язык и стала сосать мой высоко трепетавший член. Другая – лизала промежность, в то время как я, захватив ее ноги, притянул их к себе (она оказалась гибка) и лизал ее нежные стопы.

Так лизали, сосали, ласкали мы долго друг друга. Я проснулся от силы оргазма, охватившего их: их тела задрожали, и, в диком восторге, та, что сверху была, прислонила свое естество к моему лицу, вся прижалась, и, вскрикнув, обмякла. Другая же натянула себя на мой член и стала, крича и рыдая, скакать, как дикая сучка…

Сегодня день рождения Вильгельма Рихарда Вагнера, одного из немногих Родителей всего, что нас окружает. Он впервые озвучил открытия и войны XX века, он их оформил и сформировал их, штурмовав своими образами умы наиболее чувствительных современников — тех, которые только и могут творить реальность.

«Как человек до тех пор не освободится, пока не примет радостно узы, соединяющие его с Природой, так и искусство не станет свободным, пока у него не исчезнут причины стыдиться связи с жизнью«, — утверждал он (в первую очередь он был поэтом).

Над ним смеялись, его ненавидели, боялись и презирали. Его музыку называли шумом и безвкусицей. Но какое Вагнеру, слышавшему Дух Времени, было дело до этих глупцов?

Те, кто считает его просто композитором (пусть даже и великим композитором) совсем далеки от правды. Как высказался Томас Манн в «Докторе Фаустусе» (вложив эти слова в уста одного из персонажей), музыка «как бы провозглашает себя подобием космоса, ибо первоосновы музыки, можно сказать, тождественны первейшим и простейшим столпам мироздания — параллель, которую умно использовал художник-философ недавнего прошлого (Кречмар и здесь имел в виду Вагнера), отождествивший в своем космогоническом мифе «Кольцо Нибелунгов» первоосновы музыки с первоосновами мироздания. У него начало вещей имеет свою музыку. Это музыка начала и в то же время начало музыки. Трезвучие в ми-бемоль-мажоре быстроструйных рейнских вод, семь простейших аккордов. Из них, словно из циклопических квадров и первозданных глыб, строится замок богов. Остроумно и величаво слил он миф музыки с мифом мироздания тем, что музыку приковал к вещам, а вещи заставил выражать себя в музыке, создал аппарат чувственной симультанности, великолепный и полный значения, хотя, может быть, слишком рассудочный сравнительно со стихийными откровениями в искусстве чистых музыкантов, Бетховена и Баха, например, в прелюдии из виолончельной сюиты последнего, тоже выдержанной в ми-бемоль-мажор и построенной на простейших трезвучиях».

О том, как Вагнер оказывал воздействие на историю человечества и творил современность через свою музыку, читаем у Музиля в «Человеке без свойств» («Время от времени до них доносилась волна наугад взбаламученных звуков. Ульрих знал, что она неделями отказывала в близости Вальтеру, если он играл Вагнера. Тем не менее он играл Вагнера; с нечистой совестью; словно это был мальчишеский порок». и далее: «как только он запирался, все чаще доносились звуки Вагнера, то есть музыки, которую он в прежние годы учил Клариссу презирать как типичный образец мещански-вычурного, упадочнического времени, но перед которой теперь сам не мог устоять, как перед крепким, горячим, пьянящим зельем.»).

Вагнеру сегодня 196 лет.

Ссылки:

1. А. Лиштанберже. Книга о Вагнере «Рихард Вагнер как поэт и мыслитель».
2. Роман Томасса Манна «Доктор Фаустус. Жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом»
3. Фридрих Ницше «Казус Вагнер».
4. Роберт Музиль «Человек без свойств».

Однажды, когда мне было лет шесть и я гулял во дворе у себя перед домом, два парня на пару лет постарше меня решили испытать мое терпение. Они взяли меня на понт: мы поспорили о том, смогу ли я терпеть боль. И вот один из них стал держать меня за руки сзади, а другой — кулаком со всей дури бить меня по зубам, по щеке, наотмашь.

После первого удара – я молчал. Второй удар – я не проронил ни звука. Их, похоже, это только подзадорило – третий удар был гораздо сильнее. Мне было больно, но я терпел. Я не плакал. И считал, что испытан уже достаточно – я вытерпел три довольно сильных удара!

Я попытался вывернуться, но меня держали очень сильно. Четвертый удар заставил меня взвыть. Не от боли, а от обиды… Ведь я терпел — а они продолжали! Я орал и плакал от обиды и оттого, что ничего не могу сделать, ситуация мне не подчинялась…

Уроды испугались моего душераздирающего крика и быстро убежали… Я жаждал отмщения, но их уже и след простыл. С тех пор я знаю, что не нужно ничего терпеть слишком долго.

Следует всегда отвечать ударом на удар так скоро, как только можно.

На dirty.ru обнаружил ссылку на историю четы Юсуповых (Феликса, того самого, который убил Гришку Распутина, и Ирины) после их эмиграции во Францию. Оказывается, там им пришлось весьма несладко первое время… Чтобы жить на уровне, они вынуждены были за бесценок распродавать коллекцию своих драгоценностей, которые умудрились вывезти из революционной России… А потом они создали собственный модельный дом, моделями в котором были бежавшие в Париж российские аристократки — княжны и графини, что произвело сенсацию среди состоятельных французов и сделало Юсуповым новое состояние.

Но «дальше была Великая депрессия.
У Юсуповых было много клиентов в США, там же находилась и значительная часть их сбережений. Они потеряли и богатую клиентуру, и свои деньги».

Очень интересная и в некотором роде злободневная история, много фотографий, вот полностью.

Так как двери в электричках автоматические и весьма трудно проконтролировать их действие, они по собственным причинам не закрылись. Поезд продолжал свой путь с открытой дверью. Стоя у обнаженного пространства, поверьте, было красивым, или, если хотите, необычным созерцать почти загородные пейзажи с вкраплениями железнодорожных путей, проходящих поверх неплохих по глубине оврагов.

«Пусть я буду бедным, но зато я буду богатым духовно. — думал я. — Человек должен стремиться к совершенству. Все попробовать невозможно. Аксессуаров жизни слишком много. Но понять себя, ощутить свой собственный смысл – это высшее наслаждение, без которого скучно жить».

Мои чувства, наверное, представляют собой тоннель. Тоннель – это вся система в целом. Существуют станции, на которых я появляюсь, держа в руках или… Неважно. Главное, что провод это и есть то или иное чувство.
Пишу тебе, Алекс, опять из прошлого. Ты знаешь, что я жду от тебя действий, но сам пока нахожусь в состоянии проматывания времени. Ты посмотри на меня, я не могу заняться делом. Единственное, что я делаю путного, это то, что я пишу сейчас. Мой интеллект бездействует, он не направлен никуда. И только мелочи, пожирающие все, что во мне есть прекрасного, существуют, давая результаты. Смотри… Читай…
Вдумайся в себя в прошлом, таким ты не должен быть, стань, наконец-таки, идеалом для меня. Я верю в тебя, я могу расплакаться, но эмоций слишком мало для этого. До свидания. Я начинаю новую жизнь.

По реке плывут бревна с голубыми лентами. Вчера для Ольги погасло солнце. Я вижу слезы. Вот капля скатилась по щеке, Ольга вытирает слезу рукой. Сперва ушел… потом радуга души, а после сон топтался где-то рядом, боясь черной травы, обвивающей голову Ивы-Ольги, не худа она, но грациозна.
Идущий по мысли высокой, и видящий свет, эту выдоха мысль солил, что странно. Следующую яму не стали переходить, оба перепрыгнули в миг и оказались у мысли снова. Ольге приснился сон: дорога, по которой идет зеленый человек с яблоней в руке и лопатой.
Иглу не заметит и наступит, а боль оставляет свой след, забывает со временем камней, но вспомним, болит опять рана.

Сегодня утром, продрав глаза, я окинул мутным взором полузатемненное пространство своей комнаты на отшибе мегаполиса. Прислушался к гудкам автомобилей. Сфокусировался на окне: мутное серое небо. И внезапно понял, в чем настоящая драма кино-сериала «Терминатор», в которой вот-вот выйдет четвертая серия — «Тerminator Salvation». Драма, товарищи, в том, что всех терминаторов в прошлое посылал никто иной, как сам Джон Коннор, человек с большими планами.

Да-да. Джон не был идиотом. Он рос талантливым хакером и военно-статегическим гением (спасибо генам папы!), и когда вырастет, хотел одного: покорить мир. (далее…)

Верю ли я в это? Трудно сказать. Сначала, когда я наткнулся на этот сайт и прочитал несколько фрагментов из разных текстов, мне показалось, что это совершеннейшая чушь. Собачья, как говорится… Но вчитавшись, вдумавшись, погружаясь в тему, я понял, что не может быть это абсолютной чушью. Слишком много разных источников, слишком авторитетные и очевидно здоровые люди свидетельствуют в пользу того, что все факты верны.
Речь идет вот о чем:

В 1873 г началось исследование немцами Антарктиды. Позже, псле прихода к власти партии НСДАП во главе с А. Гитлером, интерес к Антарктиде появился уже на политическом уровне, как к материку, не имевшему определенной государственной принадлежности. Весь материк (или его часть), рассматривался как новая территория Третьего Рейха, с возможностью государственного закрепления.
Возникла идея гражданской экспедиции (с гос. поддержкой и сотрудничеством компании Lufthansa) в Антарктиду. Экспедиция должна была исследовать определенную часть материка, с последующим заявлением ее германской принадлежности.
Для экспедиции был отобран корабль «Schwabenland», использовавшийся с 1934 г. для трансатлантических почтовых перевозок.
Самым интересным открытием экспедиции стало обнаружение небольших областей, свободных от льда, с малыми озерами и растительностью. Геологи экспедиции предположили, что это является следствием действия подземных горячих источников.

В середине февраля 1939, Schwabenland оставил Антарктиду. За два месяца обратного пути капитан экспедиции Ритшер систематизировал результаты исследований, карты и фотографии.
Ход последующих немецких исследований Антарктиды и создания там базы весьма нечеток. Вероятно, он скрыт не только под грифом «Geheim», но и «Совершенно секретно», и «Top secret».
Продолжая дальнейшие исследования «теплой» зоны Антарктиды, немецкие ученые открыли систему пещер с теплым воздухом. «Мои подводники обнаружили настоящий земной рай» — сказал тогда Дениц. В 1943 г. он заявил: «Германский подводный флот гордится тем, что на другом конце света создал для фюрера неприступную крепость».

В течение 4-5 лет немцы проводили тщательно скрываемую работу по созданию в Антарктиде базы под кодовым названием «База-211». На полярный материк постоянно отправлялось горнопроходческое оборудование и другая техника, в том числе рельсовые дороги, вагонетки и огромные фрезы для проходки туннелей.

Принципиальных препятствий для создания подобной подземной базы не было. Многие крупнейшие заводы, например завод в горе Нордхаузен, заводы Юнкерса, были размещены под землей в проложенных тоннелях и штольнях. Подобные заводы успешно выдерживали любые бомбардировки и прекращали работу обычно только при приближении сухопутных сил противника.

C 1942 г. на Базу-211 переброшены тысячи узников концлагерей в качестве рабочей силы, а также обслуживающий персонал, ученые и члены гитлерюгенда — генофонд будущей «чистой» расы. Вероятно были созданы солидные запасы продовольствия и боеприпасов для длительного автономного функционирования или на случай возможной осады.

После капитуляции База-211 начала самостоятельное существование. Возможность нормального функционирования Базы-211 обеспечивалось еще и тем, что о ней пока просто не знали и особо не интересовались, увлекшись дележом ракетно-реактивного наследия Рейха и Холодной войной.

База-211 стала необитаемой в 1961 г. Так считается. Но тут начинается самое интересное… (далее…)

Дата проведения: 26 марта — 3 мая 2009
Адрес: Московский музей современного искусства, Ермолаевский переулок, 17
Открытие: 25 марта в 19:00

Виктор Алимпиев, Мариан Жунин
Ода, 2002
одноканальное видео

Проект «История российского видеоарта. Том 1, 2, 3» это своего рода выставка-ликбез. Рассказ о том, как зарождалось видеоискусство в СССР, как развивалось оно на сломе эпох и государств и в каком состоянии пребывает сейчас… Это история видеоарта с самых первых дней его появления в 80-х и до нашего времени. По мнению организаторов проекта, «видео более других художественных средств позволяет получить бескомпромиссный образ художника того ключевого периода, когда советские времена сменялись постсоветскими. Видео было новым настолько же, насколько новостью для широкой публики оказалось современное искусство в целом. У видео не было традиции ни бороться, ни соглашаться. Это была территория чистого эксперимента».

Владислав Мамышев-Монро
Новое пиратское телевидение, 2004
одноканальное видео

Проект поделен на три части (три тома). Каждый том — отдельная выставка. «Том 1» уже прошел. В январе 2007 года. Это был экскурс по самым первым годам существования в России видео как художественной практики (1985-1999). Вторая экспозиция, которая состоится с 26 марта по 3 мая 2009 года — будет посвящена периоду российского зрелости видеоарта (1995-2005). На третьей выставке, запланированной на весну 2010 года, зритель будет иметь дело с новейшей историей предмета (2000-2010).

(далее…)

12 мая — 31 мая. 2009 года
Фотогалерея имени братьев Люмьер представляет персональную выставку Валерия Генде-Роте.

Писатели и читатели.1960-е

Валерий Генде-Роте – культовая фигура советской фотожурналистики. Время 1960-х – новый поворот в советском фотоискусстве, когда фоторепортаж обретает второе дыхание в лице молодых мастеров и занимает одно из ведущих мест в искусстве фотографии. Генде-Роте по праву считается одним из самых талантливых фотографов своей эпохи. Ярый приверженец репортажного метода съемки, он не признавал инсценирования человеческих чувств и жанровых сцен. Эмоции, зафиксированные на фотографии, должны быть подлинными — для него всегда было важно передать не поддельные человеческие эмоции.

Софи Лорен 1965

В.Клиберн с Белкой и Стрелкой.

www.lumiere.ru

Окна поезда, несущегося вдаль — это часть меня. Я могу быть внутри них. Человек, смотрящий на меня через стекло, пропускает меня сквозь него.

Мне нравится отлучаться от солнца, я его луч, потому что во мне часть солнца: его тепло и холод, его свет и тьма. Это не маразм, это часть мира. Возможно, скоро она исчезнет, но не в этом смысл. Давно, недавно, или наоборот… Я еду поезде потому, что он может раскрыть свою пасть и впустить меня. Я не один здесь. Но думаю об этом именно так только я, и даже мое отражение в окнах не делает этого в точности, как я. Сбивая логику, можно породить новую культуру. Логика бессмысленна, потому что имеет смыел, но пытается его найти. Пусть поймет каждый сам.

Наличие чего-то в большом количестве доказывает неоправданность количества – если этого много, оно бесполезно. Одна поправка может, впрочем, разрушить идею абсурда. Но абсурд становится логикой, т.к. это все форма, форма есть содержание содержимого в форме. Хорошее одно. Плохое одно. А если этого много, то это необязательно. Чем меньше, тем разумнее количество. Но масса этого не хочет, так как сила примитива является началом массы и многочисленности, а значит, не держится все, что дальше, пытаясь сделать подобное, называет себя двойкой… или тройкой и т. д. Уникальность возможна, но она, став уникальной, теряет привлекательность — так было всегда, так есть и будет. Это все необходимо, это банально, но банальность — это главная черта, вокруг которой строится или развивается все остальное. Человек, задумавшийся о банальности, хочет быть единицей, но не может стать ей, т.к. он — человек. Все действия, направленные куда-либо, приводят в исходную точку. Так человек, живший для того, чтобы построить дом, умирая, превращается в прах, разлагается, отдает все живое в нем в пищу другим живым организмам.

Меня никогда не поражал тот факт, что меня ничто не поражает.
И почему-то меня называли за это придурком или тормозом.
Но ведь я-то понимал, что я всех их поражаю своей поразительностью.
В итоге своих собственных умозаключений я понял, что мне нужно делать.
Сперва я попробовал поразить сам себя.
К счастью, ничего у меня не вышло, но это нисколько не повлияло на меня. Однажды я взял ружье и выстрелил из него.

— Ну и что теперь? — спросил я сам у себя.

— Ты мудак, — сказала мне мать после моих похорон, смотря на фотографию моего отца.

Я лежал в гробу, мне было все равно, где лежать, и в этом я не находил ничего поразительного.

Шли годы, а я все оставался таким же придурком или тормозом.
После моей смерти обо мне говорили, что я поразительный человек.
Когда я понял, что обо мне вспоминают, я умозаключил, что действительно я придурок и тормоз, потому что покончил с собой, и так и не поразил себя так, как поражал других.
После этого меня забыли.

Это произошло несколько лет назад, в последних числах октября. Заморозки уже три дня беспокоили людей. Все люди, выходя на улицу, мысленно говорили: «Ужас». Хотя не всех посещала эта мысль.

Платформа пригородных поездов. Холодно. Все будущие пассажиры грустили и ничем не отличались друг от друга. Однообразная серая масса дышала и печалилась, медленно заполняя всю платформу. Но вот из перехода вышла девушка в ярко красном пальто, и, быстро преодолев все трудности большого скопления людей, наконец-таки нашла себе островок, еще не занятый однообразной толпой. Легкая улыбка касалась ее губ, и на лице можно было прочесть полнейшее счастье.

В это время с другой стороны платформы шел молодой человек, сразу можно было сказать, что он не в печали о прожитой жизни. Если бы в это время кто-нибудь взглянул на платформу сверху, то сразу бы выделил этих людей из всех. Как сделал это я.

Он остановился недалеко от нее.

Через некоторое время их взгляды встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Они говорили друг с другом. Все люди уехали. Стоя вдвоем на платформе, они говорили обо всем, что волновало их души. У обоих героев сложилось впечатление, что они знают друг друга как минимум десять лет. Так зародилась… Впрочем, как хотите.